Читать онлайн «Тайна России». Страница 44

Г.П. Федотов, однако, хотя и признавал, что именно попытка реализации социалистических идеалов "повинна в гибели России", поставил себе "дерзновенную цель": "спасти правду социализма правдой духа и правдой социализма спасти мир" ("Свободные голоса", СПб., 1918, с. 1). Эту цель он пронес через всю жизнь и, например, в 1932 г. писал:

И о. Сергий Булгаков против слова «социализм» ничего не имел: "Достоевский говорил иногда: Православие есть наш русский социализм. Он хотел этим сказать, что в нем содержится вдохновение любви и социального равенства, которое отсутствует в безбожном социализме". "В православном предании, в творениях вселенских учителей Церкви (свв. Василия Великого, Иоанна Златоуста и др.) мы имеем совершенно достаточное основание для положительного отношения к социализму, понимаемому в самом общем смысле как отрицание системы эксплуатации, спекуляции, корысти".

"…русский коммунизм показал с достаточной очевидностью, каким безмерным бедствием он является, будучи осуществляем как жесточайшее насилие с попранием всех личных прав. Однако это именно потому, что душа его есть безбожие и воинствующее богоборчество. Поэтому для него и не существует тех религиозных границ, которые полагаются насилию признанием личной свободы… Однако возможен иной, так сказать, свободный или демократический социализм, и, думается нам, его не миновать истории. И для православия нет никаких причин ему противодействовать, напротив, он является исполнением заповеди любви в социальной жизни… Когда железные клещи безобразного коммунизма, удушающие всякую жизнь, наконец разожмутся, русское православие духовно использует те уроки, которые посланы ему Провидением в дни тяжелых испытаний, в области социального христианства" ("Православие", Париж, 1965).

Именно это определение — "социальное христианство" — кажется, и есть искомый общий знаменатель в высказанных мнениях. Булгаков определяет его далее так:

Это время, о котором полвека назад мечтал о. Сергий Булгаков, кажется, наступает. И его трактовка "христианского социализма" может быть тактически полезна легальным реформаторам в СССР — для придания духовной координаты реформам. Конечно, после вскрывшихся чудовищных преступлений против народа советский социализм вряд ли вместит в себя положительное содержание. Но сейчас дело не в том, как правильно окрестить ожидаемого ребенка. Главное — не выплеснуть его, то есть проблему совершенствования социальной справедливости, вместе с водой антитоталитаризма.

История социализма в России "означает экспериментальную проверку и, в результате ее, самоупразднение социализма", — предвидел Франк еще в 1924 г. ("Религиозно-исторический смысл русской революции"). Это самоупразднение социализма путем доказательства от обратного — основной аргумент и в рассматриваемой нами концепции демонтажа, в которой присутствует интуитивно ощущаемая убежденность в том, что эпоха социализма кончилась.

Конец этой эпохи, — писал Франк, — есть "крушение вавилонской башни, которая строилась человечеством в течение четырех веков. Путь, на который человечество вступило с эпохи ренессанса и реформации, пройден до последнего конца… Наступает или должна наступить эпоха подлинной зрелости человеческого духа, одинаково чуждой и суровой трансцендентной духовной дисциплине его детства в лице средневековья, и бунтарскому блужданию его юношеского периода. В зрелости идеалы и верования детства снова воскресают в нашей душе, но мы уже не наивно подчиняемся в их лице внешней духовной силе, воспитывающей нас, а истинно свободно воспринимаем их личным свободным духом….

* * *

Трудно сказать, какой облик приобретет понятие социализма в ходе официальных реформ. Но такие факты, как снятие запрета с религиозной литературы, публикации работ русских религиозных философов — свидетельствуют о небывалых, глубинно-мировоззренческих процессах, идущих за социалистическим фасадом «перестройки». Так, в журнале "Вопросы философии" (c. 9, 1988) А.В. Гулыга называет исток подлинно русской философии: "Новый завет. Христианская идея свободной личности изначально стала русской идеей". И он призывает: "Наше новое мышление может сегодня опереться на отечественную традицию. Нам нет резона создавать новые ценности, да и никакая философия не в состоянии их создать, она сможет их только выявить, отстаивать, распространять".

Осознание обществом проблематики на этом уровне важнейший пласт необходимых перемен, по сравнению с которым лишь прикладное значение имеют реформы в экономической, юридической и даже политической областях, на что пока что только и обращают внимание советологи. Многие из них духовную суть идущего в стране процесса до сих пор не рассмотрели.

Эта глубина осознания проблематики «перестройки» уже присуща значительной части общества. Она отражается в литературе, журнальных статьях, мышлении и делах людей самых разных профессий и на самых разных уровнях по положению в системе власти. Независимо от того, реализуется ли рассмотренная в этой статье «сталкерская» концепция демонтажа, или России предстоит иной путь выхода из тоталитарной «зоны», трудно себе представить, что это воистину выстраданное российским обществом новое мышление марксизм сможет заключить в орвелловские кавычки своей "новоречи".

Тоталитаризм сейчас сам выдает, как в сказке о Кащее, онтологическую причину своей гибели: он не смог победить реальность, не смог переделать природу мира и человека. Но как насилие, дошедшее до мыслимого предела, тоталитаризм оказался непобедим насилием — ибо для этого оно должно было быть еще большим. Невозможность этого — как физическая, так и этическая сделала нереальным этот вариант, которому политически активная оппозиция режиму, начиная с эмигрантской мечты о "весеннем походе" и до последующей теории "подпольной армии освобождения", отдала столько сил. В сущности, подобные целепостановки выполняли лишь роль сплочения политических организаций, пробуждая чувства жертвенности, служения и братства в их рядах. Основным же результатом их деятельности, вероятно, стало то, что политиками часто рассматривалось как побочное: создание и сохранение вечных ценностей. Тоталитаризм, странным образом, сделал их более действенными как раз на территории своей «зоны», где столь рьяно пытался их искоренить. В сегодняшней России именно они становятся основным оружием против тоталитаризма, разбитое Кащеево яйцо которого не выносит дыхания вечности. Очевидно, ему суждено умереть естественной смертью, даже если агония будет беспокойной.