Читать онлайн «Гордиев узел сексологии. Полемические заметки об однополом влечении». Страница 12

Последним термином обозначаются “нарушения сексуального влечения и предпочтения, выражающиеся поведенческими феноменами педофилии, эксгибиционизма, мазохизма, фетишизма, зоофилии, вуайеризма, сексуального садизма и т. д.” (Ткаченко А. А., 1999). Речь идёт о перверсиях (половых извращениях). Парафилиям свойственна аддиктивность, то есть зависимость поведения, напоминающая алкогольную. Термин берёт своё начало в латыни, где addictus означает – “увлечённый”, “пристрастившийся”, и в то же время, “обречённый”. В английском языке “addiction” – пристрастие, неистребимая привычка (например, к алкоголю и наркотикам).

Парафилии (перверсии) – это всегда “рост толерантности (отклоняемости сексуального поведения от нормативных стандартов), психофизический дискомфорт вне подготовки и реализации сексуальных эксцессов, увеличение продолжительности и повторяемости аномального сексуального поведения в виде серийности. <…> О зависимости (аддиктивности) при парафилиях можно судить по присутствию и выраженности обсессивно-компульсивной симптоматики, которая проявляется в труднопреодолимой тяге к действиям, снижении возможности контролировать своё поведение в период эксцесса” (Перехов А. Я., 2002). В быту таких субъектов именуют “сексуальными маньяками”.

Словом, отказываться от термина “девиация” не следует: он ясно выражает суть дела, звучит серьёзно и достойно. Надо лишь подчеркнуть, что речь идёт об отклонении не от психосексуальной нормы, а от стандартного гетеросексуального типа влечения и поведения. “Понятие же сексуального поведения, укладывающегося в границы нормы, является более широким, чем понятие типичного сексуального поведения” (Имелинский К., 1986).

Термин “нестандартное половое поведение” допустим лишь в случаях, когда его обидное истолкование исключено. Более удачный термин – “нетрадиционный секс”.

Самое существенное обретение психологической терминологии – понятие “гендер”, зародившееся среди феминисток и подхваченное психологами. Определённую роль в становлении учения о гендере сыграли кросскультурные исследования полового поведения. За ними вовсе не обязательно отправляться в Новую Гвинею или на Фиджи. Даже в Европе и в США представители разных народов ведут себя в сексе по-разному. Известно, что грузину, согласно традиции, приходится играть роль “гиперсексуального самца”. Похожий имидж у грека, испанца и латиноамериканца: мужчине положено быть “мачо” – грубым и сильным “самцом”, далёким от сантиментов; ему следует держать жену в повиновении и проявлять нетерпимость к любым отклонениям от стандартного мужского поведения.

Подобные наблюдения сочли доказательством факта, что тип полового поведения формируется лишь культурой и взаимодействием индивида с обществом (социальными интеракциями). Появился соблазн отделить “чисто социальное” от биологического, “животного”. Возникла концепция гендера, как совокупности “социокультурных и поведенческих характеристик и ролей, определяющих личный, социальный и правовой статус мужчины и женщины в определённом обществе” (Кон И. С., 1998). Иначе говоря, гендер – социальные, культурные, экономические и правовые аспекты взаимоотношения полов, полового самосознания и поведения. Изначально же слово “gender” служило в английском языке для обозначения грамматического рода, лишь изредка в шутливом плане означая “пол”.

В отечественной сексологии половая идентичность и полоролевое поведение всегда понимались в контексте неразрывного единства биологического и социального. Так, модель половой идентичности, предложенная Виктором Каганом, включает целый ряд уровней: “базовую идентичность (синтез врождённых нейропсихических особенностей и психологических установок, приобретённых в раннем детстве); персональную половую идентичность (сравнение собственных личностных характеристик с “калькой” личностей мужчин и женщин вообще); полоролевую идентичность (адаптационный образ Я как представителя пола) и, наконец, полоролевые идеалы” (Каган В. Е., 1991).

Говоря о гендерной роли, гомогендерной ориентации, трансгендеризме (транссексуализме), психологи имеют в виду то же, что и российские сексологи, но при этом полагают, что высвечивают именно социальные, а не биологические аспекты сексуальности. Между тем, одно неразрывно связано с другим. У нас формирование стереотипов полоролевого поведения, начиная с детства, понимается как “выбор половой роли наиболее соответствующей психофизиологическим особенностям ребёнка и идеалу мужественности (или женственности) микросоциальной среды” (Частная сексопатология, 1983). Словом, сексологи связывают полоролевое поведение с психофизиологическими возможностями индивида, то есть с той врождённой биологической основой, с которой взаимодействуют социальные факторы, воспитание, жизненный опыт. Для сравнения, по Гэрри Ф. Келли (2000): “Гендерная роль – внешнее выражение и демонстрация гендерной идентичности с помощью поведения, одежды и т. п., а также культурно обусловленные характеристики мужских и женских черт. <…> Решающее значение для формирования и закрепления сексуальных установок индивида имеет лишь социальная среда”.

Понятие “гендер” привилось: оно инициировало исследование социальных, культурных, экономических и даже лингвистических аспектов, связанных с полом. С этим спорить не приходится. Но психологи перегнули палку, “выплеснув из ванночки вместе с мыльной пеной и ребёнка”. Они лишь на словах придерживаются так называемой многофакторной модели, призванной объединить концепции, как биологического детерминизма, так и социального конструктивизма. “Представители последнего направления вслед за Дж. Стоккардом и М. Джонсоном считают, что пол биологический, врождённый (хромосомный и гормональный), может лишь помочь определить потенциальное поведение человека; главное же – пол психологический, социальный, на формирование которого оказывают большое влияние классовые, этнические, расовые вариации половых ролей и соответствующие им социальные ожидания общества” (Репина Т. А., 1987). Подобные установки, игнорирующие биологическую природу сексуальной ориентации, приводят к ошибкам и в теории, и на практике.

Это особенно досадно, когда ими руководствуются специалисты, всецело посвятивших себя работе с геями. Английские психотерапевты Доменик Дейвис и Чарлз Нил (“Розовая психотерапия”, 2001) правы, говоря о тщетности попыток изменить характер полового влечения “ядерных” гомосексуалов: “В прошлом с этой целью пытались использовать разные виды лечения, включая электрошоковую терапию, хирургические операции на мозге, кастрацию, введение гормонов и других биологических препаратов, различные виды психотерапии, главным образом, психоанализ. Ни один из этих видов лечения не оказался сколько-нибудь эффективным в плане изменения гомосексуальной ориентации на гетеросексуальную”. Казалось бы, всё ясно. Но эти же авторы полностью согласны с Ричардом Изэем (1989), утверждающим, что психотерапевт, опираясь на желание пациента добиться его любви (психоаналитический феномен “переноса”), способен изменить сексуальную ориентацию гея! “Однако это может вести к серьёзным последствиям для психического здоровья пациента”, – серьёзно сокрушаются Дейвис и Нил, не замечая явного противоречия в обоих суждениях. Мало того, они предлагают “помнить о том, что сексуальная ориентация большинства людей не является устойчивой. Многие из нас в определённые моменты своей жизни занимались сексом с представителями обоих полов”.

Если уж сексуальная ориентация, действительно, так изменчива, то почему бы её и не сменить, выполняя волю клиента, озабоченного своей респектабельностью?! Авторы не задаются этим вопросом. Зато они осуждают все попытки нейрофизиологов выделить “главную причину гомосексуальности. <…> Между тем, подобные исследования продолжаются и сегодня. Они направлены на изучение биологических причин гомосексуальности, в частности генетических и гормональных факторов, например, особенностей гормонального баланса в пренатальный период”. Такие “антидемократические” и опасные “происки” учёных дискредитируют, по мнению Дейвиса и Нила, идею равенства геев и гетеросексуалов!