Читать онлайн «Повседневная жизнь паломников в Мекке». Страница 58

В закусочной нам предлагают традиционного цыпленка с рисом. Расправившись с ним, мы выходим на улицу, по обеим сторонам которой высятся отели. На первом этаже каждого из них находятся магазины, где продают всевозможный хлам, светильники, фольгу и бог знает что еще. К югу от этой части города располагается Мисфала, нижний город, густо населенный пакистанцами, которые содержат рестораны. Меню в них не отличается разнообразием: вариации на тему риса и жареный цыпленок под всевозможными соусами. Средняя цена за обед — 40 реалов. А вот и другое заведение, где все покрыто тонким слоем муки, как инеем. Кухня здесь йеменская, как утверждает управляющий. В глубокой печи сидят лепешки, посетителям подают фуль — популярное в народе блюдо из бобового пюре, приправленное тмином и оливковым маслом. В Египте и Палестине, в Судане и Иране оно составляет часть обычного рациона. Кроме того, в этом ресторане можно заказать блюда испанской кухни, например мясо-гриль и кое-что из «домашней» еды. Хлеб и бобы стоят по три реала, дружеский хлопок по плечу прилагается бесплатно.

Умма растеклась по городу. Кое-кто из паломников в страшной спешке обувается в разные сандалии: на правой ноге — голубая, на левой — красная, одна кожаная, другая — резиновая. Как отыскать свою обувь в этой горе, наваленной у выхода из Харама? Каждый просто-напросто хватает первые попавшиеся сандалии своего размера. Никто не в ущербе: обуви хватит всем. «Какая разница, — философствует учитель из Мали, — мы все идем по следам Ибрахима, по одному и тому же пути… Ценятся ноги, а не сандалии». Гостей Дома Божия обувает Китай. Повсюду продаются «вьетнамки» за пять реалов. Люди снуют взад-вперед, останавливают торговцев и пьют чай на углу улицы. Молодой человек, успевший, несмотря на юные годы, лишиться всех своих зубов, останавливается у грузовика, у зеркала заднего вида, чтобы причесаться. Толпа кажется опьяненной, потерявшей уверенность. Правоверные толкаются вокруг Харама, как бабочки у огня. Они здесь на каникулах, они свободны от семей, от родины, от всего, кроме Бога, для которого они — почетные гости. В ихраме равны и грузчик, и генерал, и садовник. Морщинистые, измятые лица, глаза, в которых светится искренняя вера. Никогда их сердца не были так близки друг к другу.

Поражающая воображение когорта тянется по направлению к северной части города. Это паломники идут к мечети Айши,[66] возлюбленной супруги Мухаммеда, расположенной в шести километрах от Харама. Процессия пересекает улицу Баб аль-умра и направляется к улице Халида Ибн аль-Валида, названную так в память об одном из самых ожесточенных противников пророка, который позже стал его верным полководцем и, завоевав Палестину и Сирию, получил имя Божьего меча (сайф аль-ислам). Молельня Айши является одной из точек, через которую проходит периметр территории, священной для уммы. Всякий мусульманин, совершающий малое паломничество, должен отправиться туда, чтобы облачиться в ихрам. Только во время большого паломничества границы Харама растягиваются до самой Джидды.

В марте 632 года посланник Аллаха решил идти из Медины в Мекку в сопровождении жен и родных, чтобы выполнить последнюю умру и первый и последний хадж. Он облачился в ихрам на выходе из родной столицы пятого зу-ль-хиджа и сразу же приступил к выполнению ритуалов малого паломничества. Айша сказала ему о своих месячных, из-за которых она считается нечистой и не может сопровождать его. Посланник, успокоив ее, сел на верблюдицу и обошел вокруг Каабы. На холме Сафа он спустился на землю и семь раз произнес священное «Аллах Акбар!». Те, кто были подле него, внимательно следили за каждым движением Мухаммеда, ведь его поведение во время выполнения ритуалов считалось образцом. Он оставил, наконец, покаяние и обратился к спутникам: «Отойдите от святости и приблизтесь к вашим женам!» Мусульмане возроптали против такого неслыханного нововведения, которое разъединило бы умра и хадж. Даже верный Омар отказался подчиниться и жаловался тем мусульманам, которые разделяли его точку зрения. «Но, — прямо возразил он пророку, — твои люди возлягут с женами и потом отправятся в хадж, хотя члены их будут влажными», так как разница во времени между копуляцией и возвращением к паломничеству будет незначительной. Мухаммед же надушился благовониями и был принят своим гинекеем, позволив чувственности вырваться на свободу. Выглядело это так, словно посланник Бога действовал исключительно по «велению взбунтовавшейся плоти», а не из каких-либо религиозных побуждений. Впрочем, он не замедлил признать и исправить ошибку (Коран, 2:192/196), которая требовала от совершившего ее человека искупительной жертвы. Он ввел паломничество «празднества». Выход, который он нашел своим личным склонностям, как инциденту в супружеской жизни, стал законным. Омар же, пока был халифом, под страхом смертной казни запрещал последователям пророка устраивать перерыв между умра и хаджем. С тех пор таматту в паломничестве стал рекомендуемым вариантом даже для саудовских улемов.

Айша обрела ритуальную чистоту к началу хаджа и выполнила все церемонии. Но по окончании их Мухаммед приказал ей оставить священную территорию и обновить нхрам, чтобы быть в состоянии завершить неудавшуюся умру. Женщина отправилась в местность, называемую Таним, к подножию холма, носящего то же имя. На том самом месте, где она переоделась, позже воздвигли мечеть Айши, как ориентир для молитвы. Так обозначено направление большого и малого паломничеств. Но если хадж является обязательным, то умра еще более «желательна». Это благое дело можно выполнить в любое время года, в любой час, за исключением, разумеется, периода хаджа.

Толпа напряжена. Воздух по-прежнему горяч и неподвижен. В смутной и глубокой синеве неба мигают редкие звезды. Улицы наводнены прохожими, в каждом доме, на какой ни посмотри, на первом этаже расположены магазины. Турок с женой застыл перед витриной и рассматривает бытовую технику. Алжирец ищет, где бы купить покрышки. Прямо на мотоцикле спит человек, уронив голову на плечо и открыв рот.

Бульвар Таним: беспорядочная анфилада низких домов и узких строений. Несколько чахлых деревьев немного оживляют эту архитектурную мешанину. Как и во всех арабских, мусульманских и европейских странах, на рекламных щитах красуются государственные лозунги. Так, в Марокко на глаза то и дело попадается «Аллах, родина, король», в Алжире на каждом углу выскакивает «ФНО (Фронт национального освобождения) — на защите нации», а в Сирии жителей предупреждают о том, что «дорога к революции покрыта трупами мучеников революции». В Мекке же эти слоганы носят скорее морализаторский характер: «Каждой религии присуща своя добродетель, в исламе это — стыдливость», «Уважай родителей, и ты получишь уважение своих детей» или «Мы любим друг друга и уважаем наших родителей».