Читать онлайн «Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)». Страница 82

Крестьяне в деревнях не желали допустить, чтобы мы касались руками их икон или, лежа на лавках, обращались к ним ногами. У некоторых из них, после нашего постоя, должен был являться поп с кадилом и вновь освящать иконы, точно они были нами загрязнены.

В их церквах висит на стенах большое количество икон, из которых самые многочисленные и самые знаменитые должны представлять Господа Христа, Св. Деву Марию и Николая, главного их патрона. У каждого здесь имеется свой святой или своя икона, перед которою он молится. Если кто-либо совершит грубое преступление, достойное отлучения, то его святой [его икона] удаляется из церкви; этой иконою он может после этого пользоваться дома, так как отлученный не смеет более входить в церковь. Те, у кого есть средства, убирают и украшают свои иконы великолепнейшим образом жемчугом и драгоценными камнями. Икона непременно требуется для молитвы; поэтому они должны у них быть не только в церквах и во время публичных процессий, но и у каждого в его доме, комнате и каморке, чтобы во время молитвы иметь ее перед глазами. Когда они собираются молиться, они зажигают одну или две восковые свечи и прикрепляют их перед иконою; от этой причины часто, когда они забудут потушить свечу, происходят пожары. До сих пор и немцам приходилось, ради русских, держать такие иконы в своих домах, так как иначе русские неохотно с ними сносились, да и нельзя было получить русской прислуги без этого. Теперь же патриарх не желает допускать, чтобы их иконы еще встречались в немецких комнатах, по его мнению, недостойных этой чести. Когда русский отправляется к другому в дом или комнату, он сначала воздает честь Богу и произносит свое «Господи». Только после этого он начинает говорить с людьми. В дом он входит как немой, ни на кого не обращая внимания, хотя бы даже 10 и более человек находились в помещении. Лишь только войдя в комнату, он, прежде всего, обращается к иконе, которая обыкновенно поставлена за столом в углу; если ее ему не видно, он спрашивает: «Есть ли Бог?». Лишь только заметив ее, он, с поклонами перед нею, трижды совершает крестное знамение. Затем он оборачивается к людям, здоровается с ними и справляет свое дело.

Они приписывают иконам весьма большую силу, будто они совершенно особым образом могут помогать в делах. Неоднократно уже упоминавшийся датский дворянин Иаков говорит, что они в его время икону на палке держали в пиве во время пивоварения, надеясь, что тогда пиво лучше сварится. Они их как-то боятся и страшатся, точно в них действительно имеется какая-то божественная сущность. Когда они желают при иконах заняться плотскою утехою, то они завешивают их платком. Иногда они ими наводят страх на людей. В 1643 г. по Р. X., в июне месяце, случилось как-то, что одна из их икон начала казаться в лице своем краснее обыкновенного. Попы сообщили об этом патриарху и великому князю, подняли из-за этого целую историю, точно это обстоятельство знаменовало собою что-то великое; говорили, что следует объявить дни покаяния и поста, дабы отстранить грозящее наказание. Великий князь, как государь благочестивый и богобоязненный, принял это близко к сердцу, призвал русских живописцев и под крестным целованием спрашивал их, произошло ли это от естественных причин или нет. Живописцы, хорошенько осмотрев икону, сказали: «Здесь нет чуда, так как краска с лица от времени сходит, и поэтому просвечивает красный грунт». После этого страхи прекратились.

Временами и попы, помощью вымышленных и написанных на иконах знамений, пугают людей, так что те должны поститься и молиться, жертвовать попам и давать милостыню, которую простецы из народа из благоговения и дают в больших количествах. Нечто подобное, говорит, произошло в Архангельске несколько лет тому назад. Два попа, с помощью обмана, собрали много денежных пожертвований, но при дележе поспорили, вступили в драку и донесли друг на друга относительно обмана. После этого и кнуту пришлось показать свое знамение.

Что простой неразумный народ приписывает иконам большую силу, видно из следующего. Когда в 1611 году шведский полководец Иаков дела-Гарди занял Великий Новгород и при этом произошел пожар, некий русский стал держать против огня свою икону св. Николая и молился, чтобы она помогла погасить огонь. Когда, однако, помощи не последовало, а напротив, огонь все более и более стал распространяться, он в нетерпении бросил свою икону в огонь и сказал: «Если ты нам не желаешь помочь, то помоги себе сам и туши».

К нему можно бы было обратиться со словами Лактанция: «Quae vanitas aliqua[m] ab his sperare tutelam, quae tueri semetipsanon possunt», т. е. «Разве ты не видишь, что безумно ждать помощи от тех, кто сами себе не могут помочь». В то время солдаты, не найдя в домах много такого, чем бы могли воспользоваться, взяли с собою иконы, но русские побежали за ними и за дорогую цену выкупили эти иконы.

Простонародье, особенно вне городов и в деревнях, желая приучить детей к богобоязни, ставит их перед иконами, чтобы они перед ними в глубоком смирении и почтительности клали поклоны, крестились и говорили «Господи». Им при этом не говорится, что все это значит, так что с нежного детства всякий привыкает к мысли, что иконы — боги, как, впрочем, старшие их и называют. В Ладоге моя хозяйка не хотела дать своему ребенку, едва говорившему и стоявшему, поесть, пока тот подобным образом девять раз подряд не воздал, как она говорила, славы своему Богу.

Однако некоторые знатные люди и лица, живущие в городах близ церквей, имеют несколько лучшие — а умнейшие из них и совершенно иные мысли об иконах.

В русской Нарве жил знатный богатый купец, еще и теперь здравствующий; звали его Филиппом N.; это был словоохотливый любезный мужчина, который иногда приходил к столу к нашим послам и о том или другом давал хорошие сведения. Однажды — это было 30 января 1634 г., с нашим медиком г. Гартманом Граманом, по его просьбе, зашел я к нему в гости. Когда мы вступили с ним в беседу о их религии, особенно об иконах, он при нас произнес исповедание веры, из которого мы могли усмотреть истинного христианина. Он сказал, между прочим: он никакого значения не придает иконам, взял свой носовой платок и провел им по иконе, говоря: «Так я могу стереть краску и потом сжечь дерево; в этом ли искать мне спасение?» Он показал мне библию на славянском языке, в которой был очень начитан, открывал в нескольких местах и переводил, говоря: «Вот здесь я должен искать волю Божию и держаться ее». Постов, которые соблюдаются большинством русских, он не признавал; он говорил; «Что в том, что я не ем мяса, но имею зато в своем распоряжении великолепнейшие рыбы и напиваюсь водки и меду; истинный пост заключается в том, что Богом указано чрез пророка Иоиля в первой и второй главе. Так я пощусь, если я не принимаю ничего, кроме воды и хлеба, и усердно молюсь». Он жаловался при этом, что очень многие из его земляков не имеют таких познаний в религиозных делах и в совершении христианского долга. Когда мы возразили, почему он, будучи так просвещен Богом, не постарается научить своих собратий лучшему, он ответил: у него нет на это призвания; кроме того, ему бы не поверили, но сочли бы его даже за еретика; если же он все-таки держит иконы у себя, то это делается ради памяти о Боге и святых. После этого он вынес из комнаты изображение шведского короля Густава, напечатанное на золоченной коже, и сказал: «Ведь подобный портрет, изображающий столь храброго героя, совершившего так много великих дел, мы бы охотно, в честь его памяти, держали в наших комнатах; почему же ему не держать у себя для памяти изображения святых, бывших столь великими чудотворцами в духовных делах?» Разумные русские вообще чтут свои иконы святых и молятся им по своей религии, однако не ради материи или потому, чтобы приравнивали их изображению Божию, но из любви и почтения к святым, находящимся на небе. Та честь, которая оказывается иконе, ощущается и тем, кого иконы изображают. Именно это-то и постановили греки в 787 г. на константинопольском соборе против икономахов или иконоборцев, при участии 850 епископов, и ввели в своих церквах, в то время, когда патриархами были в Константинополе Тарасий, в Александрии Политиан, в Антиохии Феодорит и в Иерусалиме — Илия? Это постановление, однако, было отвергнуто на франкфуртском соборе, который в 794 г. был собран императором Карлом Великим, как о том сказано в каноне втором: «Возбужден был вопрос о новом соборе, который греки собрали в Константинополе относительно почитания икон. На этом соборе было постановлено, что те, кто не будут оказывать изображениям святых того же служения и обожания, как Божественной Троице, присуждаются анафеме. Святейшие отцы наши, отрицая всякое обожание и служение, отвергли и единогласно осудили это учение», «Concilia magna», t. XX, р. 145.