Читать онлайн «Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2». Страница 10

В решающий момент в игру вступает колониальная буржуазия, до этого остававшаяся пассивной. Буржуазия выступает с той самой новой идеей, которая, говоря без экивоков, работает на поддержание колониальной ситуации. Речь идет о ненасилии. В своей простейшей форме ненасилие дает понять интеллектуальной и торгово-промышленной элите страны-колонии, что буржуазия имеет те же интересы, что и она. Поэтому настоятельно необходимо как можно скорее договориться об общественном товаре. Ненасилие есть попытка решить колониальную проблему за столом переговоров до того, как будет совершен какой-нибудь прискорбный акт или сделан непоправимый жест, до того, как прольется чья-то кровь. Но если народные массы, не дождавшись, когда вокруг обтянутого зеленым сукном стола будут поставлены стулья, прислушаются к собственному внутреннему голосу и начнут применять грубую силу и поджигать здания, представители элиты и национально-освободительных партий немедленно бросятся в объятия колонизаторов с громким криком: «Все очень серьезно! Мы не знаем, как это закончить; мы должны выработать решение и найти компромисс».

Понятие компромисса очень важно при рассмотрении феномена освободительного процесса, ибо оно далеко не такое простое, как может показаться. Компромисс сводит колониальную систему и молодую национальную буржуазию в одном месте и в одно и то же время. Приверженцы колониальной системы начинают понимать, что массы могут стереть с лица земли все. Взорванные мосты, разграбленные фермы, карательные операции и военные действия серьезно подрывают экономику страны. Компромисс объективно привлекателен для национальной буржуазии. Не представляя в полном масштабе возможных последствий надвигающейся бури, буржуазия испытывает неподдельный страх, опасаясь, что этот гигантский ураган сметет ее. Поэтому она не устает повторять колонизаторам: «Мы все еще в силах не допустить резни; массы все еще верят нам; действуйте как можно скорее, если не хотите поставить на карту все». Следующий шаг — и лидер националистической партии дистанцируется от насилия. Он открыто заявляет, что не имеет ничего общего с этими бандитами, террористами и кровопийцами. В лучшем случае он будет вещать об организации нейтральной полосы между террористами и колонизаторами, а также с большой охотой предложит свои посреднические услуги. Поскольку колонизаторы не могут обсуждать условия договора с бандитами, то буржуазия с радостью возьмет на себя начало переговоров. Буржуазия находится в арьергарде борьбы за национальное освобождение. Она представляет собой тот слой людей, который навсегда останется по ту сторону борьбы. Но в свете вышесказанного мы видим, как буржуазия совершает кульбит и оказывается уже в авангарде со своими переговорами и компромиссом. Этому сальто-мортале есть точное объяснение: партия буржуазии очень хорошо позаботилась о том, чтобы никогда не допустить разрыва отношений с колониализмом.

До налаживания переговоров большая часть националистических партий главным образом занимается поиском объяснений и извинений для этих «вспышек жестокости». Они не зовут народ к тому и иногда доходят до осуждения, в частности, впечатляющих деяний, которые пресса и общественное мнение метрополии провозгласили омерзительными. Законным оправданием этой ультраконсервативной политики служит желание видеть вещи в свете объективности. Однако эта традиционная для местного интеллигента и лидеров националистических партий позиция в реальности не является сколько-нибудь объективной. На самом деле они нисколько не уверены в том, что нетерпеливое насилие масс относится к числу наиболее действенных способов отстаивания их собственных интересов. Более того, находятся отдельные личности, которые убеждены в неэффективности насильственных методов. Без сомнения, любая попытка одолеть режим колониального угнетения силой кажется им безнадежной и самоубийственной, потому что танки и самолеты, которыми располагает колонизатор, занимают внушительное место в укромных уголках их сознания. Когда им говорят о необходимости предпринять какое-либо действие, они так и представляют летящиена них бомбы, бронетранспортеры, подстерегающие их на каждом шагу, пулеметный обстрел и полицейские акции... Поэтому они сидят тихо. Они потерпели поражение, толком не начав действовать. Нет нужды демонстрировать их неспособность добиться цели насильственными методами. Этот постулат они принимают на веру и доказывают в своей повседневной жизни и в политических маневрах. Они остановились на той недоразвитой стадии, о которой писал Энгельс в своей знаменитой полемике с ярким олицетворением политической незрелости — г-ном Дюрингом: «Если Робинзон мог достать себе шпагу, то с таким же основанием можно представить себе, что в одно прекрасное утро Пятница является с заряженным револьвером в руке, и тогда все соотношение «насилия» становится обратным: Пятница командует, Робинзон вынужден работать изо всех сил... Итак, револьвер одерживает победу над шпагой, и тем самым даже наиболее детски-наивному приверженцу аксиоматики должно стать ясно, что насилие не есть просто волевой акт, а требует весьма реальных предпосылок для своего осуществления, в особенности — известных орудий, из которых более совершенное одерживает верх над менее совершенным; далее, что эти орудия должны быть произведены и что уже вследствие этого производитель более совершенных орудий насилия, попросту говоря — оружия, побеждает производителя менее совершенных орудий; одним словом, что победа насилия основывается на производстве оружия, а производство оружия, в свою очередь, основывается на производстве вообще, следовательно... на экономической силе, на экономике государства и, в конечном итоге, - на материальных средствах, находящихся в распоряжении насилия» [4].

Действительно, реформистам нечего сказать. Они могут лишь спросить: «Какими средствами вы собираетесь бороться с колонизаторами? При помощи ваших ножей? Ваших ружей?»

Нельзя не согласиться с тем, что вопрос об оружии обретает громадную важность, когда насилие заявляет о себе в полный голос. Ведь, в конечном счете, все зависит от распределения этого средства. Однако освобождение стран-колоний заставляет посмотреть на эту проблему с новой точки зрения. Обратимся к историческим аналогиям. Во время испанской кампании, которую можно безо всяких условий отнести к разряду колониальных войн, Наполеон Бонапарт был вынужден отступить, несмотря на то, что к весне 1810 г. численность его авангардных войск достигла невиданного числа — 400000 человек. Французской армии все же удалось заставить Европу дрожать от страха, благодарить за это достижение следовало оружие, храбрость солдат и военный гений командующих. Столкнувшись лицом к лицу с наполеоновской армадой, испанцы, вдохновленные несокрушимым патриотизмом, вспомнили про партизанскую войну. Двадцать лет спустя американские нерегулярные войска сделают то же самое в борьбе с англичанами. Но, противопоставляя себя остальным насильственным методам, национальная партизанская война будет бесполезной, если не станет новым элементом всемирного соревнования между трестами и монополиями.

Когда колонизация только начиналась, одной-единственной военной колонны порой бывало достаточно для завоевания огромных районов страны. Так произошло в Конго, в Нигерии, в Береге Слоновой Кости и в других странах. Однако сейчас национально-освободительная борьба, развертывающаяся в колониях, внезапно обнажает совершенно новую международную ситуацию. На ранней стадии своего развития капитализм рассматривал колонии как источник сырья, на основе которого можно было выпускать промышленные товары, а потом продавать их на европейских рынках. После завершения периода первоначального накопления капитализм изменил свое представление о возможностях получения прибыли. Колонии превратились в рынок. Население колониальных стран стало покупателем, готовым приобретать товары. Следовательно, если базирующийся в колонии гарнизон необходимо постоянно усиливать, если торговля идет все хуже, другими словами, если промышленные товары и сырье уже невозможно продолжать экспортировать, значит, налицо явные признаки того, что военное вмешательство следует отложить. Говоря экономическими терминами, для буржуазии метрополии сле-4 пое принуждение рабов не стоит затраченного труда. Монополистическое объединение, сложившееся в рядах буржуазии, не поддержит правительство, чья политика опирается лишь на силу оружия. Владельцы промышленных предприятий и финансовые магнаты метрополии вовсе не хотят, чтобы правительство их родной страны истребляло население колоний. Они считают, что правительству следует отстаивать их «законные интересы» при помощи экономических соглашений.