Читать онлайн «Ислам». Страница 15

философию, т. е. хотя без прямых ссылок на Аристотеля, сделал для ислама то же самое, что сделал в XIII в. Фома Аквинский для католичества. В начале XII в. туркестанский ученый Абу Хафс Омар Несефи, автор широко распространенного во всем мусульманском мире догматического учебника, подкрепляет догматы веры философскими доводами и начинает с опровержения мнения софистов о невозможности достоверного знания.

Даже в таком виде система Аш'ари не могла удовлетворить сторонников свободной мысли; в то же время введение философских терминов делало ее еще более неприемлемой для строгих блюстителей правоверия, не допускавших отступления от буквы Корана и сунны. Когда в половине XI в. завоевание Персии сельджукскими турками привело к победе правоверия над ересью, наряду с еретиками подверглись преследованию и сторонники Аш'ари; в 1045 г. некоторые из них были заключены в тюрьму или подвергнуты изгнанию. Только потом недоразумение выяснилось; в XII в. система Аш'ари была официально признана в Северной Африке, Египте и Передней Азии; за отступление от ее догматов угрожала смертная казнь. Фанатизм, однако, не получил в мусульманском мире такого развития, как в средневековом христианском. В Туркестане, особенно в пределах нынешнего Хивинского ханства2, еще долго господствовало мутазилитство, что не вызывало никаких религиозных войн; мутазилитская догматика сохранялась и потом у шиитов, впоследствии достигших политического господства в Персии и Йемене. Даже там, где господствовало правоверие, фанатизм не доходил до инквизиции и массовых казней; мы видели, что даже создатели правоверной догматики требовали от правительства только изгнания, но не казни еретиков. Догматические споры потеряли свою остроту не столько под влиянием мероприятий правительств, сколько под влиянием общего упадка культуры и понижения образовательного уровня народных масс. В XV в. хивинский мулла мог составить руководство по исламу для народа на турецком языке, совершенно не вступая в догматическую полемику с еретиками.

Вступив в союз с умеренным мистицизмом, создав культ пророка и святых, значительно развив учение Корана о загробном суде, представители официальной догматики, по-видимому, вполне удовлетворили религиозное чувство простого народа. Вера во всемогущество и милосердие бога и в заступничество пророка облегчает мусульманину жизнь и смерть; искренней и мужественной верой проникнуты слова надписи, постоянно встречающейся на константинопольских кладбищах: «Когда наступит смертный час, нет человеку пощады; его грехи прости, благодетель господь; сжалься, да не будет его доля злою; показавший свет (пророк), будь заступником ежечасно». Давно прошло время, когда ислам привлекал к себе новых борцов обещанием добычи победителям и райского блаженства павшим в борьбе за веру; ислам, однако, продолжал делать успехи и после прекращения священных войн, особенно в Средней Азии и Средней Африке. Путешественники по той и другой стране независимо друг от друга приходят к одному и тому же выводу: что успеху проповедников ислама более всего содействует описание ада и тех мучений, которым подвергаются неверующие и грешники.

7 ИСЛАМ И СОВРЕМЕННАЯ КУЛЬТУРА

Под влиянием прорытия Суэцкого канала и политических событий второй половины XIX в. произошло тесное сближение между европейской культурой и миром ислама. В бурный для Европы 1849 год ориенталисту Кремеру стоило проехать от берега моря до Алеппо, чтобы чувствовать себя перенесенным в мир уверенного и невозмутимого спокойствия, где все вопросы решены и никаких сомнений больше нет. В более отдаленной от европейского влияния Мекке Снук-Хургронье еще в 1885 г. чувствовал себя перенесенным в средние века с их схоластическими спорами; в Мекке ничего не знали даже о европейских способах передвижения и опрашивали, во сколько дней караваны верблюдов проходят путь из Андалусии в Московию. С тех пор железная дорога дошла до Медины, и незадолго до войны 1 в Медине было положено начало университету европейского типа. Тот же Снук-Хургронье рассказывал пишущему эти строки, что несколько лет тому назад под влиянием старых воспоминаний затруднялся объяснить своим меккским друзьям, что такое граммофон, но они сразу прервали его объяснения и объявили, что граммофонов в Мекке сколько угодно. С декабря 1916 г. в Мекке издается газета «Кибла», где, между прочим, было приведено сообщение председателя совета министров Трепова о решении союзников присоединить к России Босфор и Дарданеллы 2.

Переворот в действительности, конечно, не был так резок, как можно было бы предположить на основании этих данных. Сношения между Европой и мусульманским миром никогда не прерывались и могли и прежде оказывать некоторое влияние даже на религиозную жизнь мусульман. Едва ли случайно дервишизм сохранил свою жизнеспособность именно в близкой к Испании Северной Африке. Столь же возможно, хотя и не доказано, что на движение против дервишизма, культа пророка и святых имел некоторое влияние английский протестантизм, для которого католичество в то время было идолопоклонством. Англичане еще в XVII в. имели факторию в Алеппо, и в 1680 г. заключили договор с правителем Триполи. В 1711 г. в Каире выступил проповедник, доказывавший, что обители дервишей должны быть уничтожены, гробницы святых разрушены, что целующий гробницу должен быть признан неверным. Движение было скоро подавлено, но самый факт показывает, что выступление Мухаммеда ибн Абд ал-Ваххаба (1703—1791), уроженца Неджда, основателя секты ваххабитов, произошло не только под влиянием прочитанных им сочинений средневекового ученого Ибн Теймии (1263—1328), но и под влиянием более недавних событий. Для ваххабитов, как для европейских протестантов, принцип следования букве священного писания стоял выше принципа согласия с общиной верующих; их выступление глубоко потрясло мусульманский мир, особенно когда они овладели Меккой и Мединой и, согласно своему учению, уничтожили гробницу пророка. Но успех их был непродолжителен. Европейские ориенталисты сравнивали роль ваххабитов с ролью гуситов; но мнение, что их выступление положит начало более глубокому протестантскому движению в исламе, пока не оправдалось.

На религиозной жизни мусульманских народов и их вождей не мог не отразиться самый факт, что ислам находился теперь в состоянии обороны. В первые века ислама на омейядских и аббасидских монетах чеканилось изречение из Корана (IX, 33 и LXI, 9): «Мухаммед — посланник божий, которого бог послал с наставлением на правый путь и с истинной верой, чтобы возвысить ее над всеми верами, хотя бы этим были недовольны многобожники». В XIX в. эмир Абд ал-Кадир, борец за свободу Алжира, против французов, на своих монетах обращался к богу с трогательной мольбой: «О боже, сжалься над нами и оставь нас мусульманами». Ожидавшийся в средние века махди (мессия), защитник справедливости против тиранов, сделался теперь освободителем мусульман от ига неверных; в этой роли выступил в 1881 г. со своими дервишами суданский махди, некоторое время имевший успех даже в борьбе с англичанами и образовавший сильное государство, уничтоженное в 1898—1899 гг., при его преемнике, военным искусством Китченера.

Для большинства мусульманских областей вооруженная борьба скоро сменилась идейной, получившей особенное развитие, конечно, в более культурных областях, например в Египте и Индии. Борьба велась и ведется на два фронта — против европейских нападок на ислам и мусульманскую культуру и против мусульманских староверов, защитников средневековых черт мусульманского быта. Борьба ведется не столько вероучителями и проповедниками, сколько публицистами, в ней участвуют и представители религии, но и они пользуются для своих выступлений страницами газет и журналов. Мусульманские публицисты Египта, Турции, Индии и России стараются доказать, что ислам как религия нисколько не противоречит требованиям современной культуры. Посредством подбора цитат из меккских и первых мединских сур, с умолчанием о позднейших, легко вызвать впечатление, что Коран не призывает к наступательной войне с иноверцами, напротив, требует полного уважения и терпимости к чужой религии. Средневековый ислам связывал себя только с еврейством и христианством; некоторые из современных мусульман идут дальше и ссылаются на слова Корана: «Мы послали из среды каждого народа посланника» (XVI, 38); «Еще прежде тебя мы посылали посланников; о некоторых из них мы тебе рассказали, о некоторых из них мы тебе не рассказывали» (XL, 78). Этими стихами пользуются для доказательства, что у всех народов были такие же вероучители, как ветхозаветные пророки, так что мусульманин может признавать предшественниками Мухаммеда не только Ноя, Авраама, Моисея и Христа, но также Брахму, Будду, Конфуция и Заратустру. Те из богословов, для которых Мухаммед остается только продолжателем Моисея и Иисуса, усвоили взгляд, выработанный еще средневековыми богословами: в законе Моисея все основано на справедливости, в законе Иисуса — на милосердии; закон Мухаммеда как последнее и самое совершенное откровение соединяет милосердие со справедливостью.