Читать онлайн «Книга перемещений: пост(нон)фикшн». Страница 10

Далее должен следовать панегирик британским ученым, которые поддержали молодого иностранного коллегу – и продолжали делать это в течение нескольких последующих лет. Зная невероятную деликатность и такт Ральфа Гриффитса, Риса Дэвиса (увы, ныне уже покойного), Беверли Смита, Тони Карра, Хью Прайса, от панегирика я воздержусь. Скажу только, что эти люди стали (и остаются) для меня образцом того человеческого типа, который обозначается словом «джентльмен»; человеческого типа для меня лично почти недосягаемого. Умение делать добро, не подавая при этом никакого вида, – одна из лучших возможных черт гомо сапиенс. И хватит об этом.

Итак, на руках у меня оказалось сокровище, но я не знал, что же с ним делать теперь. История Уэльса оставалась в моем недалеком персональном прошлом, настоящее же было занято тяжким и суетным выживанием, беготней между пятью работами, смутными стремлениями в областях, далеких от медиевистики. Я написал восторженно-благодарное письмо, расставил журналы в специальном, отведенном под исторические книги шкафу и выборочно просматривал некоторые из них, скорее только для того, чтобы еще раз увериться в правильности оставления этой стези, – настолько жалкой казалась моя диссертация на фоне небольшой, но неторопливо возделанной области исторического знания. Так прошло примерно полгода, пока опять не позвонил отец и сказал, что на мое имя пришло заказное письмо. Дальнейшее происходило по уже известной схеме: квитанция, отделение связи, дрожащие от любопытства руки, только это была не огромное посылка, а один конвертик, адрес лондонский, если не ошибаюсь, Gower Street. Британская Академия даровала мне fellowship, достаточный для того, чтобы провести исследовательский месяц в Уэльсе под супервайзерским контролем профессора Ральфа Гриффитса (думаю, инициатора всей интриги), купить необходимую литературу, ну и вообще. Ноябрь – первую декаду декабря 1994-го я прожил между Свонси, Абериствитом и Бангором, поняв наконец, что такое настоящие библиотеки, беседуя наконец о валлийской истории с настоящими джентльменами (см. выше), думая, думая, думая. Как (надеюсь) честный человек, после такого я не мог бросить свой предмет; поняв местный историографический контекст, я изобрел тему (точнее, пучок небольших тем, объединенных некоей исследовательской интенцией, что связывала мой собственный темперамент и довольно широкие гуманитарные интересы с валлийским средневековьем) и неторопливо культивировал ее до нынешнего года, уже в нулевые превратив академические занятия из мандаторных в опциональные. Фокус моей деятельности сменился; вместо того чтобы в первую очередь писать, я все время читал по теме; жажда сказать новое слово меня не мучила, академического тщеславия (и даже честолюбия) автор сих строк лишен начисто, зато любопытство его безмерно. За последние восемнадцать (с трехгодичным перерывом) лет я думаю, что прочитал почти все, написанное по поводу политической, социальной, культурной и отчасти религиозной истории Уэльса XI–XIII веков, с небольшими экскурсиями в более ранний и поздний периоды. Это не хвастовство: просто область под названием «валлийская медиевистика» крайне невелика; она даже тянет на то, что в СССР называли «краеведением», если бы не вполне определенные исторические обстоятельства складывания и развития оной, дающие возможность обозначить ее на карте общеевропейской гуманитарной мысли.

И здесь требуется еще одно пояснение. Уэльс – относительно небольшой регион на западе Британии, где живут в основном валлийцы, народ, говорящий на одноименном языке (кельтской группы) и являющийся потомком «бриттов», которые до англосаксонского завоевания были главным населением острова. Конечно, с самых древних времен там обитают и другие – ирландцы, скандинавы, фламандцы, французы (точнее – потомки всех вышеперечисленных), англичане, наконец, не говоря уже о последствиях миграционных волн последних ста с лишним лет. Надо сказать, английский язык здесь более в ходу, чем местный, но и последним пользуются довольно много – что явилось результатом как периода «национального возрождения», известного многим европейским народам, так и сознательной политики правительства Соединенного Королевства, которое всячески поддерживает сохранение и развитие валлийского. Кажется, в процентном отношении на местном языке во входящем в Великобританию Уэльсе говорят больше, чем на ирландском в независимой Ирландии. Но я сейчас не об этом. Когда примерно к седьмому веку нашей эры на большинстве территории Британии расселились англосаксы, Уэльс, отгороженный от остальной части острова горами и реками, стал своего рода консервирующим бриттский мир заповедником; впрочем, специалисты по «темным векам» советуют нам не увлекаться изоляционистским сценарием: огромную роль в развитии многих валлийских земель сыграли ирландцы, а потом и скандинавы. Древневаллийскую церковь, патроном которой стал святой Дэвид, можно отнести к так называемым «кельтским церквам»; чем дальше, тем больше они расходились с Римом, оставаясь, впрочем, под общей его властью. Создать единое (даже прото-) государственное объединение местным жителям не удалось, регион славился междоусобицами и кровавыми войнами местных правителей. В конце одиннадцатого века, после нормандского завоевания Англии на границе Уэльса появились сподвижники Вильяма Бастарда, постепенно они и их потомки захватывали одну территорию за другой; так часть Уэльса превратилась в так называемую Марку со смешанным населением, законодательством и большой степенью автономности в отношении английской короны. В одиннадцатом-тринадцатом веках некоторые валлийские правители пытались объединить то, что осталось «чистым» от влияния завоевателей (так называемый Исконный Уэльс, Pura Wallia), но каждый раз все заканчивалось поражением; последнее из них потерпел представитель гвинедской династии Лливелин ап Гриффид в 1282 году, после чего Исконный Уэльс был завоеван окончательно и присоединен к короне. Дальше началась типичная колониальная история островного захолустья, взбудораженного разве что восстанием Овайна Глендура в начале пятнадцатого века да участием валлийцев в войнах «Роз» и гражданской войне семнадцатого. Уэльс был разбужен от глубокой провинциальной дремы индустриальной революцией, когда на юге региона почти мгновенно выросли металлургические заводы, а в землю врылись угольные шахты. Одновременно в регионе началось «национальное возрождение»; оно отличалось меньшим накалом и меньшим чреватым фашизоидностью романтизмом, чем, к примеру, ирландское – хотя ведь мифического прошлого здесь с избытком, чего только стоит легенда о короле Артуре, имеющая чисто валлийское происхождение, или истории о барде Талиесине и волшебнике Мерлине. Валлийские националисты довольствовались в основном культурным ренессансом и нацпросветительством, не претендуя на отделение от Англии; их интерес заключался в спасении и ревитализации языка, создании системы воспроизводства местной культуры – и, конечно же, в написании «истинной» истории Уэльса, а не той, что виделась из Лондона или Оксфорда с Кембриджем. Начало академической позитивистской историографии было положено в первой трети прошлого столетия «Историей Уэльса» Джона Ллойда; после него можно назвать с дюжину крупных историков, филологов и археологов; последним из них был умерший несколько лет назад Рис Дэвис, автор следующей после ллойдовской фундаментальной истории средневекового Уэльса, которая, как мне кажется, в каком-то (а именно фактологическом, позитивистском) смысле «закрыла» тему. Как говорил умирающий Кузмин, остались только детали. Или иные подходы. Последними я и пытался заниматься последние полтора десятка лет.