Читать онлайн ««Красин» во льдах». Страница 15

— Нет!

— Нет?

— Не верю! Чепуха!

— Но это сообщает шведская пресса! Генерал Нобиле находится на борту «Читта ди Милано». Позвольте поздравить вас как итальянца!

Джудичи поднял кверху обе руки, держа в одной из них больше чем на половину выкуренную сигару.

— Если бы шведская пресса сообщила о женитьбе римского папы, я поверил бы в это с большей охотой, чем в то, о чем говорится здесь!

Джудичи отказывается верить, что генерал Нобиле, капитан потерпевшего аварию воздушного корабля, согласился быть спасенным первым из всего экипажа! Кто же не знает, что капитан любого корабля — воздушного или морского — последним покидает гибнущий корабль или место аварии.

Позднее радисты «Красина» принимали еще радиограммы. В них говорилось, что Лундборгу было приказано первым спасти генерала Нобиле.

Несколько позднее радисты «Красина» перехватили сообщение из Рима с объяснениями, почему Нобиле спасся первым. Нобиле должен был взять на себя организацию и руководство всем делом спасения своих спутников, оставшихся на льдине. Считалось, что ему лучше других итальянцев известны условия Арктики. Наконец, только он знал, куда именно и в каком направлении был унесен горящий дирижабль с остальными шестью членами экипажа «Италии», так называемая группа Алессандрини.

В первое сообщение шведской прессы, с которой мы начали издание красинских бюллетеней, вкралась ошибка. Летчик Лундборг спас только одного Нобиле, а не Нобиле и еще одного итальянца. Самолет Лундборга скапотировал, то есть перевернулся, не при третьей, а при второй попытке опуститься на лед.

В ту ночь на «Красине» не спали. Мы уже входили в полосу необыкновенных событий, которые неизменно сопутствовали всему красинскому походу.

Итак, спасен Нобиле. Значит, нет больше группы Нобиле, а есть другая, которая на короткое время стала называться именем Лундборга.

В поздний час в кают-компании «Красина» сидели за огромным столом, забыв о сне.

— Ну хорошо, — развивал мысль Самойлович, трогая поминутно пальцами свои большие свисающие усы. — Самое большее, на что можно надеяться, — это спасение в ближайшее время шести человек в районе Лей-Смита. Ведь там по-прежнему шестеро. Вместо Нобиле — Лундборг. Но не забывайте, что все еще нет никаких сведений о группе, насчитывающей также шесть человек, которые были в момент аварии дирижабля вместе с его оболочкой отнесены куда-то к востоку. Где эти люди? Мы будем искать их до тех пор, пока у нас будет хоть какая-нибудь возможность это делать.

— А группа Мальмгрена? — спросил гидрограф Березкин.

Самойлович жевал усы. Отвечал за Самойловича Орас:

— О группе Мальмгрена нет также никаких сведений. Известно только, что тридцатого мая Мальмгрен, Дзаппи и Мариано покинули место аварии дирижабля и вышли по льду. Они надеялись добраться по льду до Шпицбергена. Где группа Мальмгрена? «Красин» должен искать этих троих. На нашу долю остается еще слишком много работы. Вся работа! Забудьте о том, что нам, может быть, придется возвращаться только потому, что в нас не будет нужды. К сожалению, это не так. Об Амундсене по-прежнему ничего не слышно!

— Я не могу представить себе, что Амундсен погиб! — воскликнул Березкин. — Гибель Амундсена — это горе всего человечества!

С подносом в руках вошла никогда не спавшая Ксения. Увидев, что в кают-компании поздно ночью собрались участники экспедиции, непоседливая хлопотунья позаботилась о чае.

В иллюминаторы ледокола смотрел светлеющий, охватываемый солнцем край неба. На фоне неба синели горы. У подножия гор пестрели жилища рыбаков. Сквозь закрытые иллюминаторы доносились крики людей, которые, видимо, находились где-то по соседству с бортом ледокола.

Все вскочили со своих мест. Что это значит? Взволнованные, мы бросились из кают-компании, на палубу, к верхнему мостику, над которым уже занималось утро нашего первого полярного дня.

«Красина» снова окружили пять или шесть рыбачьих лодок с коричневыми парусами. Рыбаки выпрямлялись на своих лодках, руками держались за мачты и кричали.

— Спасите Руала Амундсена! Спасите нашего Амундсена! — просили рыболовы, жители Лофотенских островов, размахивая на лодках платками и шапками.

Сизые горы выпирали из моря, одетые снегом. «Красин» шел между двумя рядами гор, причудливых, как голубые соборы. В долинах желтели скромные северные цветы, такие же, какие стояли в стакане на столе в кают-компании нашего корабля. Нижние склоны гор обомшели. В бирюзовой воде фиордов опрокинутыми повторялись горы, от выветренных и покрытых снегом вершин до подножий, у которых теснились рыбачьи дома.

Мы вернулись в каюту, преследуемые криками рыболовов.

К полудню уже почти не встречались в долинах ковры желтых цветов. Долины, как и нижние склоны гор, были покрыты бледно-зеленым мхом. Чем дальше мы шли на север, тем беднее зеленели долины, тем суровее становились горы. К концу дня вовсе исчезла зелень. Кручи нависали над стылой водой — каменистые, голые, коричневые. За изорванными краями круч в глубине горизонта серебрилась панорама вечных снегов, вонзались в небо острые, клыкообразные вершины. На них застревали белые, синие и розовые мохнатые облака. В просветах вершин изредка пламенела синева. Синие глетчеры неприметно для глаза сползали к подножиям гор.

Ночью мы подошли к выходу в океан. Фиорды остались позади. Мы прощались с материком Европы.

— Уткин Нос, или Андеснесс, — буркнул штурман Петров.

В золотую ночь выходил «Красин» в серо-зеленый океан.

С левого борта были вода, пустыня, небо и желтое солнце. С правого борта — коричневые громады Уткина Носа, последние камни материка и между ними уже едва заметные точки рыбацких жилищ.

Штурман Петров подвел меня к компасу. В полночь солнце висело на норде. В полночь — нижняя кульминация солнца. В полдень оно на зюйде. Возникла чудесная, феерическая перемена привычных понятий и представлений.

Земля и деление суток на день и ночь были оставлены позади. «Красина» окружал холодный, блистающий мир. Мы надели дымчатые очки, укрощавшие неистовый блеск. Мир вокруг корабля сквозь очки был зелено-желтым, и зелено-желтым мы видели его в течение многих дней красинской экспедиции.

«Красин» шел от материка Европы, от Скандинавии к Медвежьему острову. Остров этот вздымается на полпути между Скандинавией и Шпицбергеном.

Спасение Нобиле по-прежнему обсуждалось участниками экспедиции на все лады. Одни соглашались, что Нобиле ничего не оставалось, как спастись первым, — только он может помочь найти остальных. Другие, и таких было большинство, осуждали его. Спасение капитана первым противоречило всем нормам общепринятой среди моряков и летчиков морали.