Читать онлайн «Жизнь на краю земли». Страница 40

Есть, чтобы жить

У всех народов кулинарные рецепты для повседневного стола отличаются от кулинарных рецептов для стола праздничного.

Для кауашкаров самым роскошным блюдом было мясо кита. Когда какой-нибудь кит (гладкий кит, полосатик, горбач, кашалот…) выбрасывался в отлив на побережье одного из островов архипелага, туда уходили все жители селения. Они устраивали лагерь прямо рядом с тушей и наслаждались мясом и жиром до тех пор, пока не съедали все без остатка. Это был настоящий праздник, с песнями, плясками и шутками — в такие минуты жизнь была прекрасной для кауашкара. И сегодня еще выбросившийся на берег кит — счастье для бедного индейца: вместе с китовым мясом он как будто «приходит в себя», обретая ненадолго свою истинную сущность. Индеец со своей семьей, как раньше это делало все племя, уходит, чтобы неделю, а то и больше наедаться до отвала китовым мясом и жиром. Вернувшиеся с таких пирушек индеец, его жена и дети выглядят гораздо здоровее, чем раньше. Можно подумать что их организм очень быстро усваивает пищу и что, по мере того как они потребляют высококалорийную пищу, к ним возвращается «хорошее настроение»… (Доказано, что эскимосы нуждаются в большом количестве животных жиров, чтобы оставаться «в форме». Весьма вероятно, что так же дело обстоит и с индейцами, живущими на крайнем юге Америки. Одинаковые условия жизни — холод и т. д. — предполагают и одинаковые физиологические приспособления.)

Пока кауашкаров не заточили в Пуэрто-Эдене, они часто питались тюленями. Вернее, мясом и жиром тюленей, потому что внутренности (сердце, легкие, печень, кишки, почки) были «табу». Самым лакомым куском считались мозги. Мясо не коптили — его съедали сырым или ждали, пока оно немного протухнет. (Мясо считалось «готовым», когда кожа убитого животного становилась слегка зеленоватой и от нее начинала легко отделяться шерсть…) Таким же необычным был способ хранения жира: то, что не могли съесть сразу, нарезали кубиками, завязывали в кожаный мешок и погружали в болото. Через несколько дней жир закисал. Тогда его доставали, вешали мешок в хижине, и каждый угощался вволю…

Из млекопитающих кауашкары очень ценили и оленя гуэмал [42], Этот дальний родич обыкновенного оленя, темно-серый, с массивной головой, в прошлом был широко распространен — он водился во всех лесах Кордильеры Анд. Но в последние годы он встречается исключительно редко; и есть все основания опасаться, что вид может окончательно исчезнуть. (На свободе этот олень был сфотографирован всего-навсего два раза!)

В те времена, когда кауашкары жили общиной, мясо оленей, китов и тюленей справедливо распределялось между всеми семьями. Куски мяса, доставшиеся на долю каждой супружеской паре, женщины жарили, соблюдая определенный ритуал.

Но мелкая дичь, например бакланы и пингвины, не шла в общий котел; тем не менее они входили в меню каждой семьи несколько раз на неделе. (Их съедали почти сырыми, лишь слегка обжарив.)

Кауашкары, несмотря на то что они были «кочевниками моря», ели крупную рыбу всего одного-двух видов — ее загарпунивали или ловили в запрудах мужчины племени. Теперь дети Пуэрто-Эдена удят рыбу при помощи обычной нитки, на конец которой наживляется кусочек мидии. Вылавливая небольших рыбешек, они тут же жарят их на костре и съедают. Если рыбная ловля не удалась, они не прочь перекусить птицей или… крысой.

Но главное блюдо народа каноэ — дары моря. Основу этой основы составляют три вида мидий — чоритос, чолгас, чорос, улитки маучас и морские ежи. Мидий укладывают в горячую золу по краю костра. Когда мидии готовы, они выпускают струйку пара. Улитки-блюдечки слывут таким лакомством, что даже слова «атхалес окар», которые на языке кауашкаров обозначают понятие «большой палец», переводятся на наш язык как «то, что отделяет мясо у блюдечка».

«С этой точки зрения, — говорит Бернар Дельмот, — вкусы кауашкаров схожи со вкусами среднего французского аквалангиста. В продолжение всей экспедиции мы наслаждались теми же моллюсками, что и они. Вспоминая огромных мидий этого уголка света, которых мы зажаривали на раскаленных углях по примеру индейцев, я до сих пор ощущаю во рту их изысканный вкус. Свежайшие сырые блюдечки или блюдечки, зажаренные на костре на следующий день после сбора, — тоже настоящее объедение.»

От случая к случаю в меню морских кочевников входила и другая пища. Иногда они ели мясо животных, на которых охотились ради меха, — нутрий и выдр. Весной собирали множество птичьих яиц и пекли их в золе, проткнув сначала скорлупу. Изредка они добавляли в свой рацион растительную пищу: сочные черные ягоды барбариса (Berberis buxifolia) — калафате, розовые ягоды одного из представителей ползучих миртовых, дикую черную смородину, мясистые цветы Philesia buxifolia — копиуэ, молодые побеги папоротника, корни крестовника, водоросли (например, крупную ламинарию Durvillea utilis — кочайуйо) и т. д.

Что они пили? Здесь этот вопрос разрешается чрезвычайно просто. До прихода европейцев индейцы не пили ничего, кроме воды, либо чистой — речной и дождевой, либо мутной — из болот. Кауашкары — один из немногих в мире народов, не придумавших никакого алкогольного напитка…

Островные леса до сих пор поставляют кауашкарам кое-какие строительные материалы; раньше индейцы проводили в лесу целые недели в поисках подходящих, деревьев для постройки каноэ.

На лицах кауашкаров, даже детей, — тоска и отчаяние, хотя иногда на них и появляются улыбки.

Бернар Дельмот и его товарищи пытаются построить лодку из коры по традиционному способу морских кочевников.

Они до сих пор, громко смеясь, рассказывают, как их предки нашли однажды у берегов одного островка потерпевший крушение чилийский корабль, доверху нагруженный бочками с вином; за несколько часов все племя, включая детей, мертвецки напилось, пили даже собаки: многие индейцы утонули тогда…

«Технические приемы каменного века…» писал Бернар Дельмот. И действительно: у кауашкаров очень мало орудий труда я имею в виду их традиционные орудия, а не те, какими снабдила их «цивилизация».

Единственный вид оружия, который мореплаватели XVI–XVIII веков видели в руках народа каноэ, — это разные приспособления для охоты, и прежде всего гарпуны с костяными наконечниками, зазубренными с одной стороны. Ловкость кауашкаров в обращении с такими орудиями поразила наблюдателей, в частности Бунгенвиля и Уэдделла [43]. Пользовались они — правда, реже, чем гарпунами, — и дротиками с каменными наконечниками. Знали они и рыболовные сети (изготовлявшиеся из бахромы китового уса). А вот ножей у них не было. Однако, после того как белые роздали (или растеряли на берегах островов) предметы из железа (топорики, ножи, обручи от бочек и т. д.), индейцы стали чрезвычайно ценить этот металл, и у каждого появился свой «европейский» инструмент. В настоящее время ни один индеец, «выходя» на лодке, не забудет захватить с собой отточенный, как бритва, топор…