Читать онлайн «С полемическим задором (СИ)». Страница 6

Алексей ИВИН, Тверская область, Бежецк

(газета «Литература», приложение к газете «Первое сентября», №44 за 1994 год).

-------------------------------------

©, ИВИН А.Н., автор, 1978, 1996 гг.

ПЕВЕЦ РОССИЙСКИХ АНТИНОМИЙ

В школьных учебниках прежних лет, в литературоведческих статьях, посвященных творчеству крупных писателей, было принято сетовать на то, что они (Достоевский, Толстой или Некрасов) не могли избавиться от противоречий, «страдали» ими: в прокрустово ложе социалистического литературоведения русские классики укладывались с трудом. Потому что на самом-то деле не вопреки противоречиям своего мировоззрения, которые лишь отражали противоречивость самой жизни и человеческих взаимоотношений, а благодаря им эти писатели достигали вершин, благодаря тому, что они стремились хоть сколько-нибудь приблизить действительность к идеалу. Об этом хорошо сказал другой классик – классик американской литературы Уильям Фолкнер: «Завершая очередную книгу, я испытываю чувство досады и полного поражения».

Различия между, условно говоря, «гармоническими» писателями (Пушкин, Толстой) и противоречивыми (Достоевский, Некрасов) состоят в том, что первых противоречивость жизни не приводила в отчаяние, их мировосприятие было оптимистичным (экстравертным, как сказали бы ныне), а вторые, напротив, страдали от этой противоречивости, им были свойственны творческие и психологические срывы, негативизм восприятия. Избавить мир от зла – такова их изначальная установка накануне творческого акта; с аналогичной установкой действовали, как мы знаем, проповедники раннего христианства.

Но эта сверхзадача, эта благотворительная пророческая миссия не могла быть исполнена в пределах одной жизни. Более того, внимать пророку, совершенствоваться по его указаниям во все времена находилось не много охотников. Из евангельских сцен мы знаем, что у привилегированной, образованной части населения пророческое слово вызывало подчас острое раздражение и неприязнь. В России Х1Х века такой прослойкой было крепостное дворянство. Неслучайно поэтому многие страницы поэзии Некрасова, прозы Салтыкова-Щедрина или, скажем, Джонатана Свифта писаны буквально кровью собственного сердца. Сатира, гротеск, сарказм были прямой реакцией на невнимание или неприязнь аудитории, на несоответствие низкой действительности высокому идеалу.

Представьте теперь молодого балованного талантливого дворянина Некрасова, вполне счастливого, полного иллюзий и нерастраченных сил (стычки с отцом и подневольный труд бурлаков – лишь мимолетные облака на чистом небосклоне его души). Для всякого человека, а тем более для такого, как Некрасов, молодость – пора, когда быстро увиденный идеал хотят так же быстро приблизить, когда на искренние и человеколюбивые стремления сама действительность накладывает запрет. Реакция может быть разной, но в нашем случае – это уныние, ирония. Уныл и обескуражен и молодой Некрасов, выпустивший свои «Мечты и звуки» и обнаруживший, что никому нет дела до его ученических экзерсисов. Легко себе представить, что чувствовал молодой и самолюбивый поэт, скупая собственные книжки!

Творческие срывы и ложные шаги будут встречаться у него и в дальнейшем, и в этом – творческом – смысле Некрасов – самый уязвимый из хрестоматийных русских классиков Х1Х века (вспомним хотя бы его прозу, его критические рецензии и стихи на случай). Жизнь профессионального литератора и издателя в пореформенной России была немногим славнее и вольготнее нынешней. После неудачного дебюта поэт возмужал и определился, его главной темой стала жизнь угнетенного народа. Поэт, его о б р а з, везде, где он впоследствии встречается, - не кто иной, как сам Некрасов, и в различных модификациях, и в различных экипировках – пассивного страдающего наблюдателя, активного гражданина, самодовольного обывателя: масок у него хватает, чтобы обойти цензурные ограничения. Разрыв между идеалом и действительностью, а главное, после многих попыток, - сознание своего бессилия рождает у молодого Некрасова издевательские строки «Современной оды», «Колыбельной песни» и «Нравственного человека» - строки, так возмутившие многих и принесшие ему популярность.

Сострадание к порабощенным и ненависть к поработителям – с этой сквозной и очень русской темой Некрасов и вошел со своей Музой в отечественный Пантеон. И естественно, что с такими антиномиями в сердце он не избежал «противоречивости», хоть оценивай ее с позиций социал-демократии, хоть с позиций «чистого искусства». Его Поэт отныне – мученик:

Его еще покамест не распяли,

Но час придет – он будет на кресте;

Его послал бог Гнева и Печали

Царям земли напомнить о Христе, -

пишет Некрасов в стихотворении «Пророк». Казалось бы, раз Поэт принял на себя обязанность Судии, он должен идти и бесстрашно проповедовать Слово. В нашем случае все не так однозначно. В цивилизованном обществе Поэт не только Пророк, но еще и дворянин, семьянин, редактор, охотник, он впаян в иерархическую структуру общества и уйти в пустыню, подобно Иоанну Крестителю, не может. Он – законопослушный гражданин, он – белка в колесе:

Я за то глубоко презираю себя,

Что живу – день за днем бесполезно губя;

Что я, силы своей не пытав ни на чем,

Осудил сам себя беспощадным судом…

Уверен, что большинство нынешних редакторов просто вычеркнули бы эти строки как свидетельства слабости, низкой самооценки автора. У Некрасова им пришлось бы вычеркивать очень многое, потому что часто в пределах одной строфы гражданский вечевой колокол сменяется дребезжанием простой человеческой жалобы. Народный трибун мог, оказывается, быть по-человечески несчастлив и неудачлив, его можно было обвинить в картежничестве, мотовстве, отчаянной журналистской работе на износ и ради денег и иных человеческих слабостях. Впоследствии так же будет выпадать из образа и портить свой имидж народный трибун уже советского периода В.В. Маяковский.

Удивительно не это; удивительно, что подобные мысли о бесполезности своего существования возникают у людей, наиболее полезно живших.

К.И. Чуковский писал: «Тот ничего не поймет в его творчестве, кто не заметит этого полного слияния и, так сказать, самоотождествления поэта с подневольным и страдающим людом». И это действительно так, но с одной оговоркой: картины нищеты, бесправия, страданий капитализируемой страны являлись отправными для самораскрытия, саморазоблачения собственной страдающей души. Клубок противоречий, который изнутри хочет распутаться. Творчество Некрасова, поэта «мести и печали», - следствие постоянного стремления сбросить с души груз противоречий, и личных, и социальных. У Афанасия Фета, к примеру, напряжения в социальной сфере возникало куда меньше, он умел находить и радоваться более прочным вещам – Природе, Красоте, Любви. Поэтическое бытие Некрасова нередко перегружено и заторможено социальным бытом, благодаря чему и принято считать его ключевой фигурой «натуральной школы». Сферы интересов Решетникова, Г. Успенского, Помяловского, Слепцова были и его интересами; это его команда, его ученики и сотрудники по журналу. Уличная сцена избиения крестьянки («Вчерашний день. Часу в шестом…) или лошади («О погоде») была достаточным поводом для написания стихотворений, репортажа с места событий…

Поэт противоречив глубоко, непримиримо; ему знакомы все чувства, и все они интенсивны. Не будь этой ранимости, откликаемости, не было бы и самого поэта. Порой ему кажется, что его поэзия неплодотворна. Сидя за письменным столом в один из последних февральских дней 1852 года, Некрасов, пораженный смертью Гоголя, удрученный ею и уже сознавая свою, такую же, как у Гоголя, миссию, не мог не думать о собственной писательской судьбе. Так рождаются почти завистливые строки: