Читать онлайн «Славянская мифология». Страница 24

^{Называя тучи горами, небесные светила — серебром и золотом, разящую молнию — палицей и молотом, древний человек невольно пришел к созданию мифологических сказаний, в которых бог-громовник (Перун) и грозовые духи (великаны и карлики) отождествлялись с рудокопами и кузнецами. Своими острыми палицами они роют облачные горы и извлекают оттуда небесные сокровища; молотами бьют они по скалам и камням-тучам как по твердым наковальням и изготавливают для богов золотые и серебряные украшения и оружие. Например, в «Ведах» рассказывается о том, как искусный кузнец-художник и духи молний ковали могучему Индре золотую палицу, стрелы и громовой молот. У греков таким кузнецом-художником был бог Гефест, у славян гроза также изображалась как кузнечная работа, а Перун бил дьявола кузнечным молотом.}

В народных поверьях молния часто уподоблялась извивающейся змее, что послужило основой для возникновения мифологических сказаний о молнии-биче, ударами которой бог-громовник казнит демонов туч. В гимнах «Вед» Индра, нагоняя Вритру, бичует его огненной плетью с тысячью остроконечных узловатых хвостов. Кругом сыплются искры, а в ударах плети-бича слышатся раскаты грома. Западные славяне усматривали в грозе божество, преследующее черта синим бичом.

«Синий» — древнейший эпитет молнии, блеск которой отождествляется с синими огоньками, перебегающими по красным углям догорающего костра. В «Слове о полку Игореве» встречается выражение «трепещут синии мълнии» — синее пламя считалось священным. Размахивая бичом, бог-громовник вступал в брачный союз с землей, рассыпал по ней семя дождя и давал урожаи.

Вот откуда пошел обычай: во время свадьбы дружка, который обязан охранять молодых людей от нечистой силы, враждебной плодородию, сопровождает свои заклятия хлопаньем бича. Тот же смысл имел и более поздний обычай стрельбы из ружей во время свадебного поезда.

^{Наряду с поэтическими картинами, изображающими войну небесной грозой, «Слово о полку Игореве» сравнивает битву и с молотьбой хлеба, и с ковкой металлов: «На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела»; «Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше».}

Впечатление, производимое раскатами грома, стуком кузнечных молотов, молотильных цепов, и мысль о наносимых ударах, соединяясь в этих различных представлениях, сблизили их между собой и породили целый ряд мифологических сказаний.

Перун — Илья Пророк — Илья Муромец. В русских песнях, сказках и преданиях часто встречается имя Ильи Муромца, якобы совершавшего различные богатырские подвиги. И хотя Илья Муромец известен как лицо историческое (он жил около 1188 г.), тем не менее в народном эпосе ему приписываются черты более древние, принадлежащие к области мифологических представлений о боге-громовнике Перуне.

В христианскую эпоху верование в Перуна, в его воинственные атрибуты, а также сказания о его битвах с демонами были перенесены на Илью Пророка. Илья Муромец, сходный с Ильей Пророком по имени и, согласно древним представлениям, святостью своей жизни, а возможно, и воинскими доблестями, слился в единый образ, и там, где, по преданию, конь Ильи Муромца выбивал копытом источники ключевой воды, народ ставил часовню во имя Ильи Пророка. Крестьяне объясняли громовые раскаты поездкой по небу Ильи Муромца на шести жеребцах. Похождения Ильи Муромца с богатырем Святогором полностью принадлежат к области древнейших мифов о Перуне.

^{Тридцать лет от самого рождения просидел Илья Муромец сиднем, не двигаясь с места. Но вот по божьему велению приходили два калика перехожие, [149] становились под окошечко косящатое и просили милостыни. И говорил им Илья: «Нищие братья! Взойдите ко мне во храмину: есть у нас всего много, а подать вам некому». И отвечали ему калики перехожие: «Встань-ка сам!» «Сижу сиднем я тридцать лет, а вставать не встану — нет у меня ни рук, ни ног», — говорит Илья. И продолжают калики перехожие снова: «Встань-ка сам!» Илья сидит, силу пробует, а в ответ держит речь: «Встал бы я, и сила есть, да нет ног!» И говорят ему калики перехожие в третий раз: «Встань-ка сам!» Илья сидит, силу пробует: тронет ногу — нога поднимается, посередь пола становится. Встает Илья, поднимается. И говорят ему калики перехожие: «Сходи-ка за пивом, да напой нас». И взял Илья братину великую, пошел в подвалы глубокие, налил братину пивом крепким и поднес каликам перехожим, и каждый раз калики перехожие говорили: «Выпей сам». Хватил Илья братину, только и видели пиво. И спросили Илью калики перехожие: «Как велика сила твоя?» И молвил Илья: «Кабы был столб от земли до неба, я перевернул бы всю землю!»}

В народных сказаниях богатырь, собирающийся на битву со змеем — демоническим представителем зимних облаков и туманов, должен трижды испить «живой» («сильной») воды, и только тогда он получал силу поднять меч-кладенец. Пиво, которое пил Илья Муромец, — старинная метафора дождя. Окованный зимней стужей, богатырь-громовник сидит сиднем без движения (не заявляя о себе грозой), пока не напьется «живой» воды, т. е. пока весеннее тепло не разобьет ледяных оков и не превратит снежные тучи в дождевые. Только тогда зарождается в нем сила, и он уже может поднять молниеносный меч и направить его против темных демонов. Наделенный богатырской крепостью, Илья Муромец отправляется на свершение богатырских подвигов.

Как имя Перуна было заменено именем исторического героя Ильи Муромца, так и миф о борьбе его с демоническими существами — великанами и змеями был перенесен на битвы самого раннего периода существования русской государственности, когда общественный строй Руси еще не окреп. Внутри ее границ, среди лесов и пустынных мест легко укрывались разбойники, а извне, из широких степей угрожали ей непрерывными набегами дикие кочевники, против которых должны были бороться русские воины.

^{Илья Муромец усмиряет разбойников, освобождает славянский Черниговград, и в этих ратных подвигах сохраняет свое родство с древним Перуном. Он действует его оружием — все сокрушающими стрелами и выезжает на таком же чудесном коне, как и бог-громовержец.}

^{Конь его словно сокол летит, с горы на гору перескакивает, с холма на холм перемахивает, реки, озера и темны леса промеж ног пропускает, хвостом поля устилает. Подобно Зевсову коню Пегасу, он выбивает копытами колодцы.}

^{Окруженный разбойниками, Илья Муромец вынимает тугой лук, вынимает стрелу каленую, натягивает тетиву и пускает стрелу по сыру дубу. Сражаясь один против несметных полчищ кочевников, он куда ни бросится — там улица, где ни поворотится — часты площади. Наезжает Илья Муромец на Соловья-Разбойника, который свил себе гнездо на 12 дубах и свистал так сильно и громко, что все низвергал своим посвистом. Илья Муромец сшиб его каленой стрелой и повез с собой в Киев.}

Во многих народных сказаниях Соловей-Разбойник заменяет Змея-Горыныча, а Илья Муромец побивает двенадцатиглавого змея, избавляя от него красавицу-королевну.

В образе Соловья-Разбойника народная фантазия олицетворяла демона бурной грозовой тучи, с которой сражался бог-громовник Перун. Именно такое олицетворение Перуна появляется в русской мифологии, где образ его связывается с народными героическими представлениями.

ВОЛОС — ВЕЛЕС — ВЛАС

Божество, известное у различных ветвей славянства под именами Волос, Велес, Влас (в церковнославянской традиции — Власий), было для них столь же значимым, как и Перун. Правда, оно не вошло в пантеон богов, введенный князем Владимиром. Но идол Волоса в Киеве все же был. Стоял он не в княжеском городе, а на Подоле, близ реки Почайны, куда и был сброшен после крещения князя. Это различие имело определенный социально-политический смысл: Велес считался богом всей Руси, а Перун — лишь княжеской дружины.