Читать онлайн «Опасная бритва Оккама». Страница 38

170 В данном случае термин «катастрофический» используется в семантике теории катастроф, то есть для обозначения не столько «плохих», сколько нетривиальных и сложно предсказуемых исходов. Гибель одного мира через создание другого является катастрофой, даже если, как пишут в голливудских фильмах, «ни один человек и ни одно животное не пострадало».

В течение некоторого времени, которое мы оцениваем приблизительно в двадцать лет, три варианта Будущего будут сосуществовать, сложным образом взаимодействуя друг с другом. Иными словами, в мире 2020-2030-х годов будут представлены локусы неофеодализма, когнитивного общества, «продолженного индустриализма». Это подразумевает исключительно сложную, мультиструктурную, систему динамических сред, лишь очень отдаленно похожих на современные.

Мы полагаем, что мир уже преодолел первую ступень постиндустриального кризиса и ответом на соответствующий вызов была политика глобализации в ее «клинтоновской» модификации.

Особенностью индустриальной экономики является ее принципиально кредитный характер, проще говоря – наличие ссудного процента. Это обстоятельство приводит, во-первых, к инфляции – возрастанию денежной массы и обесцениванию накопленных сокровищ Во-вторых, к появлению в экономике инновационных элементов, созданию новых стоимостей. В-третьих, к экстенсивному росту рынков. Индустриальная экономика обречена расти. Через кризисы, через войны, через длинные циклы, но – обязательно расти.

Для роста нужны ресурсы: сырье, люди и рынки. И то и другое, и третье подразумевает пространство, свободное от индустриального производства. И вся история индустриальной фазы – это своеобразный «бег к морю», к границам мира обитаемого.

Мир оказался конечен, и волна индустриализации некогда выплеснувшаяся из Европы, «отразилась от его краев». Возникло стационарное состояние, не заключающее в себе никаких интенций пространственного развития. Дорога в космос оказалась закрытой – при современном техническом уровне нечего и мечтать о том, что другие планеты станут источниками сырья и рынками сбыта. Дорога в другие смысловые Вселенные была разрушена при подавлении «революции сознания» 1968 года в США, Франции и СССР. С миром, привыкшим к непрерывной экспансии, произошло то же самое, что нередко бывает с небольшими растущими фирмами, которые вдруг осознают, что период роста закончился, свою долю рынка они получили и другой уже не будет. Начинается борьба за снижение издержек, вводится политика экономии, создается штатное расписание, в котором каждому прописаны его функциональные обязанности. Быстро растет бюрократизация бизнес-процесса, вводятся технологические стандарты и должностные инструкции. Разделяется владение и управление, выстраивается система менеджмента. По мере продвижения фирмы в сторону организованности и заорганизованности «отцы-основатели», прежний креативный персонал, покидают ее.

Этот процесс многократно описан и носит название первого кризиса Грейнера (Greiner L., 1972), или кризиса лидерства. В сущности, глобализация – это грейнеровский кризис индустриального человечества.

Глобализационное снижение издержек проблему исчерпания свободного пространства, разумеется, не решает. Хуже того, эффективность бизнес-процессов растет очень недолго, а затем – по мере нарастания контроля и регламентации – начинает падать. В фирме это приводит к следующему этапу кризиса, а на уровне человечества – к падению производительности капитала и такому неожиданному явлению, как кризис его ликвидности. В результате глобализация с неизбежностью вступает во вторую и последнюю стадию: мир начинает объединяться не «по Клинтону», а «по Бушу», то есть – через агрессию и войну. Это, разумеется, увеличивает интенсивность всех процессов и в цивилизованной Ойкумене, и в варварской Окраине. Создается единый рынок труда, что, с одной стороны, позволяет развитым странам получить доступ к необходимым им человеческим ресурсам, а с другой – порождает антропоток, масштабы и значимость которого сравнимы с великим переселением народов. Кроме того, насилие порождает насилие, и Окраина находит свой ответ на вызов глобализации, разворачивая террористическую войну против Запада, которая, в свою очередь, приводит к антитеррористическим операциям, борьбе с «отмыванием денег» и установлению все больших и больших юридических ограничений, в том числе на частную жизнь людей. От этого производительность капитала падает еще быстрее... замыкается цепочка обратной связи.

На данном фоне разворачиваются две совершенно уже сюрреалистические компании: борьба с глобальным потеплением (с финансовой точки зрения это, разумеется, попытка ввести в обращение деривиативов очень высокого порядка – фьючерс на опцион хозяйственных последствий климатических изменений) и борьба с детской порнографией (это вообще никакому вменяемому экономическому анализу не поддается). На всякий случай, усилили меры безопасности в аэропортах, доведя их до полного абсурда. Таким способом удалось создать еще один квазирынок, но суммарный экономический эффект оказался отрицательным171. Как правильно отметил М.Булгаков: «…вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете».

171 Время, которое теряют в аэропорту пассажиры, экипажи и авиакомпании, можно представить, как эквивалентную потерю самолетовылетов. Точные оценки этих потерь не производились (что само по себе интересно!), но оценка дает значения, сравнимые с деятельностью кайзеровских или гитлеровских субмарин в мировые войны.

Противоречие между принципиально открытым кредитным характером индустриального производства и конечностью мира (которое является одной из составляющих постиндустриального кризиса) не разрешено.

Мыслимы следующие способы разрешения этого противоречия:

• Глобальный экономический кризис, чем-то похожий на Великую депрессию 1929 года в США, но распространенный на весь мир и многократно усиленный глобализацией, то есть унификацией юридических и финансовых механизмов по всему миру.

• Военный кризис, силовое перераспределение обобщенных ресурсов между обобщенными игрокам, высокотехнологическая деструкция части промышленного потенциала.

• Построение постиндустриальной (когнитивной) экономики, выход из пространства индустриальных смыслов и ценностей.

Все три версии разрушают индустриальную фаз развития – полностью или частично. При этом первые два варианта до определенной степени исследованы и по крайней мере, являются интуитивно понятными.

Третий же вариант не изучен совсем, хотя именно он является наиболее интересным, поскольку описывает развитие человечества за горизонтом глобализации.

Анализу этого варианта и посвящена книга.

КРИЗИС ФУТУРОЛОГИИ. КАКАЯ НАМ ОТ ЭТОГО ПОЛЬЗА?

Все мы строители времени, гонимся за тенями и черпаем воду решетом, каждый строит из часов свой дом, каждый из времени сколачивает свой улей и собирает свой мед, время мы носим в мехах, чтобы раздувать им огонь. Как в кошельке перемешаны медяки и золотые дукаты, как перемешаны на лугу белые и черные овцы, так и у нас для строительства есть перемешанные куски белого и черного мрамора. Плохо тому, у кого в кошельке за медяками не видать золотых, и тому, кто за ночами не видит дней. Такому придется строить в непогоду да в невзгоду...

Милорад Павич.

Внутренняя сторона ветра

Кризис – чертовски удобное понятие: емкое, глобальное и всеохватное. И свалить на кризис можно все, что угодно, и ждать его можно, затаившись и предостерегая, ежегодно и ежечасно, а если «варвары вдруг да и не прибыли», то всё равно лучше перестраховаться – особенно в России. У нас ведь куда ни посмотри – везде кризис. Кризис Культуры, Нации, Идеологии, Армии и Флота, а также – общемировой как надсистема всех наших бед. И тут, конечно, исламское завоевание не за горами, и, следовательно, вся (европейская) цивилизация пребывает в кризисе, как пить дать.