Читать онлайн «В. Маяковский в воспоминаниях современников». Страница 5

Исторический день – для нас с Любой – полный.

Днем – в городе вдвоем – украшения, процессия, дождь у могил. Праздник.

Вечером – хриплая и скорбная речь Луначарского, Маяковский, многое.

Никогда этого дня не забыть" {Александр Блок, Сочинения в двух томах, т. II, М. 1955, стр. 502.}.

Несколько блоковских строк с удивительной силой воссоздают дух времени, праздничный и суровый, радость победы и скорбную память о понесенных жертвах, глубокую личную взволнованность, потрясенность и чувство общности, единения с многолюдной массой.

Маяковский здесь – не простая подробность, не "частность", он неотделим от времени.

В эти годы развертываются ожесточенные споры о путях развития нового искусства, об отношении к классическому наследию, традициям. Для Маяковского Октябрь провел раз и навсегда непроходимую черту между "вчера" и "сегодня". О. Брик рассказывает, с каким возмущением встречает поэт у Луначарского своих прежних противников, приверженцев "старины". В ту пору ему еще кажется, что классики годны разве что на роль музейных экспонатов.

Важное дело Маяковского этих лет – работа в РОСТА. О ней подробно рассказывают его сотоварищи по РОСТА, художники М. М. Черемных, А. М. Нюренберг. О выпуске рекламных плакатов – А. М. Родченко, С. Адливанкин.

Работая над "Окнами РОСТА", над рекламой, Маяковский с присущей ему решительностью и бескомпромиссностью отвергает старую живопись. Что можно сказать по этому поводу? Что это неправильно? Полезнее попытаться объяснить неправильность исторически.

Художник С. Адливанкин приводит интересные споры с поэтом. Сам он выступал в роли защитника живописи, Маяковский – отрицателя. И, рассказывая о непрекращающихся спорах, автор замечает: "Позднее только я понял, что Владимир Владимирович, отрицая тогда многие ценности старого искусства, восставал не против этих ценностей, а против их опошления, против мещанского понимания их".

В позиции Маяковского тех лет, в его отрицании культуры прошлого было и полемическое отталкивание от опошленного, "обуржуазенного" искусства. Придет время – он протянет руку Пушкину и Лермонтову, провозгласит "амнистию" Рембрандту.

В поэме "150 000 000" Маяковский еще смеется над классиками, забившимися в собрание сочинений, как в норки. "Но жалости нет!" Эти "безжалостные" призывы ("Стар – убивать. На пепельницы черепа!"), воспевание революции – безымянной, "надличной" стихии, – вызвали критику поэмы.

Известны неодобрительные замечания В. И. Ленина по поводу "150 000 000".

Об отношении вождя революции к Маяковскому рассказывает в своих воспоминаниях В. Д. Бонч–Бруевич {В. Д. Бонч–Бруевич, Ленин о поэзии. Набросок воспоминаний.– Журн. "На литературном посту", М. 1931, No 4.}. Он описывает вечер, на котором присутствовал Владимир Ильич. Артистка О. В. Гзовская декламировала "Наш марш". Ее манера чтения да, очевидно, и сам текст не понравились Ленину. Говоря об этом, автор добавляет, что "отрицательное отношение" к Маяковскому у Ленина "осталось непоколебимым на всю жизнь" {Воспоминания В. Д. Бонч–Бруевича вызвали резкие возражения Н. Н. Асеева (журн. "На литературном посту", М. 1931, No 10).}.

Сама артистка, говоря об эпизоде с чтением "Нашего марша", приводит такой отзыв Ленина: "Владимир Ильич сказал мне: "Я не спорю, и подъем, и задор, и призыв, и бодрость – все это передается. Но все–таки Пушкин мне нравится больше, и лучше читайте чаще Пушкина". Никакого возмущения или беспощадной критики поэзии Маяковского в тот вечер я от Владимира Ильича не слыхала".

Н. К. Крупская свидетельствует: после посещения Вхутемаса и знакомства с молодежью, увлекающейся Маяковским, "Ильич немного подобрел к Маяковскому" {Н. К. Крупская, Что нравилось Ильичу из художественной литературы.– Газ. "Вечерняя Москва", М. 1927, No 23, 24 января.}.

О приезде Ленина во Вхутемас 25 февраля 1921 года рассказал студент училища С. Сенькин. Автору удалось передать – живо, с тонким юмором – условия жизни в студенческой коммуне, атмосферу нескончаемых споров, словесных баталий, по–юношески безапелляционных суждений, наивных выпадов в адрес классиков. С этой молодой бурлящей аудиторией встретился и разговорился Ленин. Автор воспроизводит его слова – шутливые, спокойные и вместе с тем безошибочно точно определяющие слабость, уязвимость позиций молодых спорщиков. В этой беседе Ленин, по воспоминаниям С. Сенькина, с одобрением говорит: "Оказывается, Маяковский уже около года работает в РОСТА".

Наконец, всем известен ленинский отзыв о "Прозаседавшихся".

Как видим, отношение Владимира Ильича к Маяковскому никак нельзя назвать неколебимо–отрицательным – оно изменялось {Об этих изменениях сказано – на основании многочисленных мемуарных свидетельств и документов – в статье Е. И. Наумова "Ленин о Маяковском", "Литературное наследство" – "Новое о Маяковском", т. 65, М. 1958.}.

С полным основанием писал А. В. Луначарский: "Несомненно, если бы у Ленина было время ближе познакомиться с творчеством Маяковского, в особенности с творчеством последних лет, свидетелем которого он уже не был, он бы, в общем, положительно оценил этого крупнейшего союзника коммунизма в поэзии" {А. В. Луначарский, Ленин и литературоведение.– "Литературная энциклопедия", М. 1932, т. 6, стр. 250–251.}.

Работа над поэмой о Ленине – важнейший рубеж в творческом развитии поэта.

"1924 год прошел для Маяковского под знаком поэмы о Ленине,– говорит П. Незнамов, в ту пору встречавшийся с поэтом особенно часто. – Сперва он, по–видимому, очень много читал о Владимире Ильиче и разговаривал с людьми, хорошо знавшими последнего, потом относительно долго писал самую поэму, потом проверял на аудиториях Москвы и, наконец, вместе с "идеями Лефа" развозил по городам Союза".

Порой приходится читать, что поэма о Ленине сразу же вызвала всеобщее и единодушное одобрение. Это не так. Вскоре после окончания работы над поэмой, в январе 1925 года на первой конференции пролетарских писателей над автором было устроено нечто вроде "судилища": он обвинялся в неуважительном отношении... к образу вождя! Непосредственным поводом для этих фантастических обвинений явилась газетная опечатка.

Вассарион Саянов вспоминает о злобных, грубо несправедливых выкриках по адресу поэта, о недоброжелательном выступлении Демьяна Бедного.

Далеко не сразу было оценено по достоинству новаторское произведение Маяковского, хотя в рабочей аудитории оно было встречено с самым горячим одобрением. В воспоминаниях К. Зелинского, Л. Варшавской говорится о большом впечатлении, которое произвели первые публичные читки поэмы (частично приведены в "Литературной хронике" В. А. Катаняна).

Литературные друзья Маяковского рассказывают о том, как много сил, времени, энергии тратил он на работу в журнале "Леф".

Особенно интересны в этом плане воспоминания П. В. Незнамова ("Маяковский в двадцатых годах"). Он был секретарем журнала "Леф", и ему не раз приходилось бывать в рабочей комнате поэта в Лубянском проезде. По его свидетельству, Маяковский относился к изданию журнала увлеченно, даже азартно – "Раз он делает "Леф", он делает его всерьез!" На страницах "Лефа" были напечатаны стихи и поэмы Маяковского "Про это", "Рабочим из Курска", "Владимир Ильич Ленин" (первая часть), стихи и "Лирическое отступление" Н. Асеева, лирика В. Хлебникова, Б. Пастернака, С. Кирсанова, С. Третьякова, "Вольница" Артема Веселого, рассказы И. Бабеля, статьи С. Эйзенштейна и Дзиги Вертова, плакаты А. Родченко.

Однако лучшее в лефовской "практике" вступало в глубокое противоречие с тенденцией свести поэзию к чистому производственничеству. Маяковский, главный редактор "Лефа", публикует поэму "Про это", а один из лефовских "теоретиков" Н. Ф. Чужак обвиняет его чуть ли не в измене, возвращении к лирике, несовместимой с угрюмой ортодоксией. На страницах журнала, рядом с талантливыми стихами, поэмами, рассказами публикуются статьи, объявляющие смертный приговор образно–поэтическому, художественному началу – его, мол, надо заменить рабочими макетами, конструкциями и чертежами.