Твоей души, отец, слепая страсть
 И гнев ее тяжелый оставляют
 Глубокий след в уме — не оттого,
 Чтоб был ты прав, однако. К сожаленью,
 Я склонности не чувствую в толпе
 Оправдывать себя и, вероятно,
 В своем кругу сумел бы доказать
 Ясней твою ошибку. И не так ли
 Нередко наш страдает тонкий слух
 От музыки, которой рукоплещет
 Толпа? Увы… Пред горшею бедой
 О меньшей мы позабываем. Вижу, —
 Завесу с уст приходится поднять.
 Начну с того же я, с чего искусно
 Ты начал речь. Оставь без возраженья
 Я первые слова, и я погиб.
 Взгляни вокруг на землю, где ступает
 Твоя нога, на солнце, что ее
 Живит, и не найдешь души единой —
 Безгрешнее моей, хотя бы ты
 И спорил, царь. Богов я чтить умею,
 Живу среди друзей, и преступлений
 Бегут друзья мои. И стыдно им
 Других людей на злое наводить
 Или самим прислуживать пороку:
 Высмеивать друзей, пусть налицо
 Они иль нет, я не умею. Тот же
 Для них я друг. Ты упрекал меня
 В страстях, отец, — нет, в этом я не грешен:
 Я брака не познал и телом чист.
 О нем я знаю то лишь, что услышал
 Да на картинах видел. Да и тех
 Я не люблю разглядывать. Душа
 Стыдливая мешает. Если скромность
 В невинности тебя не убедит,
 Так объясни ж, отец, каким же мог
 Я развратиться способом. Иль Федра
 Такой уже неслыханной красы?
 Иль у меня была надежда с ложем
 На твой престол, ты скажешь? Но ведь это
 Безумие бы было, коль не глупость.
 Иль быть царем: так сладостно для тех,
 Кто истинно разумен? Ой, смотри.
 Здоров ли ум, коли корона манит.
 Я первым быть меж эллинов горел
 На играх лишь, а в государстве, право ж,
 И на втором нам месте хорошо…
 Средь избранных, конечно. Там досуг,
 Да и в глаза опасность там не смотрит,
 А это слаще, царь, чем твой престол.
 Теперь ты все уж знаешь. За себя
 Такого же другого, к сожаленью,
 Я не могу подставить, чтоб порукой
 Тебе служил. Пред Федрою живой
 Мне также спор заказан. Ты легко бы
 Нашел тогда виновных. А теперь
 Хранителем клянусь тебе я клятвы
 И матерью-землей, что никогда
 Жены твоей не трогал, что ее
 Я не желал и что о ней не думал.
 И пусть умру бесславно и покрытый
 Позорным именем, ни в море я,
 Ни на земле пускай успокоенья
 И мертвый не найду, коль это ложно…
 Замучена ли страхом, умерла
 От собственной руки она, не знаю
 И больше говорить не смею. Но
 Неправая из дела вышла чистой,
 А чистого и правда не спасла.