Читать онлайн «Освобождение Ислама». Страница 50

Выполняя контревгеническую программу антиэлитизма, (а не выполнять ее этот идеальный механизм контроля не мог), партия неизбежно должна была на каком-то этапе освободиться и от космополитического элемента в своих аппаратных структурах. Это было частью ее самореализации, частью той специфической евразийской судьбы, которую она активизировала33. Механизм партии как института судьбы устроен так, что все новые слои должны вовлекаться в статус “бывших”, по мере того как к политическому солнцу поднимаются все более донные слои социального субстрата: происходит актуализация в виде нормы тех планов ментализации, коллективной души, которые еще вчера были грезой утописта или судебного психиатра. Так, сначала вполне естественно “бывшими” являются низвергнутые правящие классы, затем вчерашние красноармейцы из крестьян, потом партийцы из еврейских интеллигентов, наконец, сталинисты из батраков и пролетариев, далее хрущевцы из советской неоинтеллигенции, потом опять-таки из общенародного симбиоза постинтеллигентов и постпролетариев…

По мере углубляющейся актуализаии антиэлитного, антиличностного (процесс, идущий неровно, где-то по спирали, и, конечно, отнюдь не с тотальной эффективностью) растет выпадающий в осадок слой разнообразных “бывших”, между которыми идут интенсивные процессы взаимодействия, отбора, слияния… Вчерашние политические враги становятся историческими союзниками. Это органический процесс формирования диссидентуры в самом широком смысле демдвижения, ибо суть демдвижения в вынужденной обусловленной34 солидарности весьма пестрых элементов, которых объединят прежде всего то, что все они “бывшие”. Таким образом, они являют собой как бы негативый слепок реализуемой партией судьбы. Партия, осуществляя заданную в своей структуре народность, творит из бывших некий параллельный “теневой народ”. Этот “теневой народ” плюралистичен и находится в оппозиции тому институту, который курирует автохтонную судьбу. Стало быть, этот народ неизбежно промондиален в своих ориентациях и даже бессознательных симпатиях.

Важнейшим моментом контревгенической практики оказалось то, что она очень быстро превратилась в средство социально-расовой самозащиты евразийских низов, тех людей, которые вне партийной протекции проиграли бы в конкурентной борьбе. Благодаря антиэлитной избирательности режима именно наиболее обедненные от природы элементы получили возможность не только выжить, но и сделать карьеру. Народу в целом это нанесло колоссальный ущерб, ибо протежируемое “дно” закрепилось в качестве этнической доминанты35. Евразийское имперское начало в итоге оказалось импотентным при сколько-нибудь длительной конфронтации с мондиализмом. Кроме того, сама партия с роковой неизбежностью исчерпала ресурсы дальнейшей дегуманизации и впала в зависимость от своих же “клерков”, “белых воротничков”, партийной интеллигенции. Трудно точно оценить ту роль, которую технический аппарат (референтура) сыграл в политическом кризисе властных структур. Можно лишь отметить, что партийная интеллигенция в отличие от выборных функционеров всегда связана с: а) “бывшими”, б) КГБ, в) международными инстанциями, без чего она не могла бы профессионально действовать; и, во-вторых, что “клерки” (аппарат) всегда и всюду были источником кризиса и поражения своих патронов. Возвращаясь к началу этой главы, повторим: многие веши проясняются в свете той борьбы, которую носители конфликтующих генотипов ведут за то, чтобы обеспечить себе историческую преемственность, дать своей наследственной модальности социальный шанс… Скажем, полемика вокруг 6-й статьи конституции. Для одних ее сохранение — это гарантия социально-расовой защиты, ее отмена — их уход в историческое небытие. Для других, наоборот, упразднение 6-й статьи — долгожданный реванш, та неизбежная драматическая развязка, когда партия, обратив в “бывших” кого только возможно, в итоге делает “бывшей” сама себя и клепсидра исторического равновесия переворачивается.

Не может быть никакого сомнения в том, что эта социальная мясорубка, кончающаяся самоубийством главного действующего лица — партии, является фундаментальной частью сознательной стратегии мондиализма. Он действует всегда в теснейшей, почти симбиозной связке с автохтонным началом, использует его как инструмент, подводит к кризису и конфликту с собой и затем побеждает. “Общее” математически предопределено выигрывать у “частного”.

11. Посткоммунистическая Евразия в планах мондиализма

В сегодняшней жизни, к сожалению, практически не происходит ничего непредвиденного. неуправляемого, самопроизвольного. К сожалению — потому что квазитотальная законтролированность человеческого существования сводит к минимуму духовное измерение истории, превращает ее в часовой механизм рока. Естественно, с метафизической точки зрения этот контроль не более чем самообольщение; духовная реальность может в любой момент перечеркнуть, отменить весь механизм “общечеловеческой” мондиалистской цивилизации, налаженные с такой дьявольской тщательностью ( “увести это творение и привести другое” — Коран)… Тщета контроля время от времени проявляется в сбоях, накладках, просчетах, ярчайший пример чего дает рождение Исламской Республики Иран.

Надо признать, однако, что в повседневной политике этот пример исключителен. Во всяком случае, ничего непредсказуемого и неконтролируемого не происходит в процессе перестройки в СССР, при том что она — математически выверенное и заданное еще в начале советского режима событие. Естественно, люди, погруженные в поток непосредственной жизни, воспринимают происходящее как хаос, возникший вследствие ошибок управления, или злонамеренный подрыв самих собой разумеющихся ориентиров, ценностей; люди, в той или иной мере приверженные идолопоклонству, никак не могут взять в толк: все, что только может быть в принципе разрушено, обязательно будет разрушено, ибо что-что, а негативная возможность должна реализовываться сполна. И дело, естественно, не в пессимизме, не в “субъективном подходе”, дело в осуществлении фундаментального принципа метафизики: “У Абсолюта нет ничего равного Ему”. Надо просто иметь в виду, что свойства неуничтожимости, неувядаемости, самодостаточности присущи только Абсолюту.

Империи рушатся, величайшие из них стали прахом, и об их историческом существовании осведомлены далеко не все ныне живущие потомки их былых подданых. Вопрос в том, рушится ли в данный момент советская империя, присутствуем ли мы при ее конце? Быть ей или не быть — сегодня, как и в 1917 году, решают не населяющие ее народы, а правящие круги мира.

Заинтересованны ли они в окончательном распаде государственного образования, занимающего шестую часть суши? Будем логичными: нельзя отменить конкретные структуры региональной власти, не поставив на их место всемирную структуру, которая немедленно и повсюду взяла бы на себя функции упраздненных “суверенитетов” Ни ООН, ни Бильдербергский клуб, ни трехсторонняя комиссия технически не приспособлены играть роль исполнительной власти. Кроме того, нельзя отменить одну региональную силу, сохранив другую. Иными словами, нельзя упразднить в качестве империи СССР и не упразднить при этом в том же качестве США. Разумеется, и до этого дело дойдет, и, возможно, скоро, ибо было бы ошибкой отождествлять американский (как и любой другой) империализм с мондиализмом: США — лишь инструмент последнего, обреченный, как и всякий инструмент. Но именно сегодня о демонтаже американской государственности вопрос не стоит. Значит, он не может стоять и в отношении советской, ибо это два неразрывно связанные, взаимодополняющие компонента мирового контроля.

Существует еще немало политологов, которые мыслят в категориях именно империализма, империалистических интересов, считая их последней инстанцией в определении геополитики. С этой точки зрения расчленение, захват, физическая оккупация, прямое администрирование контролируемых пространств выглядят как вполне адекватные цели, которые могут ставить перед собой хищнически ориентированные государства, в том числе и в отношении России. Но дело в том, что реальные интересы международного истеблишмента (настоящей последней инстанции в принятии глобальных решений) не только транснациональны, они трансимпериалистичны, эти интересы не совпадают с хищническими интересами кого бы то ни было. А как же, можно спросить, интересы тех самых транснациональных монополий, гораздых грабить сырье и контролировать рынки сбыта? Увы, эта ситуация тоже в значительной мере уходит в прошлое. Сейчас мир стоит на пороге того, что сам рынок в его привычном понимании превратится в экономический архаизм. Господствующий капитал (а господствующим сейчас является только ростовщический) все меньше заинтересован не только в том, чтобы скупать, но даже и в том, чтобы продавать. Приоритеты политэкономии недавнего прошлого теряют силы.