Читать онлайн «Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки». Страница 40

Осию иногда называют монотеистом, однако нет причин полагать, что его вера хоть чем-нибудь отличалась от монолатризма. Он никогда не отрицает существования богов помимо Яхве, не утверждает, что чужеземцам не следует им поклоняться [423]. Заявляя, что израильтяне не должны «знать» никакого бога, кроме Яхве, он не имеет в виду «признавать». Исходное слово на древнееврейском означает скорее «быть верными». В соглашениях это слово выражало преданность народа-вассала [424].

Это «знать» характеризует Осию как полноценного монолатриста. Повторяя слова Яхве «ты не должен знать другого бога, кроме Меня, и нет Спасителя, кроме меня» [425], он выражает идею «только Яхве». Кроме того, он, возможно, творит интеллектуальную историю, закладывает шаблон для одной из самых известных строк Библии. Первая из десяти заповедей — «да не будет у тебя других богов пред лицем Моим» (еще один монолатрический стих, часто воспринимаемый как монотеистический) — вероятно, проистекает из времен после смерти Осии [426].

Действительно ли Осия выказывает с помощью такой логики чувства, которые мог бы выказывать монолатрист — определенный скептицизм по отношению к альянсу в целом? Можно сказать и так. Он неоднократно упоминает две великие державы, Ассирию и Египет, но в выгодном свете — ни разу. Он подчеркивает тщетность союза между этими державами с «Ефремом» — северным царством Израиля, где жил он сам. (В тот момент Израиль был разделен на два государства, северное называлось Ефремом или Израилем, южное — Иудой.) «Ассирия не спасет нас», — утверждает он, а что касается переговоров с лидерами Египта, то это лишь «посмеяние в земле Египетской». Правители Ефрема «как глупый голубь, без сердца: зовут Египтян, идут в Ассирию» [427].

Отчасти то, что Осия противился союзам, объясняется их нередко унизительными условиями. Так как Израиль был маленьким государством, втиснутым между двумя большими, «союзы» обычно представляли собой вассальную зависимость. Там, где в Книге пророка Осии говорится, что лидеры Ефрема «заключают союз с Ассуром, и в Египет отвозится елей» [428], имеется в виду не продажа елея Египту, а передача его в качестве дани.

Но проблему представляли не только могущественные государства [429]. Осия, как писал библеист Марвин Суини, демонстрирует «враждебность к любому соучастию чужеземцев» [430]. И действительно, подозрительность к другим народам настолько сильна, что доходит до грани ксенофобии. Осия пишет: «Ефрем смешался с народами… чужие пожирали силу его, — и он не замечал». И «поглощен Израиль; теперь они будут среди народов как негодный сосуд» [431]. Вероятно, Ахав, Соломон и другие цари руководствовались логикой, согласно которой интернационалистская внешняя политика представляла собой погружение в большой мир, способное обогатить Израиль. Осия придерживается прямо противоположных взглядов. Он видит быстро беднеющий Израиль, нищету которого лишь усугубляют внешние силы. «Хлеба на корню не будет у него, зерно не даст муки, а если и даст, то чужие проглотят ее» [432]. Если никакой другой народ не принесет Израилю ничего хорошего, значит, не стоит не только поклоняться чужим богам, но и даже чтить их.

Осия облекает свой религиозный и политический изоляционизм в один и тот же метафорический язык. «Ты блудодействуешь, удалившись от Бога твоего», — втолковывает он народу Израиля. Поклоняясь ханаанским богам, якобы приносящим дождь и процветание, Израиль говорил: «Пойду за любовниками моими, которые дают мне хлеб и воду, шерсть и лен, елей и напитки». Этот образ измены распространяется на внешнюю политику Израиля. Власти Ефрема «пошли к Ассуру, как дикий осел, одиноко бродящий; Ефрем приобретал подарками расположение к себе. Хотя они [израильтяне] и посылали дары к народам, но скоро… они начнут страдать от бремени [чужеземного] царя князей» [433]. В Книге пророка Осии, как во всем Древнем мире, теология и геополитика служат отражением друг друга.

Не без причины предубежденный

То, что для сторонников движения «только Яхве» была характерна предубежденность в представлениях о союзе с чужаками, — отнюдь не сенсация. Исследователи давно заметили антиинтернационалистский оттенок пророческих книг, в которых порицается неверность по отношению к Яхве. (Это явление назвали «пророческим национализмом») [434]. Но это не значит, что все специалисты, отметившие это, пришли к выводу, что теология сложилась под влиянием политических и экономических сил. Корреляция между политическими и религиозными убеждениями сама по себе еще не дает ответа на вопрос, что было причиной и что следствием. Вполне возможно, что к монолатрии Осию привело его пренебрежение интернационализмом. В конце концов, интернационализму свойственно обеспечивать контакты с чужеземными богами. Возможно, у монолатристов имелись другие причины для неприязненного отношения к альянсу. Некоторые пророки утверждали, что обращение за помощью к могущественным державам выказывает недостаток веры в способность Яхве в одиночку защитить Израиль.

Так почему бы нам не принять на веру слова пророков и не допустить, что их теология сформировала их представления о внешних отношениях, а не наоборот? В некотором смысле нам, вероятно, так и следовало бы поступить. Осия и другие пророки его времен имели отличительные особенности истинно верующих. Согласно Библии, Осия выбрал себе супругу, подчинившись повелению Бога «возьми себе жену блудницу» — очевидно, чтобы его брак стал метафорой неверности Израиля Яхве. Словно не удовлетворившись таким фанатизмом, он назвал одного из сыновей «Не Мой народ» (Лоамми), символизируя реакцию Яхве на эту измену [435]. Но прежде, чем сочувствовать сыну Осии, следует вспомнить, что сын Исайи шел по жизни под именем «Спешит грабеж, ускоряет добыча» — как ходячая реклама одного из пророчеств Исайи [436]. Все это указывает, что мотивация пророков более сильна и менее рационально-приземленна, чем можно было ожидать, если бы источником вдохновения для нее служил только геополитический анализ.

Однако для наших нынешних целей вопрос заключается не в том, что побудило Осию и других пророков высказывать монолатрические идеи. Вопрос в следующем: почему их высказывания получили резонанс, почему они прижились. Здесь уместна аналогия с биологической эволюцией. Дарвиновская теория гласит, что в популяции распространяются черты, способствующие выживанию и воспроизведению. Но это не значит, что все появляющиеся черты (в результате, допустим, генетической мутации), будут соответствовать этой тенденции, и прогнозы о том, какие черты распространятся, не имеют отношения к вопросу об изначальных причинах их появления. Можно сказать, что идея Осии представляла собой культурную «мутацию» — и, несомненно, другие пророки становились авторами альтернативных «мутаций». Вопрос, обусловлена ли теология внешними отношениями, — это вопрос не столько о причинах возникновения этих мутаций, сколько о причинах, по которым одни мутации распространяются, а другие — нет. А именно: действительно ли идеи Осии распространялись потому, что люди все тверже верили, что отношения Израиля с остальным миром — игра с нулевой суммой, что Израилю едва ли принесет пользу интернационализм, сотрудничество и взаимодействие с другими странами?