Читать онлайн «Континент Евразия». Страница 43

Труд Н. В. был переведен на хорватский язык и напечатан в ряде номеров загребской газеты "Речь" [30].

Наиболее ранняя известная нам польская статья о евразийстве появилась в варшавской газете "Работник" от 26 февраля 1922 г. Для автора этой статьи — Казимира Чапинского — евразийская идеология — это только маски, под которыми создается "новое национальное самосознание новой России, буржуазной, провозглашающей капитализм, православие, войну с социализмом, национализм и империализм". Подобные поспешные и в существе неправильные (поскольку касаются империализма, капитализма и буржуазности) обобщения сделали традицию в польском евразийствоведении. Однако нельзя утверждать, чтобы польское евразийствоведение сводилось только к таким обобщениям (см. ниже).

Первые по времени статьи о евразийстве в романо-германской печати были написаны русскими авторами. Сюда относятся, между прочим, статьи в журнале "Russian Life" [31] и в литературном приложении "Times" (№ 1063). Одна из них подписана Д. С. Мирским (Д. П. Святополк-Мирский). Названные статьи отличаются в невыгодном смысле от всех вышецитованных допущенными в них фактическими ошибками [32].

Гораздо основательнее и точнее данные французской статьи В. Никитина о русской эмиграции, в которой несколько страниц посвящено евразийцам [33].

Большой напряженности полемика с евразийством достигла в эмигрантской печати в январе-феврале 1922 г. Застрельщиком на этот раз явился сотрудник "Руля" Г. Ландау. По характеру своему выступления эти были предвестием позднейших выпадов по адресу евразийства со стороны "активистов" и "николаевцев". "Сквозь пестроту составных частиц" евразийства Г. Ландау пытался "определить его подлинную пружину". "Она — не в антропогеографической теории, не в религиозном устремлении, не в национальной тревоге; она — в бездейственном (курсив наш, П. Н. С.) самоутешении". В 1925 г. А. А. Кизеветтер был по этому поводу иного мнения: "Евразийство вовсе не так невинно, как кажется с первого взгляда. Со временем из него могут вылупиться чисто практические выводы и действия (курсив наш, П. Н. С.), далеко не безразличные с точки зрения актуального общественного поведения" [34].

Выступления Г. Ландау не воспрепятствовали распространению евразийства. И уже в том же 1922 году в журнале "Новый Восток", появление которого сделало эпоху в истории русского востоковедения, руководящая статья редактора журнала, покойного М. Павловича, стояла под знаком евразийства: "Вся современная Азия является для нас терра-инкогнита… А между тем с недавнего времени Россия называется Евразией (Европой-Азией), и действительно ни одна страна европейского континента не связана, даже в самой малой степени в экономическом, политическом и духовном отношениях, так глубоко с Азией и со всем Востоком, как современная Россия… Современная Россия-Евразия — это прежде всего учитель, руководитель стонущего в цепях духовного и экономического рабства, борющегося за лучшее будущее Востока" [35].

Евразийство упоминается в предисловиях к ряду книг, появившихся в течение 1920-х годов и имевших то или иное отношение к востоковедению. Обращается мыслью к евразийцам Всеволод Никонорович Иванов в предисловии к книге "Мы" [36]: "Движение евразийцев должно быть приветствуемо всеми любящими свою страну русскими людьми. Из их исследований веет душистостью степей и пряными запахами Востока. Они правильно вносят поправку в дело славянофилов, ища на Востоке того, чего не хватало Аксакову, Хомякову, Конст. Леонтьеву, чтобы обосновать наше отличие от Европы. Только перетряхивая полным пересмотром историю Востока, найдем мы самих себя". Далее следуют возражения: "Но почему это должно быть движением Евр-Азийским, а не просто Азийским, вот чего я не могу понять… культура Запада и культура Востока находятся в известном антагонизме… нам в реальной нашей жизни не остается ничего другого, как присоединиться к одной из этих сторон, чтобы ввергнуться в реальный процесс живого становления, чтобы из темного магического кристалла будущего и явилась новая реальная культура, нам доселе неведомая, а не искать самим "средней линии". Здесь приходится разъяснить, что евразийство не понимает и никогда не понимало своей линии, как "средней". Евразия — это не "микстум композитум" Востока и Запада. Это — неповторимая личность. Но именно неповторимость ее и не позволяет отождествлять Евразию с Азией, заключающей целый ряд своеобразных и отличных от Евразии миров. Упоминает о евразийстве и доктор Эренжен Даваевич Хара-Даван в замечательном труде своем: "Чингисхан как полководец и его наследие" [37]: "Только за последние годы ученые евразийского мировоззрения, изучая проблему русского самопознания, стали внимательно разбираться в разных восточных влияниях на русскую историю, культуру и быт, и им отчасти удалось разбить "предубеждения и предрассудки европеизма", с которыми трактовался этот вопрос до них, и тем самым заинтересовать широкий круг русской интеллигенции, чего не удавалось сделать нашим ориенталистам".

С 1922 г. по настоящее время в русской в иноязычной печати появилось несколько сот статей, рецензий и заметок о евразийстве [38]. Совершенно невозможно на этих страницах рассмотреть их все. К тому же не все они были для нас доступны.

Мы пытаемся рассмотреть полемику вокруг евразийства, поскольку она сгущается в социологическую картину.

Евразийцы утверждают религиозное начало. Им противостоит группа критиков, отрицающих это начало. У некоторых заметны не столько антирелигиозные, сколько антивероисповедные мотивы. Особую группу образуют католические выступления, обращенные, в форме критики евразийства, в той или иной степени против Православия.

Некоторые оппоненты высказывались против русского сотрудничества с Востоком (не русским и не православным) и против признания исторического значения Востока в жизни России, которое, как задание и как факт, подчеркивают евразийцы. У некоторых критиков отрицание Востока принимало и принимает форму национального самоуничижения, связанного с превознесением Европы или, иначе, европопоклонством. Иные оспаривают положительное значение этнической базы культурного творчества, изучением которой занимаются евразийцы.

Для других оппонентов действительность представляется не в виде "открытого воле пластичного мира", но распадается на ряд явлений, которые можно или принять, или отвергнуть, как они есть. Иными словами, некоторые критики отрицают то задание творческого преобразования мира на основе развития существующих форм, которое лежит в основе евразийства.

Предметом нападок являлись понятия идеократии и этатизма (в том числе тезис об утверждении и развитии государственного хозяйства). Были возражения — и притом с разных сторон против принятых евразийством начал федерализма. Оспаривались принципы экономического самодовлевия и автаркии, под знак которых (не по всем, конечно, отраслям, но только по важнейшим) еще в 1921 году евразийцы поставили идею народного хозяйства России.

В области исторической и географической науки оппоненты старались разрушить те систематические рамки, в которых евразийцы располагают россиеведческий материал.