Читать онлайн «Постэпидемия». Страница 14

Россия, Китай, Иран, Куба, другие омерзительные фашистские диктатуры вышли из пандемии гораздо более мощными и сосредоточенными, чем были раньше. Запад, увы, оказался в глубоком нокдауне, и русским удалось коварно ввести на Восточное побережье свои оккупационные войска под видом медицинских сил. Разумеется, они мотивировали это заботой о ближнем и прочей аналогичной хренью; мерзкие двуличные скоты, враньё для которых давно стало второй натурой.

Чарли хорошо понимал, почему вышло именно так. Те же приборы для насильственного дыхания, которых так не хватало в Штатах и которые якобы безвозмездно передали русские — да потому и не хватало, что в великом Городе на холме за всю его славную историю никогда никого ни к чему не принуждали, даже дышать. Русские же за сотни лет своей позорной истории на генетическом уровне впитали любовь к рабству, и им такое насилие над личностью жутким, как американцам, не казалось.

Но Чарли вырос ещё до прихода во власть русского агента Трампа, в эпоху правдивых новостей президента Обамы, и прекрасно знал цену поклонникам деспотии, круглогодично живущим в своей ледяной Сибири и выбирающимся оттуда, только чтобы поработить очередную Грузию, Украину или там Лимпопо.

Эти уроды фальсифицировали даже результаты зимней олимпиады в Сочи, которой добились путём грандиозных взяток и шантажа МОК — правда, их вовремя схватили за руку, отменили все результаты их фальшивой олимпиады и в наказание за государственную систему спортивного обмана запретили им участвовать в следующих олимпиадах: сначала светиться под своим омерзительным кровавым флагом, а потом вообще присутствовать на соревнованиях сроком на четыре года. Чарли никогда не смотрел олимпиады, но мнение своё о них, как подобает настоящему американцу, имел.

Достаточно было одного взгляда на сестёр Уильямс, чтобы понять, как должен выглядеть чистый атлет, выросший на смузи и гамбургерах — в то время как на коммунистическую Шарапову, живущую исключительно на ужасающем допинге вроде мельдония, смотреть был невозможно без слёз: костлявая и немощная дурочка. Комми двулично называли это “женственная”, как будто Чарли не знал, как должна выглядеть настоящая женщина — бодипозитивной, мужеподобной и малопривлекательной, появляющейся на улице как ей удобно, неухоженной и непричёсанной, в растянутой футболке и трениках, а не прихорашивающейся позорно в угоду мужешовинистическим свиньям, как Шарапова.

Кстати, к вопросу о сёстрах Уильямс: русские недочеловеки были настоящими расистами — во всяком случае, чернокожих на улицах их городов всегда было очень мало. Чарли не знал точно, хотя и понимал, что коммунисты запугивают чёрных людей и запрещают им появляться на улицах; в любом случае их было слишком мало по сравнению с американскими городами, и это было ненормально. Такая же вопиющая ненормальность существовала и в отношении представителей ЛГБТ, которые не могли поцеловаться на улице без риска быть забитыми насмерть случайными прохожими. Жестокие пьяные русские подавляли любые меньшинства, до каких только могли дотянуться.

Мэнсон стиснул зубы. Всё началось в разгар эпидемии коронавируса, когда Россия вдруг уронила цену нефти, чтобы навредить Штатам и союзной Саудовской Аравии. Конгресс за это ввёл против неё головокружительные санкции, но было уже слишком, слишком поздно.

Чарли, правда, помнил прежние аналитические статьи в местных СМИ, в которых утверждалось, что дешёвая нефть очень полезна для Америки, а проклятую бензоколонку с ракетами, прикидывающуюся страной, она разорит в считанные недели, потому что бюджет этой самой бензоколонки на 95 % состоит из нефтяных доходов. Однако российские власти в тайне от всех, пользуясь закрытым характером своего государства от пристального взгляда демократических журналистов, смог развить и другие сферы экономики и сгладить удар. К тому же, Путин настолько ненавидел любую свободу и демократию, что легко мог пожертвовать собственными гражданами, безмолвными и запуганными, только чтобы немного сделать больно великим Соединённым Штатам.

И вот к чему эта самоубийственная атака привела в итоге. Коллапс мировой экономики, страшный удар по экономике Штатов, и — проклятые комми, душители свободы и ненавистники демократии, кривляющиеся в медицинских халатах на Восточном побережье. Красный рассвет.

Мэнсон всей душой ненавидел этих жалких тоталитаристов. Но теперь они наконец поймут, что такое слёзы и боль.

Музыка из глубины Бродвея приближалась. Коллаборанты двигались шествием, посвящённым Четвёртому июля, и в их колоннах шли русские военные медики — первый праздник на территории Америки за последний год без жуткого бледного призрака пандемии, нависающего над толпой. Парад сопровождали приплясывающие девушки с жезлами, весёлые оркестранты, клоуны и огромные цветочные композиции на специальных грузовиках. Этих кретинов придётся жечь тоже, когда парад выйдет на Таймс-сквер, хоть они и американцы — но ведь нельзя принимать помощь у врага. Многим это послужит уроком. Многим это…

Чарли внезапно встрепенулся, уловив какой-то посторонний звук в глубине здания. Однако не успел даже шевельнуться, как крепкие руки молниеносно взяли его горло в стальной захват. Он сумел различить лишь силуэты русских солдат, молча и безжалостно расправившихся с его друзьями — Джо безмолвно обвис у них на руках, так же, как и Чарли, понимая бессмысленность сопротивления, Бифф ещё пытался оказать отпор, но против взрослых подготовленных бойцов это было нелепо.

Чарли закрыл глаза. Ну, вот и они, легендарные “зелёные человечки”, которые были десантированы с подводных лодок в Крыму и за считанные часы оккупировали этот исконный украинский полуостров, присоединив его к России.

Вот и всё. Концерт окончен. Теперь русские их расстреляют, и это ещё в лучшем случае. Памятуя о скандале в тюрьме Гуантанамо, можно было предположить, что неудавшихся диверсантов сначала подвергнут аналогичным пыткам и издевательствам. Раз уж в сердце демократии может происходить такое, то для русских тоталитаристов это вообще наверняка суровые будни.

Шествие Четвёртого июля играло, гудело и трещало под окнами, когда троих ребят Команданте аккуратно, но беспощадно спускали по лестнице.

Военный дознаватель русским определённо не был. Может быть, украинец, может быть, польские корни — уж больно спокойно он смотрел на Чарли, безо всякой вражды и ненависти, генетически свойственной русским недочеловекам, мерзким расистам и гомофобам, которые обычно истерично расчеловечивают любого несогласного.

— Идиот, — печально сказал следователь. — Малолетний идиот…

Слово “идиот” Чарли понял — по-русски оно звучало примерно так же, как и по-английски. Ну, вот, унижения начались.

На столе у дознавателя сидел обаятельный плюшевый мишка. И следующий час, пока этот серый советский чиновник старательно колол Чарли, а тот односложно отвечал только на простейшие вопросы, стараясь даже словом не намекнуть на существование Команданте, Мэнсон адресовал все свои ответы мишке — символу домашнего уюта, более чем странному в этих жутких интерьерах.

Чарли не били и не унижали, хотя он уже вполне был готов к такому. Напротив, когда его собирались сопроводить обратно в камеру, дознаватель, не раз и не два перехвативший угрюмый взгляд допрашиваемого, вдруг снял со стола плюшевую игрушку и сунул ее Мэнсону:

— На, пацан. Тебе нужнее. Пригодится.

Чарли провёл в камере почти сутки, зажав в руке мишку, готовый к пыткам и всевозможным надругательствам. Изредка его выводили на бесчеловечные допросы — русские называли это жутким словом “беседа”. Насколько Мэнсон понял из приглушённых обмолвок дознавателя, общавшегося со своим переводчиком, местным прихвостнем, молчал о Команданте он один — из Джо Хилла и образцового патриота Биффа Таннена информация лилась рекой. Впрочем, всё это могло быть лишь коварными русскими приёмами и подходцами, чтобы заставить Чарли говорить.

Когда арестованного снова пригласили в кабинет к следователю, Чарли, так и не дождавшийся пыток, обнаружил тут папу. Это было настолько неожиданно, это была встреча из настолько другой, мирной жизни, что Мэнсон-младший не сумел удержать горячих слёз облегчения. Папа точно не позволит его пытать, каким бы коллаборационистом ни был. Умрёт, но пытать не позволит.