Читать онлайн «Адмиралы Бутаковы — флотская слава России». Страница 52

В бытность Бутакова морским агентом в Англии и Франции он познакомился с первыми электрическими осветительными приборами для маяков, разработанными выдающимся английским учёным Майклом Фарадеем. Помощники Григория Ивановича собрали самые подробные сведения о маяках и передали их в Россию в морской учёный комитет. Бутакова занимала мысль о применении электричества для освещения судовых помещений и установки электрических фонарей, прообразов прожекторов. Он выяснил, что этими вопросами в Петербурге занимается изобретатель, полковник Александр Ильич Шпаковскии, сотрудник кафедры физики в Михайловской артиллерийской академии. Он пригласил полковника к себе, подробно расспросил о его работах и остался доволен новым знакомством. Благодаря Бутакову Шпаковский получил командировку в Англию и Францию, где собрал сведения об освещении военных судов в этих странах. По возвращении из своей заграничной поездки Шпаковский создал электрический фонарь для использования его на судах. По инициативе Бутакова фонарь в виде опыта установили на пароходе «Ильмень», а Шпаковского отправили вновь за границу, на сей раз в Америку, познакомиться с достижениями в области электрического освещения в Соединённых Штатах. Первые электрические фонари были очень неудобными и несовершенными, но, что делать, так начинались многие великие открытия.

Летом на судах броненосной эскадры тренировались в ночных минных атаках паровых шлюпок и в отражении этих атак. Для обнаружения атакующих шлюпок впервые применили прообраз прожекторов — фонари с электрическим освещением По предложению Бутакова в 1873 году Шпаковскому дали очень выгодный заказ на изготовление электрических фонарей для судов его эскадры. Жена Шпаковского, Мария, видя, что муж непосредственно общается с высоким начальством, быстро сообразила, что к чему, и тоже обратилась к Григорию Ивановичу. Но не с предложением об устройстве электрического освещения на судах, а с просьбой помочь в назначении от Морского министерства пенсии племяннице. Объяснила ему свою просьбу весьма непосредственно: «Мне сказали, что адмирал Лесовский (тогда управлявший Морским министерством. — Примеч. авт.) человек весьма суровый и, как говорится, кремень, и потому прошу Вас, если можете, склоните его в пользу той племянницы».

Простота, как известно, хуже воровства. Реакция Бутакова на сей неожиданный призыв о помощи какой-то племянницы с непонятными заслугами перед военно-морским флотом России была вполне предсказуемой, охоту обращаться с подобными просьбами Григорий Иванович отбивал сразу же. Ничего не поделаешь: любому начальнику высокого ранга таких нахальных просьб поступает великое множество. Григорий Иванович живо откликался на все технические новшества, была у него инженерная жилка А вот что касается общественной жизни, то, в отличие от своих братьев, адмирал был консерватором, если не сказать больше. В своё время он с большой неохотой принял участие в освобождении крестьян и провёл работу по освобождению адмиралтейских крестьян только потому, что получил приказание от великого князя Константина Военную реформу 1874 года, когда резко сократили срок службы и приняли устав о всеобщей воинской повинности, Григорий Иванович принял без восторга Бутаков считал семилетний срок службы на флоте совершенно недостаточным. Слава богу, что его мнение в этом вопросе было не решающим.

Вообще, он предпочитал не высказываться по вопросам общественной жизни, занимался только своим непосредственным военным делом. Когда общество живо обсуждало суд над Сергеем Нечаевым, «хождение в народ», Григорий Иванович если и высказывался по этому поводу, то, по-видимому, только в разговорах с женой. По переписке чувствуется, что эти вопросы его, в отличие от остальных братьев, ни в какой степени не интересовали. Он был занят куда более практичным делом — установкой на броненосный фрегат «Петропавловск» противоминной артиллерии. А вот недовольство по поводу всеобщей воинской повинности он высказывал. Впрочем, скоро в новый закон внесли изменения, по которым представители имущих классов получили массу льгот. Как написал когда-то Владимир Ильич Ленин, «у нас не было, и нет всеобщей воинской повинности, потому что привилегии знатного происхождения и богатства создают массу исключений». Очень верно сказал Ильич. Классик марксизма-ленинизма, как всегда, смотрел далеко, вплоть до наших дней. В 1875 году в Боснии и Герцеговине началось восстание христиан против мусульманского гнёта. Россия, стремившаяся к усилению своей позиции на Балканах, немедленно поддержала дипломатическим путём восставших. Проявили повышенный интерес к ситуации на Балканах и другие европейские державы.

Заканчивались подобные дипломатические игры, как правило, большой войной. Стали готовиться к ней и в Морском министерстве. Как всегда, потребовалось созвать совещание. Управляющий морским министерством Лесовский дал указание начальнику канцелярии контр-адмиралу Алексею Алексеевичу Пещурову провести совещание раньше намеченного срока. Лесовский письменно пояснил ему причину спешки: «Адмирал Гр.Ив. Бутаков, участие, которого в данном совещании крайне желательно, на днях едет в отпуск в Николаев к матери, которая вся дряхлая, боится умереть, не видавши его». Степан Степанович очень уважительно относился к Бутакову. Григорий Иванович успел повидаться с матерью. Она прожила восемьдесят три с половиной года Самые большие приготовления к будущей войне требовалось проводить на юге. Снова впереди появилась заветная цель — Черноморские проливы, куда более важная, чем освобождение на Балканах братьев по вере. Захватнические цели всегда прикрываются благородными словесами. Только вот беда — на Чёрном море воевать было нечем. Решили использовать пароходы Русского общества пароходства и торговли, вооружив их артиллерией, а паровые катера и шлюпки — шестовыми минами.

Пришла пора проверить практикой теорию подготовки личного состава на броненосной эскадре Бутакова. На Чёрное море перевели многих офицеров с его эскадры, в том числе и лейтенанта Степана Осиповича Макарова, на которого Григорий Иванович обратил особое внимание еще когда тот был мичманом и служил на броненосной лодке «Русалка». Именно об этой лодке так бодро рапортовал Бутаков, когда командир посадил её сначала на камень, а потом на мель. Никому ранее не известный мичман с «Русалки» предложил схему снятия лодки с мели с помощью подведения под пробоину пластыря. «Русалку» успешно сняли с мели, после чего Макаров написал рапорт Бутакову с предложением ввести на кораблях парусиновые пластыри для заделки пробоин и оборудовать суда водоотливной системой. Бутаков поддержал предложения офицера и приказал изготовить пластыри для кораблей своей эскадры.

Адмирал поощрял думающих подчинённых, продвигал их изобретения и рационализации сквозь бюрократические заслоны. По его ходатайству Макаров получил досрочно звание лейтенанта и награду в 200 рублей. Разговор о награждении происходил в кабинете главного командира Кронштадтского порта контр-адмирала Степана Степановича Лесовского. Предложил дать денежную награду Макарову Григорий Иванович Бута-ков. Макаров отказался от денег, мотивируя это тем, что он был холостяком и мог обходиться без этой награды, получая вознаграждение за свои литературные труды. Ну не надо денег, так не надо. Адмиралы пожали плечами, на том всё и окончилось.

В 1887 году, спустя семнадцать лет, Степану Осиповичу довелось вспоминать давний разговор с Бутаковым и Лесовским и пересказывать его новому начальству. Он уже был женатым, наверно, жена на него так нажала, что Степан Осипович был вынужден писать в рапорте управляющему Морским министерством вице-адмиралу Ивану Алексеевичу Шестакову: «…Теперь не только мои домашние обстоятельства переменились, но и всякая посторонняя деятельность мне закрыта, почему моё положение очень ухудшилось… не признаете ли возможным возместить хотя бы часть моих расходов, которые повели меня к долгам». Короче говоря, просить денежного вознаграждения за пластырь, который широко применялся на флоте.