Читать онлайн «Войны античного мира: Походы Пирра». Страница 16

Изменился и характер самой армии. Прежде всего это касается фаланги. Во времена Филиппа и Александра она была профессиональной с точки зрения ее навыков и организации, но не с точки зрения образа жизни отдельных солдат и подразделений. Об этом свидетельствует отпуск, предоставленный Александром «молодоженам» после кампании 334 г, и возвращение на родину части ветеранов после его смерти.

Чтобы стать профессиональной во всех смыслах этого слова, фаланга должна была оторваться от своих этнических корней — что и произошло с македонянами после развала государства. При этом способ существования профессиональной армии известен был один — наемничество. Во время войн диадохи-ветераны либо погибли, либо попросту вымерли, а на смену им пришли разношерстные отряды, в подавляющем своем большинстве являвшиеся наемными. Командиры последних были своеобразными кондотьерами, вроде знаменитого Алкима, соратника Деметрия Полиоркета, от липа своего отряда заключившего договор с царем.

Не только пельтасты, но и педзетеры превращались в наемные части (за исключением армии, сложившейся после окончательного воцарения в Македонии династии Антигонидов — но это будет только в середине III в.), меняющие своих хозяев в зависимости от массы посторонних факторов.

Наемничество было образом жизни и уж, во всяком слуг чае, способом найти деньги на пропитание. Некоторым из наемников удавалось сколотить целое состояние. Вот как описывает быт таких солдат афинский комедиограф Менандр, современник войн диадохов: «И лишь восходит солнце, одни направляются гурьбой из лагеря, чтобы подвергнуть грабежу ближайшую деревню или город, другие же уходят торговать рабами. Возвращаются вечером с немалыми деньгами — и те, и другие…»

Вместе с развитием наемничества армии потеряли национальный характер. Названия различных подразделений («тарентинцы», «агриане») указывали уже не на этнический их состав и даже не на особенности их вооружений, а попросту были традиционными обозначениями отдельных частей.

Соответственно, по иному выстраивались и отношения между армией и паром. К концу эпохи диадохов последний из военного вождя превращается в работодателя, даже если при этом придворные круги создавали вокруг пего ауру живого бога, своего рода Ареса на земле.

Конечно, были и исключения, одним из которых являлся Пирр, но речь об армии эпирского царя еще последует.

В эллинистическую эпоху начались эксперименты с новыми видами вооружения. Прежде всего это коснулось доспехов. Видимо, под влиянием примера иранской конницы македонские правители начали создавать настоящие тяжелые брони. Вот что говорит Плутарх о доспехах, которые были созданы для Деметрия в 305 г: «Нарочито для войны с родосцами Деметрию привезли с Кипра два железных доспеха весом по сорок мин (около 18 кг. — Р. С.) каждый. Чтобы показать несокрушимую их крепость, оружейник Зоил велел выстрелить из катапульты (стреломета. — Р. С.) с двадцати шагов, и стрела не только не пробила железо, но даже царапину оставила едва заметную, словно бы нанесенную палочкой для письма» [27].

Однако самое значительное воздействие на тактику произвел новый вид вооруженных сил, который стал очень популярным среди диадохов, — боевые слоны.

Уже столкновение с ними армии Александра на р. Гидасп произвело на македонян сильное впечатление. Хотя в конечном итоге западная армия и одержала победу, в эллинистических государствах начинается повальная мода на слонов.

В изображаемое нами время как боевые использовались преимущественно индийские слоны. В Индии существовали настоящие питомники, в которых выращивали и воспитывали боевых животных. На поле боя они действовали как живые тараны: топтали пеших воинов, распугивали конницу. Сопротивлявшихся били клыками или же хватали хоботом: «Особенно страшно было смотреть, когда слоны хоботами хватали вооруженных людей и через голову подавали их своим погонщикам» (Курций Руф). Очевидно, в этом случае погонщик попросту добивал врага. Другие античные историки утверждают, что, подняв хоботом врага вверх, слоны с размаху бросали его оземь.

Как бы то ни было, главным в «слоновьем войске» была именно его масса. Уже рассказывая о битве при Гидаспе, историки говорят, что животные стояли на значительном расстоянии друг от друга (до 30 м — правда, такая расстановка животных была скорее исключением, чем правилом), а промежутки ними заполняли пехотинцы: «Вся расстановка в целом напоминала укрепленный город: слоны стояли как башни; солдаты между ними играли роль простенков» (Диодор). Таким образом, слоны придавали устойчивость индийскому фронту. Они должны были «проминать» строй соперника, а в случае конных контратак — отгонять всадников.

«Вооружение» слона (масса, хобот, бивни) дополнял погонщик. На античных изображениях мы видим в его руке кривой шип, при помощи которого он направляет животное. На погонщике шлем и легкая хламида; ноги его беззащитны [28]. Так, очевидно, было легче управляться с животным, однако в результате мы неоднократно встречаемся с рассказами о том, как напавшие на отряд слонов войска в первую очередь ранят или убивают погонщиков и боевое подразделение превращается в беспомощное стадо.

Погонщик имел запас дротиков, которые метал в противника. Возможно, уже в армиях Эвмена и Антигона (во время войны «конфедератов» и «государственников») на слонов вдобавок сажали по стрелку, получавшему хорошую позицию для обстрела противника.

Пирр пойдет еще дальше в вооружении слонов, но об этом — в свое время.

Итак, в 302 г. завязался узел событий, которые повлекли за собой кардинальное изменение расстановки сил в Восточном Средиземноморье.

К этому моменту расклад противоборствующих сторон был предельно ясен. Фаворитом являлся Антигон Одноглазый, 78-летний царь, который, как казалось, имел больше всех остальных шансов восстановить государство Александра.

Интересно, что в походе великого завоевателя он участвовал лишь на первом его этапе. Переправившись вместе с македонской армией в 334 г. в Малую Азию, Антигон первоначально был главой всех греческих контингентов. В чем заключались его функции и какую он сыграл роль во время первой кампании Александра, сказать трудно. Зимой 334/33 г. царь назначил его сатрапом Фригии [29]. Это была стратегически очень важная провинция, запиравшая проходы из Азии в западную часть Малой Азии. В течении 333 г. контроль над ней был просто необходим для македонян: именно через Фригию шли все их коммуникационные линии, пока Александр не взял Тир и Газу, открыв для себя морские нуги.

Надо сказать, что Антигон блестяще справился со своей задачей, отразив летом 333 г. попытку контрнаступления персидских военачальников из Каппадокии и Пафлагонии. Ему пришлось дать три сражения, в каждом из которых персы были обращены в бегство.

И после 333 г. во Фригии оставались значительные гарнизоны: это можно понять, так как области на севере Малой Азии, а также Каппадокия оставались независимыми.

После смерти Александра Антигон последовательно поддерживал сторонников «конфедерации». В Малой Азии он несколько лет боролся против неутомимого Эвмена, а затем, когда регент Полисперхонт сделал последнего стратегом-автократором Азии, восставшие сторонники Кассандра именно Антигону поручили командование в войне против него.

И Антигон справился со своей задачей. Он медленно теснил Эвмена в пустынные районы восточного Ирана, подкупал его друзей, раз за разом восстанавливал свою армию после очередной трепки и, наконец, отпраздновал триумф зимой 317/16 г. Победа над Эвменом отдала в его руки практически всю Переднюю Азию. Еще более усилило Антигона то, что значительные средства, скопленные Александром и находившиеся в городах Кинле (в Киликии) и в Сузах, также оказались в его руках. С легкостью подавив мятежи одних сатрапов, вынудив других покинуть свои провинции (так, летом 316 г. из Вавилона бежал Селевк, долгое время правивший Нижней Месопотамией), Антигон в 315 г. в Тире объявил себя регентом, недвусмысленно демонстрируя свои претензии на единоличную власть.