Читать онлайн «Олег Меньшиков». Страница 56

"Я вижу людей насквозь. С ними мне говорить не надо, чтобы понять: я вижу людей насквозь. Они возражают мне..."

В самом деле, кто-то возражает, пытается оспорить гения. Но он, слушая их, видит за словами нечто большее. Французский философ прошлого века Жюль Мишле полагал, что гений, как и Христос, должен возвышаться над обществом, что он, гений, творит историю, в общем, оказываясь вне ее. Свободная одаренность художника высшей пробы такова. Такова она и у Нижинского-Меньшикова: актер поразительно чувствует и передает эти "над" и "вне". Тем более что ощущение "вне" Меньшикову вообще близко и не раз им донесено в той или иной степени в предыдущих его ролях.

Как близка ему ипостась Божьего Клоуна - таким называл себя танцовщик. Разумеется, речь идет не о третьесортном изделии "Мосфильма" под названием "Мой любимый клоун". В спектакле клоун Меньшикова, если хотите, святой идеалист, остающийся таковым в любой ситуации... Предвижу, слышу уже упреки: и это о Меньшикове - жестком и порой жестоком бунтаре, стремящемся обычно вознестись в гордом одиночестве выше Бога, дорого оплачивающим свое (или ницшеанское) "все позволено". Оговорюсь - все это, естественно, о героях актера, но не о нем же... И вот явился нежный, чуткий, распахнутый всем и всему безоглядно Божий Клоун. Таким явился он, что все время страшно за его абсолютную, не оставляющую малейшего зазора между собой и людьми черты, независимо даже от степени их близости: "Мое безумие - это моя любовь к человечеству",- писал Нижинский39.

В полноте подобной исповедальности и полнота свободы, ощущения своей власти, в данном случае - над собственной жизнью, что дано немногим. Никаких преград для него, кажется, нет, все это история его взметнувшейся фантазии. Меньшиков напрочь отказывается от того, чтобы хотя бы штрихом, мимолетностью в интонации давать намек на больной рассудок Нижинского. Напротив: с первой минуты ее как бы убежден, что все происходящее и есть подлинная, доподлинная реальность. Только так все может оказаться высветленным до максимальной прозрачности: люди, события. Поэтому довольно патетический текст Бурыкина лишается в решениях актера выспренности.

Об этом заявлено сразу - и сразу оправдано тоном, пластикой. Костюм Нижинского взят в принципе из "Игр", которые когда-то поставил танцовщик на музыку Дебюсси: белый, спортивный костюм. Движения Нижинского - и здесь, и позже - близки графике Жана Кокто, запечатлевшей Нижинского в "Шехерезаде", в роли Фавна в "Послеполуденном отдыхе фавна", гримирующегося для балета "Карнавал". Нечто струящееся, неуловимое - ускользающая, почти нереальная красота, что близко той воображаемой, иной жизни, о которой говорит, которую играет сейчас Олег Меньшиков. Чуть раздельно, чуть по слогам произносит: "Какая благодать - молчать! Упасть в небы-, нежи-, повсюду строя миражи..." Так драматическая инсценировка пережитого в прошлом подается им наивно и упрямо.

Она поддержана прекрасным партнером Меньшикова. Александр Феклистов с идеальным попаданием выбран на вторую, сложнейшую в "N" роль, которую одним словом, тем более только одним именем персонажа, не обозначишь. Точность во всем, начиная с полной противоположности внешнего облика героев. Полетный, воздушный, парящий Нижинский-Меньшиков и крепкий, земной, ширококостный, твердо стоящий на ногах Александр Феклистов с лицом русского крестьянина, цепкими светлыми глазами и тяжеловатой походкой. Феклистову на протяжении спектакля дано сыграть множество разных ролей, он будет заметно меняться в зависимости от того, кто он в данную минуту, вплоть до дешевой проститутки или вельможного князя Львова, одного из первых совратителей Вацлава в плане сексуальном.

В первом акте земная твердость и сила Феклистова будут отчасти враждебны Нижинскому. Он как бы по-своему отыгрывает ту самую реплику танцовщика: "Я вижу людей насквозь... Они возражают мне..." Да, возражают, потому что такая сверхпроницаемость гения, его сверхпрозрение пугают. И манят. Как пугает и манит всякий истинно прорицающий, видящий то, что не дано увидеть, провидеть нам, обычным людям. Как манил и отпугивал других князь Лев Николаевич Мышкин в "Идиоте".

Упоминание о Мышкине - не просто отсыл к не сыгранной Меньшиковым роли, столь им желанной. Об этом герое Достоевского много размышлял и страдал его тоской сам Вацлав Нижинский: "...бывает, меня самого принимают за идиота, и я им притворяюсь, поскольку мне нравится это состояние духа. Я знаю, что некоторые нервные люди легко перевоплощаются в безумных и боятся. Но я не безумец, а идиот Достоевского не идиот"40.

Недаром Игорь Стравинский в воспоминаниях о Нижинском пишет: "Недавно я нашел письмо Нижинского, адресованное мне в Россию (оно было написано уже в период болезни Нижинского.- Э. Л.)... Документ, свидетельствующий о такой потрясающей невинности, что не будь оно написано Нижинским, я подумал бы, что его написал кто-нибудь из героев Достоевского..."41

Позволю себе, коль речь идет о спектакле "N", конкретизировать: герой Меньшикова действительно схож с князем Мышкиным, актер любовно, охотно подхватывает мысль танцовщика. Отсюда - внешняя простота и невинность переживаний ("мы были как дети",- пишет Достоевский), способность героя к экстатическим чувствам, полная свобода от житейских расчетов, недоброжелательности к другим людям. Ежели оно когда и вспыхнет - в первом действии есть такие вспышки, - то лишь потому, что Нижинский обманут в лучших его представлениях о бедном человечестве. Своими нечистыми поступками, ложью, корыстью окружающие мешают ему сохранять цельным свой мир, оттого он бунтует.

Перетекание, перевоплощение героев Феклистова из одного в другого соответствуют стремительной смене настроений-воспоминаний Нижинского. Они как будто хаотичны - внешне иными и быть не могут: взволнованная память, помноженная на пылкое воображение, выстраивает свою неповторимую цепочку.

С малых лет жизнь Вацлава окрашена драматическими событиями. Его отец Томаш (или Фома - по-русски) Нижинский - хронический алкоголик. Брат Станислав теряет рассудок и умирает в сумасшедшем доме. В семье царит жестокая бедность. Первые годы в балетной школе оказались болезненными по восприятию для странного, диковатого мальчика Вацлава. Все это вошло в память его. Вместе с тем не разрушило хрустальную башню гения, которую больной танцовщик возводит в воспоминаниях-фантазиях. Таким образом он спасается от ожесточения, что, кстати, нередко раздражает его собеседников. В первом действии рубеж, водораздел между ними и героем в том еще, что персонажи Феклистова во многом из реальности, не стыкующейся с "землей" Вацлава. Иногда его выходки кажутся, на первый взгляд, капризами избалованной славой звезды - такова реакция Василия, лакея, тупого, жестокого, неразмышляющего и к размышлению абсолютно не способного существа. Иногда эти выходки - неожиданное проявление воли в Божьем создании, казавшемся только что тихим, покорным; так произойдет с князем, полагавшим, что мальчик-любовник будет прикован к нему надолго, настолько, как пожелает его сиятельство. А иногда все будет освещено негромкой иронией: какой мужчина не побывал в борделе хотя бы раз в жизни?..

Сложнее складываются отношения с Дягилевым. Понятно, что опора пьесы дневник Нижинского, и особенно его письмо к "злому гению". Это заметно повлияло на то, каким предстал дуэт Нижинский - Дягилев в "N". Разумеется, можно было бы упрекнуть и Алексея Бурыкина, и создателей спектакля в некой прямолинейности. Дягилев объективно сыграл огромную роль в судьбе Нижинского, его опека - творческая - безусловно оказалась во многом подобной руке Родена, отсекавшего из мраморной глыбы "все лишнее", чтобы изваять совершенство. Конечно, была и темная сторона в их близости, что по сей день старательно муссируется многими, от биографов Нижинского до любителей выставлять на свет грязное белье великих, к примеру, Дягилева и его протеже.