Читать онлайн «История Спарты (период архаики и классики)». Страница 80

Установить с большей или меньшей точностью время возникновения малой экклесии представляется весьма затруднительным. По мнению К. Германна, малая экклесия возникла тогда, когда среди самих спартиатов уже не существовало первоначального равенства [017_172].

Возможно, появление этого нового для Спарты института было непосредственно связано с численным ростом в конце V в. гипомейонов и неодамодов, чей статус граждан предполагал их участие в народном собрании [017_173]. Подтверждением тому может служить одно место у Плутарха в биографии Агиса, где речь идет о количественном и качественном составе спартанского гражданства. Как уже упоминалось, к моменту реформ Агиса и Клеомена поляризация общества уже достигла своего апогея. На одном полюсе находилось 700 спартиатов, из которых только сто человек имели свои клеры, на другом - вся остальная масса граждан, которых Плутарх называет "толпой", "чернью" (oJ o[clo" - Agis 5). Тем не менее эта "толпа, лишенная средств к жизни и доступа к общественным должностям" участвует в народных собраниях, которые созывал царь Агис (Plut. Agis 9).

Кто же такие эти граждане, которые, однако, не пользуются вполне гражданскими правами? В. Г. Васильевский полагал, что здесь речь идет о гипомейонах. "Противоположность между спартиатами и просто гражданами или "толпою" Плутарха та же самая, какая у других писателей обозначается именами, с одной стороны, "равных", с другой, "меньших", "худших" (uJpomeivone"), т. е. противоположность полноправных граждан, аристократии, и граждан неполноправных" [017_174], которые только по имени были гражданами. Последние, с точки зрения В. Г. Васильевского, могли участвовать только в "большой" экклесии и не допускались в "малую" [017_175].

По-видимому, в Спарте, где граждане были разделены на несколько категорий, народные собрания также делились, по крайней мере, на два вида - ординарные, или большие экклесии, и малые, элитарные. Если в первых могло участвовать все гражданское население, включая неодамодов и гипомейонов, то в последних - только те, кто принадлежал к общине равных [017_176], да и то, возможно, не все из них. Не исключено, что малая экклесия постепенно узурпировала власть "большой" апеллы, сделав последнюю лишь фикцией народовластия (ср.: Arist. Pol. III, 1, 7, 1275 b 6-8) [017_177].

Если это так, то сам факт появления малой экклесии является одним из многочисленных симптомов внутреннего разложения спартанского общества, в котором "за фасадом политического равенства скрывалась формация земельной олигархии" [017_178].

Подводя итоги, хочется отметить, что внешнеполитическому кризису Спарты, выразившемуся в потере гегемонии над Грецией и утрате Мессении, предшествовал внутренний кризис общества, нашедший свое выражение в заговоре Кинадона. Признаки кризиса полиса в Спарте прежде всего проявились в изменении совокупной структуры спартанского общества. Прежняя триединая система, компонентами которой были, с одной стороны, спартиаты, с другой илоты и периеки, потеряла свой простой и однозначный характер. Усложнились социальные связи между всеми членами общества, что привело к появлению новых промежуточных звеньев между классами господ и рабов.

Принцип абсолютного единообразия, исповедуемый спартанцами и требовавший равных взносов в сисситии от уже не равных в имущественном отношении людей, привел к самым пагубным последствиям, подорвав коллективные интересы общества. В результате резкого расслоения гражданского коллектива из всей массы ранее полноправных граждан выделилась особая группа, обладавшая пониженным социальным статусом. Это так называемые гипомейоны. Наличие их свидетельствует о каком-то глубинном, до поры до времени скрыто идущем в Спарте процессе социально-экономического перерождения общества. Размывание гражданского коллектива, приведшее к драматическому сокращению полноправных граждан, гомеев, и к уменьшению гражданского ополчения, заставило Спарту искать выход из создавшегося положения. Однако обычный для Спарты поиск паллиативов в тех случаях, когда требовалось радикальное вмешательство в ход вещей, привел к очередной искусственной попытке преодоления сложившейся ситуации: государство, лишившись части своего гражданства, попыталось восполнить его убыль кооптированием из числа илотов новых граждан, неодамодов. Однако это примитивное решение сложной социальной проблемы не привело, да и не могло привести к ожидаемым результатам.

Меры, предпринятые спартанским полисом по спасению своего гражданства, носили чисто искусственный, половинчатый и потому мало эффективный характер. Должно было пройти еще полтора века, Спарта должна была лишиться почти всех своих граждан, прежде чем государство наконец уничтожило ту архаическую цензовую систему при определении гражданских прав, которая в Афинах, например, была отменена еще на рубеже классики и архаики.

5. МОФАКИ

Появление на рубеже V и IV вв. новых социальных групп наводит на мысль о создании в Спарте нескольких ступеней гражданства [018_179]. На первой ступени, бесспорно, находились те, кто являлся членом "общины равных", ниже - гипомейоны и неодамоды. Эти три социальные группы внутри одного и того же класса не были абсолютно изолированы друг от друга. Спартиат, потерявший свой клер, "опускался" в разряд гипомейонов. Но мог ли существовать обратный механизм? Не могло ли государство при той катастрофической убыли гражданства, которая наблюдалась в Спарте, прибегать к своего рода паллиативной мере и кооптировать себе "полных" граждан из низших слоев гражданского населения? Мы постараемся показать, что такая возможность хотя бы частично реализовывалась в Спарте с помощью института мофаков.

Мофаки, или мофоны [018_180], судя по нашим источникам, представляли особую категорию лиц, получивших спартанское воспитание (ajgwghv) вместе с сыновьями спартиатов. Происхождение термина "мофак", или "мофон", не ясно. Его иногда возводят к слову movqo" ("битва", "разгар битвы", "сумятица сражения") и полагают, что первоначально мофаки были военной свитой знатных спартиатов [018_181]. Но вряд ли это так. Ведь слово movqo", которое употребляется только в эпической поэзии у Гомера и Гесиода, еще в период классики стало архаизмом и было забыто. Производные же от этого слова в аттической поэзии и прозе V-IV вв. приобрели уже далекое от первоначального значение. Так, у Аристофана movqwn - это наглый, дерзкий человек, выскочка и простолюдин (Schol. Aristoph. Plut. 279; Eq. 634).

Г. Фриск отрицает существование какого-либо соотношения между вышеназванными словами (одно из которых относится к эпической поэзии, а другое представляет собой спартанский технический термин) из-за большого стилевого различия [018_182]. Тем не менее, как нам кажется, нельзя исключить и их какой-то генетической близости между эпическим словом movqo" и дорийскими movqwn и movqax. Аристофан как раз заполняет брешь между ними: ведь вполне можно представить себе смысловой ряд от первоначального значения, включающего в себя понятие о "сражении", "драке", к "драчливому", а далее уже к "дерзкому", "наглому", а от них и к "выскочке".

Поскольку мофак как технический термин впервые зафиксирован только у Филарха (III в.) (ap. Athen. VI, 271 e-f), а Ксенофонт, наш основной авторитет в подобного рода спартанских реалиях, его еще не знал, то можно думать, что и сам этот термин возник не ранее середины IV в., превратившись из первоначального полупрезрительного и полунасмешливого обращения в устойчивое социальное понятие. Такой путь от слова, несущего в себе элементы социальной и моральной ущербности, к новому понятию был вполне возможен там, где необходимо было подчеркнуть двусмысленность и неопределенность положения той или иной социальной группы.