Читать онлайн «Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)». Страница 23

Однако процитирую на память тех представителей, которые в особенности обратили на себя мое внимание: красивая королевская синевакула Индийского океана с правильно расположенными белыми пятнами, ярко выступающими на розовом и коричневом фоне, императорский спондил также с яркой, но разноцветной окраской, весь усаженный иглами, редкостный экземпляр даже в музеях, за который, по моему мнению, можно заплатить двадцать тысяч франков, необыкновенная синевакула из морей Новой Голландии, также весьма редко встречаемая, экзотические бюккарды из Сенегала, белые двустворчатые раковины, столь хрупкие, что достаточно одного дуновения, и они исчезают, как мыльный пузырь; многие разновидности морских моллюсков с острова Явы; улитки вроде известковых трубок, окаймленных лиственными складками, которые так дорого ценятся любителями; целые ряды брюхоногих, желто-зеленых американских и темно-бурых австралийских; коллекция сернистых телин, драгоценных цитер, сетчатых солнечников и мраморных курбан с блестящими перламутровыми пятнами; все разновидности ужовок, распространенных в некоторых местностях Африки и Индии и в довершение — лужанки, дафнии, башеницы, яички, свитки, оливки, митры, каски, багрецы, трубари, арфы, скалы, тритоны, цериты, веретена, крыловики, блюдечки, гиалеи, клеодоры, чрезвычайно красивые и хрупкие раковины и многие прочие богатства подводного царства.

В стороне, в особых отделениях, извивались нити драгоценнейшего жемчуга, облитого электрическим светом; здесь же сиял огненными отблесками розовый жемчуг, добытый на жемчужных подводных нивах Красного моря, а также встречался зеленый, радужный, желтый, голубой и черный жемчуг — все это своеобразное, быть может, и болезненное порождение различных моллюсков всех океанов и некоторых ракушек северных рек; и, наконец, отдельные, весьма ценные экземпляры жемчужин, замечательных правильностью своих форм; некоторые из этих зерен превосходили своей величиной голубиное яйцо; они стоили столько же, если не больше, сколько жемчужина, которую путешественник Тавернье продал персидскому шаху за три миллиона франков, и могли поспорить с жемчужиной имама маскатского, которая, как я думал, не имела себе равных на свете.

Оценить всю эту коллекцию не было возможности. Капитан Немо должен был истратить миллионы для приобретения этих замечательных экземпляров, и я спрашивал себя, из какого источника он их черпает, чтобы удовлетворить свои фантазии как собирателя редкостей. Тут мои мысли были прерваны словами капитана:

— Вы рассматриваете мои раковины, господин профессор. Действительно, они должны привлечь внимание натуралиста, но для меня они еще тем дороги, что собраны моими собственными руками. Нет ни одного моря на земном шаре, которое избегло бы моих поисков.

— Я вполне понимаю то радостное чувство, которое вызывается при виде этих богатств. Вы сами скопили все это? Ни в одном европейском музее нет подобной коллекции произведений океана и морей. Но если я отдам все восторги этой коллекции, мне не останется ничего для восхищения вашим чудесным судном. Я не смею проникать в ваши тайны, но признаюсь, что «Наутилус» с его могущественной движущей силой, с его машинами и аппаратами в высшей степени возбуждает мое любопытство. Я вижу здесь несколько инструментов, назначение которых мне неизвестно. Можно ли мне это узнать?

— Господин Аронакс, все части и отделения «Наутилуса» для вас открыты. Вы можете осмотреть их подробно, и я готов быть вашим проводником.

— Не знаю, как вас благодарить; я не употреблю во вред вашу любезность. Скажите, для чего служат эти физические инструменты?

— Господин профессор, совершенно такие же инструменты находятся в моей комнате, и там я вам объясню их назначение. Но прежде взгляните на приготовленную вам каюту, чтобы вы знали, как вы будете помещены на «Наутилусе».

Я последовал за капитаном Немо. Он провел меня в переднюю часть корабля, и там я нашел не каюту, а изящную комнату с кроватью, туалетом и разной мебелью. Мне оставалось только благодарить капитана.

— Ваша комната рядом с моей, — сказал капитан Немо, отворяя дверь каюты.

Я вошел в каюту капитана. Она имела суровый вид почти монастырской кельи. Железная кровать, рабочий стол, впрочем, и несколько туалетных принадлежностей. В ней царил полумрак. Ничего не было изысканного, все лишь самое необходимое.

Капитан предложил мне стул. Мы уселись, и он начал свои объяснения.

— Милостивый государь, — сказал капитан Немо, показывая мне на инструменты, висевшие на стенах его комнаты, — вот аппараты, необходимые для плавания «Наутилуса». Здесь, как и в салоне, они всегда у меня перед глазами; они указывают мое положение и направление внутри океана. Некоторые из них вам известны, как, например, термометр, определяющий температуру внутреннего помещения судна; барометр, взвешивающий давление воздуха и предсказывающий погоду; гигрометр, отмечающий степень сухости воздуха; шторм-глас, в котором смесь своим разложением на составные части предвещает бурю; компас, который показывает направление судна; секстан, определяющий по высоте солнца географическую широту; хронометры, с помощью которых я определяю долготу, и, наконец, подзорные трубы, ночные и дневные, дающие мне возможность обозревать все точки горизонта, когда «Наутилус» поднимается на поверхность волн.

— Это обычные инструменты для каждого судна, — ответил я, — и я знаком с их употреблением. Но я вижу другие, которые, несомненно, служат исключительно для «Наутилуса». Этот кардон, по которому движется стрелка, — вероятно, манометр?

— Да, действительно, это манометр. При погружении в воду он указывает ее давление и таким образом определяет глубину, на которую опустилось мое судно.

— Эти лоты, должно быть, нового устройства.

— Это термометрические зонды, определяющие температуру слоев воды.

— А эти инструменты, назначение которых я не могу угадать?

— Здесь, господин профессор, я вам должен дать некоторые объяснения, — сказал капитан Немо. — Прошу меня выслушать.

Он помолчал немного и затем повел речь:

— Есть деятель могучий, послушный, быстрый, легкий, который может иметь самое широкое применение и который полный властелин на моем судне. Он доставляет судну свет, тепло, он душа моих механических аппаратов. Этот деятель — электричество.

— Электричество! — воскликнул я в изумлении.

— Да, милостивый государь!

— Однако, капитан, ваше судно пользуется такой изумительной скоростью, которая плохо согласуется с могуществом электричества. До сих пор применение электричества как динамической силы было весьма ограниченно и могло развивать незначительную силу.