Читать онлайн «Самые обычные животные». Страница 16

Е. С. Куприянова внимательно осматривала трупики пискунов, валявшиеся на берегах прудов и болотах в Подмосковье и Ростовской области. Убийцей был микроскопический грибок энтоморфтора конгломерата. Погибших находили даже в смотровых колодцах канализации. Чудо? Сценарий такой драмы еще сто лет назад написал Н. В. Сорокин. Он рассказывал про новорожденных, только что вылупившихся комаров, убитых грибком. Они плавали на спине с распростертыми вверх ножками. Вздутое брюшко окутывал белый налет грибка, который заполонил и комариные внутренности.

Грибок может прийти к нам на подмогу как раз в благодатное для кровопийц время — в дождливую пору. Гриб набрасывается на комаров в воде, поэтому погибших и не находят далее 800 метров от родины. Если улетели дальше, значит, здоровы. К сожалению, микроскопическому воину не по зубам кусаки и малярийные мучители: их покровы содержат жирные кислоты, подавляющие рост грибка.

Не думайте, будто комары довели автора до остервенения и он готов сжить их со свету всех до единого. Не дай бог! Если все они сгинут, что будут есть стрекозы, рыбы, птицы? Как пойдет биологический круговорот веществ на громадных территориях?

Слаженность природы подобна песне. А из песни слова не выкинешь. Поэтому закончить сказ о комарах следует отрывком из романа Г. Уэллса «Люди как боги», где говорится о благоустроенной Земле будущего, сияющей стране Утопии.

«Ласточек же в Утопии не было видно потому, что в ней не было комаров и мошкары. В Утопии произошло сознательное уничтожение значительной части мира насекомых, а это тяжело отразилось на всех существах, чья жизнь прямо или косвенно зависела от насекомых... Десять тысяч видов, начиная с болезнетворных микробов и кончая носорогами и гиенами, были подвергнуты суду, Каждому был дан защитник. О каждом спрашивалось: какую он приносит пользу? Какой вред? Как можно его уничтожить? Что еще может исчезнуть вслед за ним, если он исчезнет? Стоит ли его уничтожение связанных с этим хлопот? Или его можно обезвредить и сохранить? И даже когда тому или иному виду выносился окончательной смертный приговор... в каком-нибудь надежно изолированном месте сохранялся достаточный резерв особей осужденного вида».

Кому жалко ласточек — прочитайте роман. Чуть далее Уэллс пишет, что в справедливой Утопии ласточки уцелели не только в заповедниках.

Многие предвидения фантастов оправдались, стали неотъемлемыми чертами цивилизации. Хотелось бы, чтобы поскорее и полноценно осуществилось и экологическое пророчество Уэллса. Природу надо улучшать, а не обеднять.

«Лютое чудовище, пресловутый крокодил, который рождается в Ниле... охотно позволяет очищать свои зубы, разевая безвредную в тот момент пасть. Рот у него огромный, но лишен языка и по большей части находится в воде, поэтому между зубами застревает множество пиявок. Когда же он выйдет из реки и разинет пасть, то... дружески расположенная к нему птичка запускает ему в зубы клюв и вытаскивает пиявок, не подвергая себя опасности».

Это не из нынешней научно-популярной книжки — это написано Апулеем давным-давно, во II веке нашей эры. Возможно, он первым увековечил пиявку в золотом фонде мировой литературы. С легкой руки Апулея пиявки до сих пор не покидают страниц художественной прозы. А вот в научно-популярных книгах и журналах о них будто составлен заговор молчания. Давайте нарушим его. Правда, я его уже нарушил — писал про пиявок в журнале «Химия и жизнь» и немного рассказал о них в книге «Почему у белого пуделя черный нос?». Но пиявки достойны более обстоятельств беседы.

Больную собачку-пуделя, синьор Карабас Барабас, вы отдайте мне, я её брошу в пруд пиявочкам, чтобы они разжирели.

А. ТОЛСТОЙ

Пожалуй, с жирными пиявками имели дело лишь в Стране Дураков. Да и то не все. Я убежден, что премудрый Буратино знал истину: все пиявки — мускулистые атлеты. Три слоя упругих мышц, идущих наискось, позволяют врачебной пиявке превосходно плавать, ползать, ходить на хвосте, голове и «волноваться» — мгновенно сокращать тело.

В 1791 году академик Николай Озерецковский так обрисовал пиявок: «Длинноватый червь, у коего рот и хвост могут расширяться в кружок и присасываться; чрез то пиявица передвигается с одного места на другое. Их 13 пород, из коих некоторые имеют глаза». В новейших справочниках число видов пиявок подскочило до 400 (в нашей стране проживают около 60 видов).

Пожалуй, самая подробная, самая обстоятельная и энциклопедичная книга о пиявках была выпущена в 1976 году издательством «Наука». В ней на 484 страницах Е. И. Лукин подробно повествует об оригинальнейшей физиологии пиявок, об их причудливых реакциях на загрязнение или перепады температуры воды, об их отношении к свету или течению. Из книги можно узнать про то, что и как едят пиявки, и про то, кто и как их ест. Небесполезно упомянуть, что под надзором Е. И. Лукина и Харьковском зооветеринарном институте хранится обширнейшая коллекция пиявок, собранных в самых разных уголках Советского Союза: в Закарпатье и на Курилах, в Карелии и Грузии...

Так какие же бывают пиявки? Самые разные. Иногда к ним причисляют и тех животных, какие не имеет никакого права носить звание пиявки. Порой ребята, да и взрослые боятся лезть в воду, если в пруду плавают существа, похожие на конский волос. Будто бы это самая страшная пиявка. Ничего подобного — это безобидный червь-волосатик. В кожу он не впивается и вообще не кровожаден. Но вернемся к пиявкам, вернее, к их многочисленным глазам. Например, у медицинской пиявки пять пар глаз, у рыбьей — четыре, у птичьей — восемь. Рыбья пиявка — большой оригинал, носит свои глаза на хвосте. Увы, глаза пиявок толком можно разглядеть разве лишь под микроскопом: они странные — без хрусталиков, без ресниц, только скопление зрительных клеток, окаймлённых пигментом.

С органами чувств у пиявок прямо беда — нет ни носа, ни ушей, ни языка. Зато в коже множество нервных окончаний, так называемых чувствующих почек. Однако стоит пошуметь у берега пруда, как они сбегутся к источнику шума, который может предвещать обед. И чем больше шума, тем гуще их толпа. Этим и пользуются ловцы медицинских пиявок. Время от времени они хлопают палкой по воде, а потом отцепляют от своих резиновых сапог изголодавшихся хищниц и складывают их в мешочки с влажным торфом. Ну как тут не вспомнить поговорку, что на ловца и зверь бежит.

Если уронить в воду новые или поношенные босоножки, пиявки пристально заинтересуются только бывшей в употреблении обувью — они и в воде великолепно чуют запах человека. Именно изощренная, до сих пор должным образом непонятая чувствительность пиявок и помогает им найти жертву.