Читайте книги онлайн на Bookidrom.ru! Бесплатные книги в одном клике

Читать онлайн «Путь Дзэн». Страница 27

Автор Уотс Алан

Опасаясь, что вы ничего не поймёте, они (Будды) назвали это именем Дао, но не стройте на этом своих концепций. Помните, как говорят: «Когда рыба поймана, про сачок забывают (из Чжуан-цзы), когда тело и ум обретают спонтанность, — Дао достигнуто, и постигается универсальный ум…» (29)…В прежние времена у людей был живой ум. Достаточно было им услыхать одну-единственную фразу, и они отказывались от дальнейшего обучения. Поэтому их звали «мудрецы, расставшиеся с обучением и пребывающие в спонтанности». А в наши дни люди стремятся только к тому, чтобы напичкать себя знаниями и выводами; они полагаются во всём на письменные разъяснения и называют это практикой. (30)

Складывается впечатление, что в личных контактах с учениками Хуан-бо был, однако, далеко не так разговорчив. Линь-чжи (по-японски Ринзай — умер в 867 г.) не мог добиться от него ни слова. Каждый раз, когда он решался задать вопрос, Хуан-бо бил его. Доведённый до отчаяния, он ушёл из этого монастыря и обратился за советом к другому учителю, Да-ю, который осудил его неблагодарность доброму, как родная бабушка, Хуан-бо. Это послужило толчком для пробуждения Линь-чжи, и он вернулся назад к Хуан-бо. В своё время сам Линь-чжи бил своего ученика и приговаривал: «В конце концов в буддизме Хуан-бо нет ничего особенного!» [2,12]

Запись учения Линь-чжи, «Рассказы об учителе Линь-чжи» (по-японски Ринза року), изображает характер, полный огромной жизненной силы и яркого своеобразия. Со своими учениками Линь-чжи разговаривает языком неофициальным и часто весьма «вольным». Он как бы вкладывает всё в энергию своей личности, чтобы силой ввергнуть их в немедленное пробуждение.

Вновь и вновь бранит он учеников за отсутствие веры в себя, за то, что их умы «блуждают вокруг да около», в поисках того, что никогда не терялось и что находится «прямо перед вами в этот самый миг». Пробуждение для Линь-чжи в первую очередь — вопрос дерзости, решимости «отпустить себя» тут же, не откладывая, ни на миг не сомневаясь в том, что естественное, спонтанное поведение человека и есть ум Будды. Его отношение к концептуальному буддизму и мании учеников достигнуть уровней и выдвигать идеалы, полно беспощадного иконоборчества:

Почему я говорю здесь? Только потому, что вы, последователи Дао, суетитесь вокруг да около в поисках ума и никак не можете остановиться. А вот предки наши поступали по-другому, они действовали не спеша, отвечая (возникающим) обстоятельствам. О вы, последователи Дао! Если вы поймёте то, о чём я говорю, вы будете восседать во славе… на головах будд. Те, кто превзошёл десять ступеней, покажутся вам просто мелочью, те, кто достиг Высшего просветления, будут жалкими колодниками. Арханы и пратьекабудды — это просто грязный сортир; бодхи и нирвана — колья для привязи ослов. [53]

Особенно настойчиво проповедует он необходимость ‘естественной’ или ‘непосредственной’ (у-ши) жизни:

В буддизме нет места усилиям. Будь обыкновенным человеком — вот и всё. Мочись и испражняйся, надевай платье, ешь пищу. Когда устанешь — ляг, отдохни. Невежды могут смеяться надо мной, но мудрый — поймёт. Попадая из одного места в другое, считай каждое своим родным домом, и все они и вправду будут им. Ибо когда обстоятельства складываются, ты не должен пытаться изменить их. Тогда твои обыкновенные навыки чувствований, которые создают карму для пяти преисподних, сами собой превратятся в Великий Океан Освобождения. [Выше, с. 11]

И ещё о той карме, которая создаётся поисками освобождения:

Нет Дхармы вне ума, и внутри тоже нет ничего, чем можно овладеть. Чего же вы ищете? На всех углах вы кричите, что нужно упражняться в Дао и проверять его. Не делайте этой ошибки! Если же есть кто-то, кто может упражняться в Дао, то это карма, создающая рождение-и-смерть. Вы говорите о полной дисциплине и контроле над своими шестью чувствами и десятком тысяч поступков. Но, по-моему, это и есть создание кармы. Искать Будду и искать Дхарму — именно и означает создавать карму для преисподней. [Выше, с. 11]

У Ма-цзы, Нань-чжуаня и Чжао-чжоу, Хуан-бо и Линь-чжи мы находим «дух» Дзэн в лучшем его проявлении. Дзэн вдохновлён даосскими и буддийскими идеями, но выражает и нечто новое. Он так прост, житейски приземлён и прям. И трудность перевода текстов этого периода в том, что их китайский язык не классический и не современный, скорее всего — это разговорный язык эпохи Тан. Его естественность не так изысканна, не столь откровенно изящна, как стиль даосских мудрецов и поэтов. Этот язык почти груб и площадей. Я говорю «почти» потому, что выражение это неточно. Но найти параллель такому стилю в другой культуре невозможно. Человеку западному легче увидеть его в произведениях искусства, вдохновлённых Дзэн. Этот стиль можно ощутить в каком-нибудь садике дзэн-буддийского храма: ровное песчаное поле, несколько необтёсанных камней, поросших мхом и лишайником — и всё. Такие сады сохранились в храмах Киото до наших дней. Здесь использованы минимальные средства. Вмешательство человека почти незаметно, кажется, что пейзаж этот целиком перенесён сюда с берега моря. Но на самом деле только тончайший и искуснейший художник может добиться такого впечатления. Конечно, может показаться, что «дух Дзэн» — это сознательный и расчётливый примитивизм. Иногда так и бывает. Но подлинный дух Дзэн возникает, когда человек почти чудодейственно естествен без всякого намерения быть таковым. Он — дзэн-буддист не потому, что сделал себя таким, а потому, что так растёт. Из всего вышеизложенного должно быть ясно, что естественность учителей эпохи Тань не следует понимать буквально, как будто дзэн-буддист просто гордится тем, что он совершенно обыкновенный пошлый тип, который плюёт на идеалы и живёт себе в своё удовольствие, — ибо это само по себе было бы позой. А дзэн-буддийская «естественность» расцветает лишь в том, кто расстался с самоутверждением и самосознанием в любом виде. Но этот дух приходит и уходит, как ветер, и учредить его или удержать абсолютно невозможно.

Тем не менее, в конце эпохи династии Тан энергия и дух Дзэн были так высоки, что постепенно он становился преобладающей формой буддизма в Китае, будучи при этом тесно связан с другими школами. Цзун-ми (779–841 гг.) был одновременно учителем Дзэн и Пятым патриархом школы Хуа-янь, которая опиралась на философию «Аватамсака Сутры». Эту чрезвычайно тонкую и зрелую форму философии Махаяны использовал Тунь-шань (807-69 гг.), развивая своё учение о «Пяти классах» (у-вэй). Его теория рассматривала в пяти планах отношение абсолютного (чжен) и относительного (бянь). Впоследствии его ученик Цао-шань (840–901) связал эту теорию с философией «И-цзин» («Книги перемен»). Фа-янь (885–958) и Фень-ян (947-1024) также были влиятельными учителями, глубоко изучившими доктрину Хуа-янь, которая, собственно, и до наших дней является интеллектуальным аспектом Дзэн. С другой стороны, такие учителя, как Да-чжао (891–972) и Янь-шоу (904-75), поддерживали тесные связи со школой Тянь-тай и Школой Чистой Земли.

В 845 году буддизм претерпел яростное, хотя и недолгое гонение со стороны даосского императора У-дзуна. Храмы и монастыри разрушались, земли их подвергались конфискации, а монахов принуждали вернуться к мирской жизни. К счастью, увлечение императора даосской алхимией вовлекло его в опыты с «Эликсиром бессмертия» и он, отведав этого зелья, скончался. Дзэн перенёс преследования лучше, чем другие школы, и с этих пор вступил в длительный период процветания, пользуясь успехом как у властей, так и в народе. Сотни монахов наполняли его богатые монастыри; материальное благосостояние школы так выросло, а число сторонников так увеличивалось, что серьёзной проблемой стало сохранение самого духа учения.

Популярность почти неминуемо ведёт к снижению качества и, превращаясь из неофициального духовного движения в стабильный общественный институт, Дзэн подвергался любопытным изменениям. Возникла необходимость в «стандартизации» его методов и в создании средств, обеспечивающих воздействие учителя на большие массы слушателей. С новыми проблемами столкнулась и монашеская община: численность её росла, традиции становились твёрже, а послушниками всё чаще оказывались простые мальчики без особого призвания, которых набожные семьи посылали в монастырь на обучение. Влияние этого последнего обстоятельства на эволюцию Дзэн трудно переоценить. Дзэн-буддийская община становилась постепенно не столько объединением зрелых людей с глубокими духовными интересами, сколько закрытым учебным заведением церковного типа для юношей.