Читать онлайн «Азия на халяву (Азиатская часть СССР, 1986-97 гг)». Страница 15

Из управления заповедника открывался вид на широченную пойму реки Вахш, заросшую тополем-турангой, серебристым лохом, облепихой и тростником. Над долиной висели в тумане желтые полушария холмов Актау. Пейзаж из "Улитки на склоне" Стругацких.

Взяв у работавшего в управлении знакомого надувной матрас, арбуз и три дыни сорта "вахшская красномясая" с повышенным содержанием сахара, я спустился по усыпанной звериными следами белой песчаной дороге в лес, дошел до одного из рукавов реки, спустил матрас на воду и отправился в плавание.

Болотистые берега медленно ползли мимо. Стройные белые цапли, колпицы с клювами в форме щипцов для торта и прочие экзотические птицы бродили в заводях, фазаны с криком взлетали над тростниками. К вечеру из леса стали выходить бухарские олени. Помахивая ушами, они интеллигентно, без единого всплеска пили воду, потом, заметив приближавшийся матрас, пару секунд хлопали на меня глазами из-под кроны рогов и длинными скачками уносились прочь. Один раз встретилась семья шакалов. Взрослая самка, прочесывая кусты, выгоняла из них ушастых зайчиков-толаев. Щенята-подростки бросались в погоню, но быстро отставали от зайца, летящего через кусты, словно с силой брошенный теннисный мяч.

Увлекшись наблюдением за шакалятами, я отошел далеко от реки и не заметил, как стемнело. По узкой дорожке в тростниках вернулся к берегу... но где же матрас? Я водил фонарем по черной глади воды, но не видел ничего, кроме лягушек. В этот момент сразу несколько сотен комаров с воем и писком спикировали на меня, а следом ринулись в атаку и основные силы "воздушного противника". Положение становилось критическим. Но тут вышла из-за гор луна, и на фоне серебристой полоски дальних тростников стал ясно виден угнанный ветром матрас. Мелкие рыбешки едва не защекотали меня, пока я с фонариком в зубах плыл через заводь.

Но вскоре я уже спал на теплой резине, обняв дыню, под вой шакалов на берегу.

Утром я выпустил воздух из матраса, съел дыню и зашагал на восток. Болотистая пойма сменилась бурым глинистым плато, почти безжизненным. По сорокоградусной жаре плелся я к дальнему шоссе, с тоской вспоминая холодный ветер Памира.

Добравшись до управления, вернул владельцу матрас, очистил от плодов небольшое миндальное деревце, поужинал на очередной свадьбе и на рассвете двинулся на попутках дальше на юг.

Забытые богом пограничные поселки, поросшие защитно-зеленой фисташкой розоватые хребтики, и вот очередной грузовик въезжает в Куляб. Через год этот город прославился как столица таджикского экстремизма и мафии, а тогда был лишь тихим областным центром на самой глухой окраине Империи. Еще пять минут - и я уже сижу в тени чинары под стеной базара, мучительно думая, с чего начать: с помидоров, дыни или персиков.

Из города я съездил на хребет Хозратишох, где винторогие козлы млели от жары среди горячих осыпающихся скал, и на знаменитую гору Ходжа-Муймин, состоящую из каменной соли. Вся поверхность горы - нагромождение гигантских "грибов", игл, башен, воронок и других необычных форм. Вглубь соляных пластов уходят пещеры, которые можно издали найти по звону ветра в сплетениях тонких белых сталактитов.

Гора очень сильно нагревается на солнце, и, когда я спустился на залитое расплавленным асфальтом шоссе, дальнейшие планы сомнений не вызывали: скорее в горы!

Долгая тряска на грузовике по пыльным дорогам, мимо красно-желтых берегов Нурекского водохранилища и зеленых склонов Дарваза, и снова я в Душанбе. После пяти дней шатания по рассыпающимся в пыль от зноя равнинам и холмам Таджикской низменности не было даже желания идти на базар. Насилу заставил себя съесть одну дыню и десяток персиков.

Переночевав на скамейке возле аэропорта, я наутро вступил в бой за билет до Хорога. Жители горных поселков мало знакомы с таким достижением цивилизации, как очередь. Даже если в кассе имеется двадцать билетов на десять желающих улететь, все равно возникнет давка с криками и травмами. Но обычно людей в несколько раз больше, чем билетов, так что никогда не знаешь, уедешь или нет, а если уедешь, то куда. Впрочем, это относится не только к памирским самолетам, но и ко всему среднеазиатскому транспорту. Вообще в Туркестане, как ни в одном другом регионе страны, важно учитывать местные особенности. Ошибку можно сделать в самом неожиданном месте.

Как-то осенью мы с друзьями путешествовали по Средней Азии и Приаралью и не то в Самарканде, не то в Бухаре зашли в книжный магазин, чтобы купить схему города.

Мой друг Игорь, путешественник отчаянно смелый, но тогда еще довольно неопытный, подошел к прилавку и громко спросил:

- Скажите, у вас план есть?

Установилась гробовая тишина. Все присутствующие смотрели на него, открыв рот.

Ведь в тех местах словом "план" обозначают исключительно сушеную анашу. Наконец продавщица, запинаясь, переспросила:

- Что, что?

- План, городской план! - повторил Игорь.

За вытаращенными глазами продавщицы читалась напряженная работа мысли. Все знают туркменский план, ташкентский, ферганский, джунгарский и самый лучший - чуйский, но городской? Только наши крики "схема! схема города!" спасли Игоря от зиндана.

Но хватит о грустном.

Приятно продуваемый сквозь многочисленные щели АН-2 удачно вписался во все повороты Пянджского каньона, и я, не успев доиграть партию в нарды, ступил на землю еще недавно труднодоступного Бадахшана. Серо-желтые склоны гор вырывались к небу прямо от стен крайних домов и уходили вверх сразу на две тысячи метров.

Многие улицы в Хороге приходится огораживать стенами от катящихся сверху камней.

В ботаническом саду, основанном (под гарем) еще эмиром, меня ждал сюрприз:

здесь, на высоте, еще не отошли абрикосы - маленькие, но сладкие, как мед.

Между тем и в Хороге днем было жарковато. Четыре часа брел я по берегу Пянджа, дожидаясь попутки. Город со своими пирамидальными тополями остался позади, и вдоль дороги росли только пограничные столбики. За рекой, на афганской стороне, кучками стояли крошечные хижины. На крутых склонах едва виднелись квадратики высокогорных полей. Там, где были ровные участки, белели дома крестьян побогаче.

Сами "кулаки", согнувшись, шли за плугом, покрикивая на тощих быков. Иностранная молодежь махала мне руками и что-то кричала. Из-за шума воды и незнания шугнанского языка выяснить настроения тамошнего населения не удалось.

Неожиданно вдоль реки пронеслись два военных вертолета с опознавательными знаками НРА. Впоследствии мне рассказали, что везли они коммунистов из поселка, занятого моджахедами. По местной традиции, с пленных живьем содрали кожу и облили рассолом. Едва стих шум винтов, как из-за поворота вынырнул милицейский мотоцикл. Его хозяин, начальник хорогского уголовного розыска, по пути завернул на свадьбу в какой-то кишлак, где мы в пять минут напились до предела.