Читать онлайн «Свой среди волков». Страница 16

Вернувшись в лагерь после очередного утреннего обхода, я заполнял служебный журнал, отмечая необычные находки. Потом я шел на кухню и наливал себе кружку горячего кофе или сначала варил его, если до меня никто не успел этого сделать. Кофе — единственное, что предоставлялось бесплатно. Каждый сам покупал и готовил себе еду, но кофе было сколько угодно круглые сутки. Так что первые три недели я питался исключительно кофе да дешевыми конфетами со вкусом китайского финика ююбы, которые обнаружил в продуктовом магазине в Винчестере. Я спускался туда пешком — прогулка занимала около двух часов — и покупал сразу три фунта. Это стоило всего несколько центов, а хватало их на целую неделю. Конфетки состояли почти из одного сахара, так что я от них испытывал моментальный прилив сил, столь же быстро сменявшийся слабостью. Не лучший рацион для человека, работающего по восемнадцать часов в сутки при минусовой температуре, но я не мог позволить себе большего. К тому же мои жалкие финансы подходили к концу, и не за горами был тот день, когда я не смог бы купить даже ююбу.

В лагере проживало всего человек двенадцать, в основном индейцы. Специалист по работе с животными, двое менеджеров Центра, два или три биолога и пять-шесть студентов. Это были старшекурсники или дипломники, они работали в лагере по три месяца. В плане образования я им в подметки не годился и понимал, что мне выпал уникальный шанс. Я постоянно жил в страхе, что мне вот-вот предложат собрать вещички и отчалить, так что изо всех сил старался накопить как можно больше опыта в отведенное мне время. Благо учиться было чему. Я считал за честь находиться рядом и общаться с коренными жителями Америки, которые столетиями жили бок о бок с волками, воспринимая их не как врагов или низших существ, а как братьев, сестер и наставников.

Леви Хольт оправдал все мои надежды. На вид трудно было определить его возраст — думаю, ему было за пятьдесят. Выглядел он как самый настоящий индейский вождь: изборожденное морщинами лицо, две черных как смоль косы до пояса. Он производил впечатление человека, который все знает и ничего не говорит. В особых случаях он надевал традиционный костюм своего племени, но обычно носил джинсы, свитер и куртку, как мы.

Все мои романтические представления о жизни индейцев, основанные на американских фильмах про ковбоев и Дикий Запад, развеялись как дым. Я не увидел ни пестрых вигвамов, ни мустангов, ни красочных одеяний, ни пасущихся бизонов на заднем плане. Здесь, на территории Центра, мы действительно жили в типи, но где-то снаружи, в резервации, эти люди ютились в бедных лачугах, носили обыкновенную американскую дешевую одежду, ездили на раздолбанных автомобилях и едва сводили концы с концами. Это были лишь жалкие тени когда-то великого народа, но они сохранили в своих сердцах любовь и почтение к земле, рекам и всему окружающему миру, ибо никогда не теряли связь с природой, которая поддерживала их существование. Воду им давала река, а пищу — земля и те существа, что населяли ее. Я никогда не встречал настолько жизнерадостных людей. Они готовы были веселиться по любому поводу, даже когда, казалось бы, радоваться нечему. Каждый день для них начинался и заканчивался чудом, и ощутить себя частью их общества, пусть даже ненадолго, было просто потрясающе. Меня поражало, насколько глубока их духовная связь с семьями, предками и миром природы. Они не понимали, как может белый человек так обращаться с землей — отравлять ее удобрениями, истощать чрезмерной обработкой, спускать в реки химические отходы, вырубать леса, грубо нарушая естественный ход вещей. Они мечтали выкупить свою землю, чтобы очистить ее и научить своих детей жить на ней, вместе с ней и для нее. Помнится, мы смотрели в Винчестере документальный фильм, снятый одним французом, в котором кого-то из окрестных фермеров спрашивали, как он относится к требованию индейцев нез-персэ вернуть им их исконные территории. Его позиция, которую, судя по всему, разделяло правительство, была такова: индейцы проиграли войну — следовательно, земля им больше не принадлежит. И им остается только смириться с этим.

Я спросил у них, что же в таком случае делать и нельзя ли им как-то помочь. И тогда брат Леви сказал: «Нам просто нужен мессия, способный выступить за права нез-персэ. Но, видишь ли, проблема в том, что у нас слишком много вождей и слишком мало индейцев». Остальные тут же покатились со смеху.

Однажды старейшины племени пригласили меня на совет в качестве консультанта. Дело в том, что ожидался визит в резервацию некоего молодого конгрессмена.

В палате представителей как раз шло обсуждение важного законопроекта, и он — как они правильно догадались — намеревался заручиться поддержкой нез-персэ на грядущем голосовании. Мне очень польстило их доверие, и, после некоторых колебаний, я решил выложить им все, как есть. Стараясь смягчать выражения, я рассказал о том, что у политиков есть привычка обещать золотые горы, а потом не выполнять и половины того. Индейцы выслушали меня молча. Они сидели вокруг костра, курили трубки и грели у огня ладони. Их лица были непроницаемы. Не похоже, чтобы они восприняли мои слова всерьез. Да и с чего им было ко мне прислушиваться? Я покинул круг в самом невеселом расположении духа. С прибытием конгрессмена оправдались мои самые худшие опасения. Его речи и манеры, казалось, совершенно очаровали индейцев. Как восхищенные дети, они щупали его дорогой костюм, дивились лакированным ботинкам и дружески хлопали его по плечу. Это напоминало сцену из фильма или романа — нищие дикари впервые видят белого человека и млеют от восторга. Они водили его по лучшим местам, представили всем важным персонам и в довершение спектакля дали ему индейское имя, а это — величайшая честь, какой может удостоиться посторонний человек. Они окрестили его Пеший Орел, и мне казалось, что это звучит очень благородно, пока я не узнал, почему именно «пеший». Дескать, настолько полон дерьма, что не может взлететь. Так что вовсе никого он не обманул. Видя этого человека насквозь, они обставили его в игре, им самим затеянной, да еще и повеселились вволю.

Индейцы всегда сетовали, что мы, люди Запада, слишком серьезны и нам всем время от времени нужно обращаться к доктору Койоту. Койот — величайший шутник, любитель розыгрышей и веселья. Это дух-покровитель, знающий пути мертвых и живых, чья главная цель — сбивать людей с толку и заставлять их смеяться. По этому поводу они рассказали мне одну историю. Как-то раз к ним в резервацию пришел один белый. Он путешествовал ради самопознания и явился к мудрым индейцам за ответами на вопросы бытия. Этот серьезный молодой человек был в глубочайшей депрессии, он словно нес на своих плечах скорбь всего мира. Один из старейшин сказал, что ему следует на три дня уйти в лес и собирать там помет: олений, медвежий, волчий, лисий, койотов, кугуаров — словом, всего понемножку. Парень вернулся с впечатляющей коллекцией. Далее старейшина велел ему смешать находки с водой и растереть их в пасту. Это заняло еще два дня. То есть всего минуло пять дней, к тому же стоял разгар лета, и на солнцепеке сие зелье просветления ужасно воняло и привлекало тучи мух. Следующим указанием мастера было начертить по кругу в песке глубокую борозду, заполнить ее магической пастой, сесть посередине и ждать, когда придет Койот и скажет, что делать дальше. Прошло несколько часов, прежде чем до парня дошло. Он провел три дня, собирая чужое дерьмо, и теперь сидел в самой его середине. Ирония ситуации открыла ему глаза. Он сидел и хохотал от души, а всю его депрессию как рукой сняло.

Было бы ошибкой утверждать, что нез-персэ сохранили жизненный уклад своих предков. Конечно же это не так. Но они следовали многим старинным обычаям. Шаман продолжал играть важную роль в жизни общины. Не сдавал позиций и священный ритуал бани, где посредством контакта со всепроникающим Духом-Создателем, помимо физического, достигалось еще и духовное очищение и исцеление. Шаман управлял ходом церемонии, вызывая духов предков и животных. Во время ритуала не применялось никаких наркотических или галлюциногенных веществ, но внутри бани жарило так, что эффект был почти такой же.