Читать онлайн «Миссия в ионическом море (ЛП)». Страница 22

- Тогда мне придется покинуть своих мичманов, полагаю, - улыбаясь, ответил Мартин. - Но все же я считаю, что флот - это настоящая жизнь для меня, идеальная для натуралиста.

- Конечно, для молодого человека без связей на суше и с крепким организмом, не слишком требовательным к потребностям желудка, это прекрасная работа. И я целиком разделяю ваше мнение, считая, что хорошие офицеры составляют прекрасную компанию. Хотя есть и другие. А яд власти может отравить и капитана, что приводит к самым печальным последствиям и затрагивает всех на корабле. Опять же, вам не повезет, окажись с вами на борту скучный или излишне раздражительный фат, с которым вы будете видеться месяцами или даже годами, чьи недостатки, в конце концов, станут невыносимы, а первые же фразы вечно пересказываемых историй будут доставлять вам адские муки. Что же касается идеальной для натуралиста жизни, отчего же, разумеется, есть и определенные преимущества. Но учитывайте, что главная задача военно-морского флота - захватывать, сжигать или уничтожать врага, а не размышлять о высоком. Никакой язык не в состоянии описать разочарование натуралиста, вынужденного наблюдать за удовлетворением банальных политических, вещественных амбиций. К примеру, будь нам разрешено провести несколько дней на берегу Минорки, я бы мог показать вам не только черную каменку, не только любопытных чеканов Минорки, но и сокола Элеоноры!

- Не сомневаюсь, что вы абсолютно правы, - ответил Мартин, - и я признаю ваш опыт. И все же, сэр, вы повидали альбатроса, южных буревестников, пингвинов во всем их многообразии, казуаров, эму знойных равнин, голубоглазых бакланов. Вы даже видели Левиафана!

- А еще я повидал трехпалого ленивца, - добавил доктор Мэтьюрин.

- Парус на горизонте! - сообщил наблюдатель. - Три, четыре паруса, шесть парусов. Эскадра, на носу по левому борту.

- Похоже на флот сэра Джона Торнтона, - заметил Стивен. - Нам следует привести себя в порядок. Может быть, стоит позвать цирюльника.

Капитан Обри, подтянутый и аккуратный, в вычищенном мундире, с медалью за Абукир в петлице и с саблей на боку (адмирал Торнтон являлся редкостным приверженцем традиций), спустился в баркас в сопровождении мичмана с несколькими пакетами. Джек оставался мрачным и немногословным, пока баркас шел по волнам, лавируя между возвышающимися линейными кораблями, выстроившимися впереди и позади "Океана", и каждый на своей позиции, на расстоянии двух кабельтовых друг от друга. Несмотря на то, что это всего лишь один из этапов его карьеры, каждодневная рутина в бесконечной осаде Тулона, где вероятность сражения оставалась крайне низкой, приходилось всегда быть настороже с водами и внезапными, жестокими ветрами Лионского залива. Адмирал Торнтон (сам великолепный моряк), и от своих капитанов требовал того же. Он никогда не колебался, если требовалось пожертвовать одним человеком, как он считал, по долгу службы. Многих офицеров вообще навсегда списал на берег. Хоть Джек и считал, что едва ли сможет отличиться, но понимал, что может произойти и его падение - особенно учитывая неприязнь, которую к нему испытывал адмирал Харт, заместитель Торнтона. Мрачные думы отражало и его лицо, гораздо менее веселое, чем обычно.

После первых недель, во время которых "Ворчестер" очень активно приводили в форму, а Джек, наконец, довел орудийные расчеты до удовлетворительного уровня, жизнь на корабле, экипаж которого, в целом, был счастлив, вошла в привычный военно-морской уклад. Учитывая наличие отличного первого лейтенанта в лице Тома Пуллингса, Джек находил достаточно свободного времени, чтобы волноваться о личных делах - крайне неприятных и опасных делах касаемо закона. От его знания латыни мало что осталось со времен школы - коротких, далеких и, в целом, бесполезных времен, но одну поговорку по-прежнему помнил, и она утверждала, что ни один корабль не в состоянии перегнать чувство тревоги. "Ворчестер" прошел около двух тысяч миль так быстро, как только мог, но тревога по-прежнему донимала капитана, исчезая лишь во время учений и вечерами со Стивеном, Скарлатти, Бахом и Моцартом.

Бонден мягко подвел баркас к борту флагмана. Джека встречали с большими почестями - завывали боцманские дудки, морские пехотинцы четко взяли на караул. Он отсалютовал квартердеку, заметив отсутствие адмирала, отсалютовал флаг-капитану, пожал руку капитану "Океана", принял пакеты от своего мичмана и повернулся к одетому в черное помощнику адмирала, который повел его вниз.

Адмирал поднял глаза от бесчисленных бумаг, разложенных на широком столе:

- Присаживайтесь, Обри. Извините меня на минуту, - и продолжил писать, поскрипывая пером. Джек мрачно разглядывал его, и неудивительно - сидящий перед ним человек, на которого через кормовое окно отсвечивало средиземноморское солнце, казался бледной, обрюзгшей и облысевшей тенью того адмирала Торнтона, которого Джек когда-то знал - офицера, хоть не покрывшего себя славой флотоводца, но с отличной репутацией боевого капитана и еще лучшего организатора и педанта, человека, чья личность по силе не уступала Сент-Винсенту и во многом на него походила, за исключением полнейшего неприятия порки, проявления особого внимания к религии и счастливого супружества. Джек прежде служил с ним и, несмотря на знакомство со многими адмиралами, по-прежнему находил Торнтона внушающим уважение, хотя тот постарел и выглядел больным. Джек сидел молча, размышляя над тем, как время может менять и калечить человека. Смотрел на лысую голову адмирала с лишь несколькими жидковатыми прядями седых волос, пока престарелый мопс, внезапно проснувшись, не поднял шум: переваливаясь с лапы на лапу, он подошел к креслу и укусил капитана за ногу, если укусом можно назвать такой беззубый щипок.

- Тише, Табби, тише, - продолжая писать, произнес адмирал.

Мопс вернулся на свое место под столом, пофыркивая и ворча, закатывая глаза и сверля взглядом Джека. Адмирал подписал письмо, отложил перо, снял очки и пошевелился, словно собираясь встать, но уселся обратно. Джек резко поднялся, и адмирал протянул руку, глядя на него без особого интереса.

- Ну что ж, Обри, - произнес он, - добро пожаловать в Средиземное море. Учитывая левант, вы неплохо сюда добрались. Я рад, что в этот раз мне послали настоящего моряка, а не полоумных идиотов, как случается. И я рад, что вы смогли убедить их позволить укоротить мачты: высокие корабли с тяжелым рангоутом, особенно с прямыми бортами, никогда не переживут зиму в здешних водах. В каком состоянии "Ворчестер"?

- У меня с собой доклад о его состоянии, сэр, - беря в руки один из пакетов, ответил Джек. - Но, возможно, вы позволите мне сперва вручить это: перед отплытием я обещал леди Торнтон, что в первую очередь передам вам это.

- Господи помилуй, письма из дома, - воскликнул адмирал, и его тусклые глаза, сверкнув, вновь наполнились жизнью. - И пара писем от моих девочек, я не получал от них новостей с тех пор, как пришел "Великолепный". Господи помилуй. Я очень вам благодарен, Обри, клянусь Богом, очень благодарен, - на этот раз Торнтон все же поднялся со своего места, оперев мощное тело на тонкие, похожие на палки, ноги, чтобы пожать Джеку руку. И заметил порванный шелковый чулок и пятнышко крови.

- Она вас укусила? - воскликнул адмирал. - Ох, извините меня. Табби, злобная дворняжка, как не стыдно, - он наклонился, чтобы шлепнуть собачку, и та тут же гавкнула, даже не пошевелившись на своей подушке.

- С возрастом начинает капризничать, - объяснил адмирал. - Боюсь, в этом она похожа на своего хозяина. И еще по дому тоскует. Обри, я вам говорил, что уже тринадцать месяцев не сходил на сушу?

Когда адмирал наконец пролистал несколько писем и кратко взглянул на официальную корреспонденцию, чтобы проверить, нет ли для него дел особой срочности, они вернулись к обсуждению "Ворчестера" и царапины Джека. Много времени это не заняло: оба знакомы с этим и другими Сорока Ворами, и Джек понимал, что адмиралу не терпится остаться наедине с письмами. Но Торнтон беспрестанно выражал свою озабоченность порванным чулком и укусом.