Читать онлайн «Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945». Страница 23

В качестве дополнения у нас была принята "встреча истребителями" — здесь имеются в виду истребительные группы или эскадрильи, которые время от времени направлялись к английскому берегу, чтобы встретить на обратном пути домой потрепанные и поредевшие авиаполки и защитить их от преследования вражеских истребителей. Под нашим истребительным прикрытием также действовала морская спасательная служба, которую несли суда и летающие лодки, целью которой было спасение летчиков, выпрыгнувших на парашюте, или экипажей самолетов, совершивших вынужденную посадку на воду. Эта служба была сущим благом, так как благодаря ей было спасено множество как английских, так и немецких летчиков, причем даже из устья Темзы.

После войны, в ходе бесед с английскими и американскими летчиками, мне было очень интересно узнать, что их беспокоили те же проблемы в связи с истребительным прикрытием.

С тем, с чем мы встретились в 1940 году, они реально столкнулись в 1943–1945 годах во время крупномасштабных дневных налетов на рейх. При этом высказываемые точки зрения как летчиков-истребителей, так и летчиков-бомбардировщиков с обеих сторон совпадали.

Данная оборонительная роль в действительности отводилась наиболее подходящему самолету "Ме 110", специально созданному для выполнения тех задач, которые в свою очередь другие истребители не были способны выполнять из-за их малого радиуса действия. Однако вскоре стало ясно, что для такой роли "Me-110" подходит чуть ли не меньше, чем "Ме 109". Часто они даже не могли ускользнуть от английских истребителей: чтобы отделаться от неприятеля, они прибегали к помощи оборонительного круга или же мы были вынуждены приходить к ним на помощь и освобождать их В конце концов пришли даже к выводу, что мы обязаны защищать преследуемые самолеты — действительно нелегкая ситуация. Вероятно, лучше всего было бы вообще отказаться от использования "Me-110" — трудное решение, которое все-таки было принято, но слишком поздно, после тяжелых потерь, понесенных нами.

Спустя месяц после начала военных действий на побережье Ла-Манша ни складывавшаяся обстановка, ни наше настроение не были особенно радужными. Как раз в это время мне было приказано явиться на военное совещание в Каринхолле. Я улетел в Берлин, а оттуда меня на штабной машине доставили в поместье Геринга, самое прекрасное место графства Бранденбург. Германия представляла собой картину самой мирной безмятежности. Здесь, дома, война едва-едва проявлялась среди мирной жизни. В это время те, кого еще не призвали, зарабатывали хорошие деньги, а жены военнослужащих получали щедрое вспомоществование и субсидии. Деньги находились в свободном обращении: театры, кино и места развлечений были переполнены. Война еще даже не коснулась внешней, так сказать, материальной стороны жизни Германии.

Но каким это было предзнаменованием — хорошим или дурным? Я, например, плохо переносил легкомысленную атмосферу у себя на родине, да и общее отсутствие интереса к войне мне не нравилось. Я появился с поля битвы, где речь шла о жизни и смерти, причем основную тяжесть этой битвы до сих пор несла на своих плечах истребительная авиация. Естественно, мы не вникали в суть разных разветвлений войны. Но все-таки справедливо полагали, что само сражение над проливом Ла-Манш, в котором мы принимали участие, имело решающее значение как для самого продолжения, так и для окончательного исхода всей борьбы. Мы были уверены: для того чтобы выйти победителями из этой борьбы, требуется огромное напряжение всех сил, а мы ощущали, что наши собственные силы уже на исходе. Громадный колосс, под названием Вторая мировая война, напоминал опрокинутую основанием кверху пирамиду, балансирующую на своей вершине которая еще не знала, в какую сторону ей склониться. И в данный момент все бремя войны целиком лежало на плечах нескольких сотен летчиков-истребителей, воевавших над Ла-Маншем. Не канули ли они в неизвестность, подобно незначительной величине, в сравнении с миллионами людей, вставших под ружье в Германии? Да, в своей сущности эмоции часто нелогичны. Естественно, что ни армейские дивизии, мирно проводившие время на оккупированных территориях или же в гарнизонах у себя на родине, ни веселящиеся и беззаботные толпы, предававшиеся развлечениям, никоим образом не могли помочь нам в битве против британских ВВС. Однако этот контраст произвел на меня глубоко удручающее впечатление.

Однако сам настрой мыслей в среде высшего командования и прочих служб явно отличался оптимизмом. В культурной и роскошной атмосфере Каринхолла кое-кто чувствовал себя очень неуютно со своими маленькими проблемами и сомнениями среди всех этих самоуверенных, самонадеянных, но, тем не менее, все понимавших и небесполезных генералов и офицеров Генерального штаба. После общего обсуждения сложившейся обстановки Геринг вовлек меня и Мельдерса в продолжительную беседу. Началом ее послужило награждение нас Золотой медалью летчика, осыпанной драгоценными камнями, как знак признания наших заслуг. Но после церемонии награждения рейхсмаршал совершенно открыто заявил, что он недоволен положением дел в истребительной авиации, особенно в плане истребительного прикрытия, а затем энергично призвал нас к еще большим усилиям. У него также имелся свой собственный план, как возродить недостаточную активность истребителей. Так что в конце своей речи он выразил пожелание ввести совершенно молодые силы в командный состав истребительной авиации.

В начале войны все командные должности были заняты офицерами довольно солидного возраста, служба которых начиналась еще во время Первой мировой войны. Во время западного наступления стало совершенно очевидно, что ни физически, ни умственно они не соответствуют тем высоким требованиям, которые ставила перед ними авиация, и по этой причине многие из них были уволены. А уже на следующей ступени преобразований Геринг хотел выдвинуть в ряды командования истребительной авиации молодых и удачливых летчиков. При этом он решил начать с Мельдерса и меня, желая поставить пас на должность командиров крупных авиагрупп.

Следует сказать, что я вовсе не был доволен таким поворотом дел, и открыто сказал об этом Герингу: "Мне нравится мой полк, и мне достаточно этой ответственности и кроме того, меня несколько настораживает перспектива быть привязанным к земле и не принимать участия в боевых вылетах". — "Не беспокойтесь*, — отвечал Геринг. Затем он объяснил, что основная идея его замысла как раз состояла в том, чтобы командир авиагруппы лично вел в бой свои эскадрильи, причем этим командиром был бы самый удачливый и результативный летчик всего авиасоединения в целом.

Могло ли подобное революционное преобразование лежать в русле военной традиции? Молодые офицеры, летчики истребители, хорошо зарекомендовавшие себя в личных схватках с неприятелем и при управлении небольшими авиаподразделениями быстро и вне всяких условностей получали бы высокие звания и соответствующие им должности. При этом вполне можно было бы ожидать одного или двух провалов. Тем не менее во время войны, в столь невероятно тяжелых сражениях, было четко видно, что командир полка истребителей только тогда добивался всеобщего признания, когда он не требовал от своих подчиненных того, чего сам не мог выполнить. Таким образом, командование истребительной авиации явилось первым подразделением военно-воздушных сил, которое поставило на должности командиров авиакорпусов более молодых летчиков. Два года спустя командование бомбардировочной авиации последовало этому примеру, правда преодолевая при этом упорное сопротивление.

Я не очень-то поверил обещаниям Геринга, потому что видел столь же много, сколько летал, так что я пребывал в несколько подозрительном и раздраженном состоянии духа. Когда же в конце беседы он спросил, есть ли у нас какие-нибудь пожелания или просьбы, я сказал: "Да, господин рейхсмаршал, оставьте меня командиром авиаполка". Но эта просьба была отвергнута.

Естественно, на обратном пути в Берлин мы с Мельдерсом обсуждали разговор. Мельдерс был обладателем рекорда сбитых неприятельских самолетов, и это количество все увеличивалось. Он был асом среди всех немецких летчиков-истребителей. Вик, Бальтазар и я шли вслед за ним на некотором расстоянии, в духе постоянного соперничества. Хоть Мельдерс и являлся блестящим истребителем, но его подлинные потенциальные возможности и амбиции лежали больше всего в тактической и организационной областях. Он вообще не одобрял мою позицию, противоположную плану Геринга, который совершенно подходил его желаниям и устремлениям. Тут он сослался на величайшую пару среди истребителей Первой мировой войны — Рихтгофен и Бельке, причем первый из них был одним из самых преуспевших истребителей, в то время как другой был наиболее известным тактиком, по крайней степени по мере развития истребителя как вида оружия. "Хорошо, — наконец заметил он неудовлетворенно, поскольку, я считаю, ты можешь быть Рихтгофеном люфтваффе, то я предпочитаю стать Бельке". И безусловно, он стал бы именно тем. кем хотел, если бы не смерть, которая слишком рано прервала его деятельность.