Читать онлайн «Биржа — Игра на деньги». Страница 7

Вернемся к мистеру Джонсону:

«Никаких предварительных, априорных идей не должно быть. На рынке, на бирже присутствуют фундаментальные моменты и истины, но неисследованная область — именно область эмоциональная. Все графики, «индикаторы разброса» и прочие техники есть всего лишь попытки статистиков описать некое эмоциональное состояние».

После моего первого ленча с мистером Джонсоном я испытал то же, что и Роберт Одри, когда профессор Реймонд Дарт показал ему челюсть австралопитека. Роберта Одри привело в восторг то, что этой древней обезьяне кто-то явно заехал в челюсть, после чего он и принялся лепить теорию о том, что предки-человека были влюбленными в свою недвижимость хулиганами — теория, которая, будучи изложенной в «Африканском генезисе» и «Территориальном императиве», вызвала конвульсии в мире антропологии. Это примерно то же, как если бы мы с мистером Джонсоном шли по африканской саванне, и я спросил бы: «А это что такое, мистер Джонсон?», а мистер Джонсон ответил бы: «Сэр, это следы гигантской Собаки!». Эмоциональное рыскание на бирже оставляет свои следы, это правда, но, к сожалению, пока никому не удалось найти саму ключевую челюсть, которая позволила бы разрешить, наконец, всю головоломку.

Но, даже не имея челюсти, я пытался это сделать. Если область эмоций не исследована, а область статистики исследована вдоль и поперек, то почему бы ни исследовать неисследованное? Увы, такое занятие требует привлечения целого ряда научных дисциплин. Я бросался по следу биржевиков, которые вдруг употребляли термин «массовый мазохизм» во фразе типа «всякий знает, что покупка неполных лотов демонстрирует массовый мазохизм, присущий части публики». Но когда я начинал говорить с ними, оказывалось, что речь шла о простом обобщении, для пикантности сдобренном салонным «психиатризмом». Тогда я затеял переписку с рядом психиатров и социологов. Поразительно, но именно к этой области, где Истина, если она вообще может быть обнаружена, имела бы конкретное коммерческое приложение, почти никто из них интереса не проявил. Двадцать тысяч психологов писали статьи и книги о том, что заставляет проституток заниматься именно этой древнейшей профессией, а все социологи страны по контрактам госдепартамента летали во Вьетнам, размышляя о том, каким следует быть вьетнамскому обществу, коль скоро нам приходится строить его с нуля.

Я даже познакомился с двумя бывшими психологами, а ныне брокерами, и с тремя университетскими профессорами, работающими в области психологии и социологии, которые прежде работали брокерами. Все пятеро не горели желанием вспоминать о своем прошлом опыте, — во всяком случае, ничего конкретного они так и не сказали. Наконец я сошелся с парой готовых помочь психиатров. Массовая психология их не интересовала, но они жаждали знать, следует ли им прикупить акции «Комсат», и не могу ли я продать им акции компании «Ксерокс» прямо на месте. В конечном итоге я поделился с ними кое-какими слухами в обмен на доступ к нескольким пациентам, с которыми мы позднее познакомимся ближе.

Но я должен рассказать вам о еще одном психиатре, с которым я познакомился во время поисков своей челюсти австралопитека. Этого славного доктора мне представили как человека, который действительно знает все о фондовой бирже и о человеческой психике. Он сам был инвестором и активно интересовался биржей. На бирже он сделал солидные деньги. Кроме того, множество его пациентов тоже были инвесторами.

Наш добрый доктор не горел желанием что бы то ни было мне рассказывать, поскольку, как он сказал, собирался сам написать об этом предмете книгу и не жаждал раздавать свои идеи налево и направо. В качестве инвестора, по его же собственным словам, он был просто непревзойден.

— А почему вы сложили ладони таким образом? — спросил он внезапно. — Вы в детстве боялись огня?

Поразительно, какими большими и неуклюжими могут стать ваши руки в одно мгновение. Я ответил, что не припомню, чтобы так уж боялся огня, но с уверенностью сказать не могу.

— Говорят, вы очень много знаете о бирже, — сказал сей ученый психиатр. — А я вложил все мои деньги в акции одной лишь компании. Это единственный настоящий способ делать деньги. Эти акции уже поднялись с десяти до тридцати, но они дойдут и до двух сотен. У вас еще есть время закупиться.

Я поинтересовался, почему акции должны дойти до 200.

— Поверьте мне на слово, — сказал он. — Я знаю биржу, и я знаю психологию. Это все, что нужно. Я понимаю, что движет акциями.

Всегда готовый к учебе, я сказал, что хотел бы узнать его секрет, но ученый психиатр отказался им со мной поделиться.

— Как я могу вам это рассказать? — сказал он. — Я затратил годы, изучая медицину и психиатрию. Я написал ряд книг. Я провел тридцать лет в лабиринтах человеческой психики. И вы хотите, чтобы в нескольких фразах я передал вам то, что знаю? Откуда берется такое нахальство?

Эта история имеет счастливый конец. Я решил посмотреть на акции, выбранные ученым психиатром в качестве итога всех лет его учебы, но мне никак не удавалось с ними разобраться. Прибыль компании и цена на ее акции росли впечатляющим образом, но цена акций и прибыль компании как-то уж очень плотно держались вместе. Я просто никак не мог понять, в чем же собственно уникальность акций этой компания. Цена акций шла вверх, и когда она достигла пятидесяти долларов, ученый психиатр поинтересовался: что, кроме духа противоречия, удерживает меня от их покупки?

Название компании было «Вестек». Ее акции поднялись с 5 до 60, и на этом уровне торги были приостановлены. Как выяснилось, существовавшие нарушения и приписки были столь серьезными, что акции «Вестека» больше не были допущены на биржу. Сейчас вокруг нее накопились десятки судебных процессов и контр-процессов, так что судам и истцам понадобятся годы на то, чтобы разгрести эта авгиевы конюшни. Кредиторы потребовали от компании объявить банкротство, и когда это произойдет, для держателей акций вряд ли останется так уж много, если вообще что-то останется. Но что хуже всего, у бедных держателей после того, как бомба взорвалась, не было ни малейшей возможности от этих акций избавиться. На фондовой бирже почти невозможно потерять все ваши деньги, потому что — не забывайте о ликвидности — вы всегда в состоянии продать акции, в любой день и в любой час. Ученый психиатр выбрал из тысяч разнообразнейших акций именно такую компанию, которая позволила ему потерять все до последнего цента.

Счастливый же конец заключается в том, что мы всегда имеем возможность чему-то учиться, и наш профессор продолжает работу над своей книгой. Она должна выйти в следующем году, и я жду ее с нетерпением, потому что автор, наконец, поделится с нами своими открытиями.

Относительно психиатров и биржи мне хотелось бы сделать одну сноску. Эта сноска представляет собой историю, имеющую самое широкое хождение. Я не проверял, как оно было на самом деле, из боязни, что ее стройная симметрия может быть нарушена всплывшими фактами. Джек Дрейфус, основатель фонда «Дрейфус», тоже размышлял об изучении подсознательных мотивов в функционировании рынка. Дрейфус создал фонд, имевший поразительную результативность. Он внес на биржу интуицию и мастерство профессионального игрока в бридж, — каковым он, кстати, и является. У Дрейфуса был прекрасный эмоциональный раппорт с неким психиатром, и в конце концов он решил, что психиатру следует иметь свой кабинет в фонде «Дрейфус» хотя бы для того, чтобы помочь менеджерам работать на пике их эффективности. И вот однажды в этот кабинет был вызван мой приятель, инвестиционный менеджер. Приготовившись к сеансу, он развязал галстук, снял пиджак и лег на кушетку. Психиатр сел рядом на стул, а менеджер стал ждать полагающихся вопросов.

— Полароид, — сказал психиатр.

— Полароид, — повторил инвестиционный менеджер.

— Он очень высоко стоит, вам не кажется? — поинтересовался психиатр.

Инвестиционный менеджер задумался о том, какая информация о деятельности подсознания может здесь всплыть.