Читать онлайн «История императорской власти после Марка». Страница 46

О значении молвы как источника осведомленности и ее быстром распространении говорит сам Геродиан в связи с лживым посланием Каракаллы сенату и народу по поводу его мнимых успехов и покорения всего Востока. Сенат под влиянием страха из низкопоклонства декретировал императору все почести, хотя истинное положение дел было хорошо известно сенаторам: «ведь дела государя не могут оставаться скрытыми». Письмо Матерна тому же Антонину с обвинением Макри-{162}на в стремлении к власти получает у Геродиана, вероятно в результате раздвоения устного предания, две мотивировки: либо о замыслах Макрина ему вещали божества (он перед этим общался с магами, занимавшимися некромантией), либо сам он действовал из желания дискредитировать Макрина (IV, 12,5). Обстоятельства смерти Макрина, торопившегося в Рим после своего поражения от сторонников Антонина (Гелиогабала) и задержавшегося в Халкедоне из-за неблагоприятных условий для переправы, описаны явно по слухам: «говорят…» (V, 4,11). Север Александр не выполнил своего плана во время войны с персами, не вывел свое войско в назначенное место и таким образом оказался виновником страшного поражения римлян. Геродиан дает два возможных объяснения поведения императора: либо он побоялся подвергнуть опасности свою жизнь, либо его удержала мать по своей женской робости и чрезмерному чадолюбию (VI, 5,8). Эти два объяснения уже потому не должны приписываться самому Геродиану, что они связаны с двумя обвинениями, которые не раз предъявлялись Александру на протяжении его царствования и немало способствовали его гибели, — отсутствие смелости (VI, 6,6; 7,3, 10; 8,3; 9,5) и полное подчинение воле матери (VI, 1,10; 8,3; 9,4, 5,8). Не удивительно, что в войске и народе связывали неудачу персидского похода с теми свойствами императора, которые всегда вызывали недовольство. После неудачного похода Александр возвратился в Антиохию больным — либо от упадка духа, либо от непривычки к воздуху тех стран, по которым он проходил (VI, 6,1). Две возможности в данном случае выдвигаются не самим историком. Они могли фигурировать в рассказах участников похода и других современников. В пользу этого говорит контекст: ведь в дальнейшем Геродиан считается только с одним из объяснений — Александр с трудом выносит свою болезнь и удушливый воздух, болеют и все воины, особенно непривычные к жаркому, сухому климату иллирийцы (VI, 6,2); в Антиохии, благодаря ее приятной прохладе и хорошей воде, император легко восстанавливает свои силы (VI, 6,4). Об императоре Максимине, который был родом из фракийской деревни, передавали, что он в детстве был пастухом. Молодые паннонские воины в своей среде радовались мужеству Максимина и высмеивали малодушие Александра и его зависимость от воли матери (VI, 8,3). По-разному объясняли поведение Максимина, когда воины впервые объявили его императором, а он сбрасывал с себя императорскую порфиру, которую пытались накинуть ему на плечи. Согласно одному объяснению, все происходившее было {163} полной неожиданностью для Максимина, согласно другому — все это он сам заранее подстроил (VI, 8,5). О последних мгновениях жизни Александра рассказывают, что он, обняв мать, горько жаловался, называя ее виновницей своих бед. Прямая ссылка на повсеместные разговоры дается Геродианом в сообщении об общераспространенной молве о том, что Максимин, начав с пастушества и став простым воином, был доведен судьбой до власти над Римским государством. Рассказ о подробностях заговора Магна против Максимина вводится словами «говорили, что план действия будет таким». Заговор был жестоко подавлен Максимином. Поэтому, как заявляет Геродиан, он дает те сведения, какие удалось получить на основании слухов. Он не ручается за достоверность своего сообщения, так как не было ни судебного разбирательства, ни возможности защищаться; молва могла в сущности передавать лишь то, что угодно было Максимину. Бесспорным фактом было самоубийство престарелого Гордиана I и в Карфагене. Согласно одному слуху, он повесился при приближении к городу войск Капелиана, сторонника Максимина; согласно другому, это произошло уже после поражения карфагенян под командой Гордиана II и гибели последнего. В обстоятельном рассказе об осаде Аквилеи Максимином особо при помощи слова «говорили» выделено все то, что касается гаданий по внутренностям жертвенных животных. В том же рассказе говорится, что, по словам некоторых воинов Максимина, в воздухе часто являлся образ местного бога Белена, сражавшегося за город (VIII, 3, 8). Отмечаются преувеличенные слухи об общей мобилизации всего римского народа, о единодушии всей Италии, о наборе войска среди иллирийских и варварских племен на востоке и на юге (VIII, 5,6).

Согласно прямому, ясному, не допускающему никаких иных толкований свидетельству Геродиана, он пишет о том, что он видел и слышал. Не подлежит сомнению, что сообщения о слышанном сильно преобладают над сообщениями о виденном. И здравый смысл, и разбор рассказов Геродиана, и сравнение с рассказами Кассия Диона (отчасти и Мария Максима) не дают основания усомниться в справедливости этого показания.

Как уже сказано выше, важными источниками для изучения описанной Геродианом эпохи являются история Кассия Диона и сборник биографий императоров, который известен под названием «Historia Augusta» (НА), авторов которого (подлинных или мнимых) принято называть «Scriptores Historiae Augustae» (SHA). Представляет большой интерес вопрос о взаимоотношении между историей Геродиана и двумя другими названными здесь источниками. {164}

Более простым оказывается этот вопрос применительно к НА. Сборник написан гораздо позднее истории Геродиана. В некоторых местах он содержит прямые ссылки на Геродиана [22], которые одними из исследователей приписываются самим SHA, другими — более поздним интерполяторам [23].

Сложнее обстоит дело с Дионом. Здесь ставятся следующие вопросы: 1) знал ли Геродиан сочинение Диона; 2) пользовался ли он этим сочинением; 3) если пользовался, то как и в какой степени; 4) если не знал, то чем объяснить сходство ряда мест у того и другого автора.

По первому вопросу существуют два диаметрально противоположных мнения: одна точка зрения — Геродиан не знал сочинения Диона [24], другая — он не мог не знать этого сочинения [25], и отрицающие знакомство Геродиана с сочинением Диона впадают в большую ошибку, так как не учитывают широкого распространения образованности во II—III вв. н. э., начитанности образованных людей того времени и (добавим мы) наличия библиотек даже в провинциальных городах. Попытки доказать, что Геродиан непосредственно использовал историю Диона [26], натолкнулись на большие трудности. Некоторое сходство в ряде мест текста обоих историков, бесспорно, наблюдается, но нигде нет текстуальных совпадений, нигде нет {165} явных признаков заимствования. Поэтому наиболее осторожные исследователи, склонные видеть большую близость между некоторыми местами истории Геродиана и Диона, предпочитают говорить не о заимствовании первого от второго, а о зависимости обоих от какого-то общего источника [27]. В сущности можно говорить о сходстве между рассказами Геродиана и Диона лишь в самых общих чертах; они оба часто рассказывают об одном и том же, причем в некоторых случаях имеется большее или меньшее сходство.

Всем этим подсказывается определенное решение основного вопроса о взаимоотношении между двумя историками. Признавая вероятность знакомства Геродиана с трудом Диона, мы все же нигде не усматриваем бесспорных следов зависимости Геродиана от его предшественника. Доверием к показаниям Геродиана о характере его источников (виденное и слышанное) оправдывается следующий подход к сравнительной оценке параллельных рассказов у Геродиана и Диона. В тех случаях, когда последний описывает то, что он видел и чего не мог видеть Геродиан (заседания сената, некоторые события при дворе) мы должны отдать предпочтение Диону (если нет возможности доказать наличие у него тенденции, введшей его в заблуждение или побудившей дать искаженное изображение). В таких случаях мы признаем Геродиана рупором определенных слухов и будем доискиваться причин искажения или своеобразного преломления событий в его изложении. Геродиан становится для нас информатором о слухах, имевших хождение в римском обществе (или части его) и выражавших отношение к императорам [28] и другим действующим лицам рассказов. В других случаях, где отпадает возможность считать Диона очевидцем событий, его рассказ будет отражением устной традиции определенных кругов общества, не тождественных тем, чью традицию дает нам Геродиан. {166}