Читать онлайн «Падение Берлина, 1945». Страница 35

Все эти факты, по мнению Цыганкова, создавали благодатную почву для роста нездоровых, негативных настроений среди освобожденных советских граждан. У них появлялось недовольство и недоверие к своей армии еще до возвращения на Родину. Однако рекомендации Цыганкова по исправлению сложившегося положения отнюдь не касались улучшения дисциплины в Красной Армии. Вместо этого он предлагал политическому управлению Красной Армии и комсомолу улучшить политическую и культурную работу среди репатриируемых граждан. По его мнению, это позволило бы избежать случаев негативного отношения к Красной Армии.

* * *

К 15 февраля 1945 года войска одного только 1-го Украинского фронта освободили сорок девять с половиной тысяч советских граждан и около девяти тысяч граждан других национальностей, угнанных на работу в Германию. В основном в районе Силезии{265}. Однако это было только начало. Всего неделю спустя официальные представители в Москве предположили, что надо быть готовыми к репатриации как минимум четырех миллионов бывших военнопленных и гражданских лиц{266}.

В ходе репатриации основное внимание должно было быть уделено не медицинской помощи тем несчастным, которые так много перенесли в немецкой неволе, а поиску среди них предателей родины. Для тех, кто оказался слаб перед вражеской пропагандой, предусматривались мероприятия по политическому перевоспитанию. Как 1-му Белорусскому, так и 1-му Украинскому фронту предписывалось создать в своих тыловых районах, на территории Польши, по три сборных и транзитных лагеря. Каждая команда по политическому перевоспитанию была снабжена передвижной установкой для показа кинофильмов, громкоговорителями, двумя аккордеонами, библиотекой, состоящей из двадцати тысяч книг партийной литературы, а также сорока метрами красной материи и портретами товарища Сталина.

Вид бывших советских военнопленных, двигающихся по дороге на восток, поразил Солженицына. Он вспоминал, что все они шли с опущенными головами. Они боялись наказания просто за то, что оказались во вражеской неволе. Однако нужда в пополнении была столь велика, что большинство бывших военнопленных посылались в запасные полки для перевоспитания и переподготовки. Они оказались нужны для финального наступления на Берлин. Однако это была лишь временная передышка. Новое расследование ожидало их уже после войны. И не было никакой гарантии в том, что человек, даже если он сражался геройски, вновь не окажется за колючей проволокой - теперь уже в советском лагере.

Потребность командования Красной Армии в новых порциях "пушечного мяса" означала, что многие тысячи недавно освобожденных советских граждан без всякой предварительной подготовки будут брошены в сражение. В армию призывались и жители западных областей Белоруссии и Украины, захваченных Сталиным в 1939 году. Они не имели никакого шанса избежать мобилизации, хотя по-прежнему считали себя поляками.

Оказавшись в проверочных лагерях, бывшие советские военнопленные начинали задавать множество вопросов: "Каков теперь будет их статус? Будут ли они пользоваться всеми гражданскими правами, когда вернутся в СССР? Что им не будет позволено? Не пошлют ли их в лагеря?"{267} Офицеры, ответственные за проведение репатриации, считали такие вопросы неуместными. Они относили их на счет "фашистской пропаганды". По их мнению, немцы запугивали советских граждан, и их пропаганда усиливалась к концу войны.

Политические работники беседовали с репатриантами в основном об успехах Красной Армии и достижениях в советском тылу. Они рассказывали о руководящей роли Коммунистической партии, ее лидерах и особенно о товарище Сталине. Согласно отчету начальника политуправления 1-го Украинского фронта, репатрианты очень любили смотреть советские фильмы. Они всякий раз кричали "ура!", когда на экране появлялся товарищ Сталин. Репатрианты также скандировали лозунг: "Да здравствует Красная Армия!" После просмотра кинофильмов они еще долго не могли прийти в себя от радостного возбуждения. По информации начальника политуправления, среди освобожденных советских граждан было очень мало тех, кто предал Родину. В проверочном лагере в Кракове за измену Родине арестовали всего четыре человека из общего числа в сорок подозреваемых. Однако число арестованных впоследствии значительно возросло.

Существуют свидетельства (которые, однако, достаточно тяжело подтвердить) о том, что многих советских граждан, включая репатриантов, расстреливали без всякого суда сразу после освобождения. Так, например, военный атташе Швеции слышал о том, что сразу после захвата частями Красной Армии города Опельна в Силезии освобожденные там советские граждане были согнаны на митинг. Внезапно их окружили войска НКВД или армейские подразделения{268}. Кто-то из солдат задал репатриантам вопрос, почему они не пошли в партизаны. А затем солдаты открыли огонь.

Понятие "предатель Родины" относилось не только к тем бывшим красноармейцам, пошедшим на службу к немцам, но и к тем тысячам военнопленных, которые оказались в лагере, будучи тяжело раненными и не способными к дальнейшему сопротивлению. Солженицын отмечал, что в этом случае речь может идти не о "предателях Родины", а о "преданных Родиной". Здесь действительно вкралась ошибка. Эти несчастные никогда не предавали свою Родину, а расчетливая Родина предала их{269}. Советское государство возложило на них вину за свою собственную некомпетентность и неподготовленность к германскому вторжению в 1941 году. Затем оно не захотело признавать их ужасного положения во вражеском плену. Уже в конце войны оно еще раз предало их, заставив искупать свою "вину" кровью в финальных сражениях. Когда война закончилась, государство возобновило аресты. Солженицын отмечал, что ничего не может быть хуже предательства государством собственных солдат и возведения их в ранг "предателей". Это самое отвратительное событие во всей русской истории.

Мало кто из ветеранов войны - будь то бывшие военнопленные либо те, кому посчастливилось не попасть в плен - когда-либо простят тех советских людей, которые надели германскую форму. Для них не имеет значения, где именно служили эти люди - в армии генерала Власова ( "Русской освободительной армии"), в добровольческих частях СС, в охране лагерей, в кавкорпусе генерала фон Паннвица, в отрядах по борьбе с партизанами, просто при немецких частях (в качестве "добровольных помощников" - "хиви"). В любом случае они навечно заклеймены как изменники.

По различным оценкам, число лиц, так или иначе сотрудничавших с противником, колеблется от одного до полутора миллиона человек. Представители командования Красной Армии утверждали, что в германской армии насчитывалось более миллиона "хиви"{270}. Красноармейцы часто расстреливали прямо на месте тех советских граждан, которые носили немецкую форму{271}. Об этом свидетельствует и официальная российская историография. Это неудивительно. Боевой устав требовал от советского бойца быть безжалостным ко всем отступникам и предателям Родины. Имели место случаи, когда этот вопрос становился предметом сохранения чести своей нации либо гордости за свою малую родину - узбек убивал узбека, а уроженец Орла - своего земляка{272}.

Понятно, что части НКВД особенно безжалостно относились к тем советским гражданам, которые состояли в охране лагерей{273}. Зачастую эти охранники были более жестокими к своим согражданам, чем сами немцы. Однако является фактом, что в системе НКВД существовало одинаковое отношение как к действительным предателям Родины, носившим германскую униформу, так и к простым советским военнопленным{274}. Части НКВД 2-го Белорусского фронта имели распоряжение не разделять "заключенных" по категориям. Всех их относили к лицам, "предавшим наше государство", независимо от того, были ли они дезертирами, грабителями или бывшими военнопленными.

Естественно, не может быть никакой симпатии к тем лицам, которые служили в охране лагерей. Однако существовали и другие категории советских людей, носивших немецкую форму. Как можно относиться, например, к "хиви", которые шли на немецкую службу либо под воздействием угроз, либо просто из-за того, чтобы не умереть с голоду? Многие части СС в германской армии были национальными - украинские, прибалтийские, казачьи, кавказские. Все оказавшиеся в них люди буквально ненавидели советский режим. Некоторые власовцы хорошо помнили, что такое заградотряды, когда на их глазах офицеры Красной Армии расстреливали их боевых товарищей в 1941 и 1942 годах. Другие были простыми крестьянами, которые пострадали от насильственной коллективизации. Следует признать, что многие из тех, кто служил в качестве "хиви" либо в армии генерала Власова, были достаточно наивными и очень плохо информированными людьми. Во время набора добровольцев во власовскую армию в одном из лагерей для советских военнопленных один из присутствующих на собрании задал вопрос: "Товарищ начальник, мы хотели бы знать, сколько сигарет выдают в день на человека в армии Власова?"{275}. Очевидно, что для многих власовские формирования были просто очередным местом службы. Какая разница, чью униформу ты носишь, если тебя за это кормят вместо того, чтобы бить и морить голодом? Однако все те" кто пошел по данному пути, даже не представляли, что их ждет. Даже те люди, которые вышли из ГУЛАГа после пятнадцати или двадцати лет заключения, оставались неполноценными гражданами. На них лежало клеймо. Права лиц, которых подозревали в сотрудничестве с врагом, были восстановлены лишь к пятидесятой годовщине победы над Германией, в 1995 году{*4}{276}.