Читать онлайн «Тайна 21 июня 1941». Страница 35

Я хочу особо обратить ваше внимание на эти слова Жукова. Дело в том, что именно они легли в основание наших с вами представлений о тех событиях. Именно они явились основой общепринятых исторических знаний о начале войны, на которых строятся все практически изыскания на эту тему.

Что же мы с вами видим в изложенном?

Коротко отмечу наиболее важные моменты.

Вечером 21 июня Жукову звонит Пуркаев. Докладывает о перебежчике. Жуков звонит Сталину. Тот приказывает приехать. Едут трое — Тимошенко, Жуков и Ватутин. По дороге все трое договариваются о том, чтобы во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

Прибыли. Доложили. Сталин приказывает дать ему текст директивы. Жуков даёт ему тот, что привёз с собой. Сталину он не нравится. Жуков готовит новый текст, совсем короткий. Сталин согласен. Ватутин едет в Генштаб один, чтобы срочно отправить директиву в войска. Жуков здесь же отмечает, что «Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота».

Тимошенко и Жуков на некоторое время ещё остаются у Сталина, потом он отпускает и их. Они едут в наркомат. Приезжают.

Примерно в 24 часа Жукову звонит Кирпонос и сообщает о новом перебежчике.

В 00 часов 30 минут Жуков звонит Сталину и сообщает о втором перебежчике. Сталин спрашивает, отправлена ли директива? Жуков отвечает — да, отправлена.

Кажется, ничего не упустил.

Итак, вы вышли из сталинского кабинета.

Но не торопитесь почувствовать облегчение или торжество. Потому что с момента, когда за вами закрылась дверь, для вас наступил момент истины.

Получено не просто принципиальное согласие Сталина на приведение в боевую готовность войск приграничных военных округов. Создан одобренный им документ, та самая Директива номер один, которую необходимо передать немедленно в войска.

В связи с этим у меня к вам имеется очень важный вопрос.

Всего один.

Как вы себя поведёте, добившись наконец давно и нестерпимо желаемого?

Это, предупреждаю, не праздный интерес. Ответ на этот вопрос на самом деле необыкновенно важен для понимания сути происходившего тогда.

Поэтому, не спешите с ответом. Время на этот ответ у вас ещё будет.

А пока вы обдумываете, как именно вы повели бы себя на месте Жукова, давайте всю эту ситуацию рассмотрим со стороны.

Я приглашаю внимательно присмотреться к описанию происходящего в изложении маршала Жукова. Предупреждаю, что смотреть надо очень тщательно, не упуская даже малейших оттенков.

Итак.

Ватутин уезжает из Кремля в Генштаб для скорейшей отправки в войска давно вожделенной военными директивы о возможном германском нападении.

Через некоторое время выходят из сталинского кабинета Тимошенко и Жуков. Далее Жуков описывает свои размышления в машине, едущей по ночной Москве. О том, что не всё сделано. И, хотя уломать Сталина всё же удалось, но директива может просто не успеть попасть в войска.

Это, повторю, следует из описания им своих мыслей в машине. Я почему делаю на этом упор? Потому что фраза «…Доехали мы с С.К.Тимошенко до подъезда наркомата молча…» прозвучит после этих его размышлений.

Таким именно образом выстроил Жуков описание этого драматичнейшего эпизода в советской истории.

Именно так.

Именно, пока он и Тимошенко едут в машине, «…Директива, которую В ТОТ МОМЕНТ (выделено мной — В.Ч.) передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом…»

Это, заметим, уже второе упоминание о том, что директива была передана сразу же, как только было дано согласие Сталина.

Обратите внимание на такой вот литературный нюанс.

Вернёмся на шаг назад. Вот все они ещё находятся в кабинете Сталина.

«…С этой директивой Н.Ф.Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота…»

И лишь после этих слов маршал Жуков описывает, что они выходят от Сталина и едут в наркомат. Переживая в машине то, что директива может запоздать.

Этими словами Жуков прямо связывает факт передачи директивы с Ватутиным. И то, что здесь же (они ещё не вышли от Сталина) окончательно говорится о том, когда именно она была окончательно передана, отделяет как бы Жукова и Тимошенко от дальнейшей судьбы этого документа. Я согласен, что это неочевидный, чисто литературно обозначенный вывод. Но ощущение от прочитанного остаётся именно таким.

Думаю, что не ошибусь, если предположу, что именно такого впечатления добивался тот, кто и применил этот приём.

Возвращаемся в машину, летящую сейчас по ночной Москве в Наркомат обороны. И добавим сюда размышления Жукова о том, что передаваемая В ТОТ МОМЕНТ директива может не успеть…

Иными словами, мы с вами видим в изображении Жукова следующую картину. Военное руководство сделало всё, что от них зависело. Директива (не по их вине) была утверждена Сталиным СЛИШКОМ ПОЗДНО. И, хотя, пока они едут в машине в наркомат, директива передаётся уже в войска, она может запоздать.

Перечитайте этот эпизод.

Я думаю, что нигде ничего не сказал сверх того, что сказал маршал Жуков.

Дальнейшее известно.

Я открываю первый том сборника «Приказы народного комиссара обороны СССР (1937–1945)»  [6] и читаю документ номер 121. Эта та самая директива, текст которой привёл в своих воспоминаниях маршал Жуков.

Читаю скорбные слова, приведённые в примечаниях к ней.

Кстати, вот вам одно из многих подтверждений того, что жуковское описание этих событий является краеугольным основанием исторических знаний о начале войны.

Но вернёмся к изложению маршала Жукова.

Есть в нём одна странность, трудноуловимая на первый взгляд.

Достаточно подробно рассказывая о событиях того судьбоносного вечера, он нигде не упоминает о времени, когда они происходили. О времени в самом примитивном понимании этого слова. О часах и минутах.

Описание вечерних и ночных событий 21 июня 1941 года он начинает со звонка генерала Пуркаева. То есть, с этого звонка пошёл в его изложении отсчёт неумолимо надвигавшихся событий.

Логично было бы ожидать от него указания на время, когда позвонил ему Пуркаев. Особенно учитывая, что рассказ ведёт военный человек, хорошо понимающий цену точного знания времени события. К тому же, говоря о факте, с которого он и начинает свой рассказ.

Вот ведь, звонок Кирпоноса о втором перебежчике он обозначил по времени относительно точно — около 24 часов. И свой последующий звонок Сталину в 00.30, он назвал тоже точно.

Но помилуйте. Время, названное им, относится к событиям более поздним, не имевшим уже отношения к самому главному, ко времени принятия решения о направлении в войска директивы. Иными словами, для событий достаточно второстепенных он время указывает. Для событий наиважнейших слов о времени у него не находится.

Вот смотрите.

Ему звонит генерал Пуркаев.

Когда?

Жуков пишет: «вечером 21 июня».

Однако, вечер, это может быть — 17 часов. Это может быть — 23 часа.

Так когда?

Молчание.

Обычная невнимательность автора?

Но автор — человек военный и понимает, повторю, цену точного знания времени события…

Ну, хорошо. Давайте допустим, что это я так злопыхательски придираюсь к автору мемуаров.

Читаем дальше. Жуков звонит Сталину. Сталин велит приехать через 45 минут.