Читать онлайн «Одно жаркое индийское лето». Страница 11

До того времени можно было по пальцам пересчитать индийцев, владевших английским языком; англичанам же, чтобы договориться с местным населением, хватало упрощенного хинди, поскольку в подлинном, более глубоком взаимопонимании они не нуждались. Однако вечно так продолжаться не могло. Англичане поняли, что им необходимо иметь среди индийцев чиновников, переводчиков и людей, способных обеспечить колонизаторам контакт с самыми широкими слоями населения. Пришлось открыть несколько школ, где индийцы могли бы научиться английскому языку, но ничему больше. Пускай себе индуисты продолжают корпеть над своими священными книгами, а мусульмане заучивать наизусть Коран — для чего им более серьезные знания европейской науки и культуры? Вполне достаточно, если к традиционным предметам обучения они присовокупят английский язык.

Однако первых овладевших английским языком индийцев это не удовлетворяло. Они хотели узнать все, что сделало современную Европу тем, чем она стала, и посредством английского языка получить доступ к европейской образованности в самом широком смысле слова. Так по инициативе индийцев в Калькутте начали возникать первые современные школы европейского типа, которые наряду с обучением английскому языку знакомили индийскую молодежь с европейскими достижениями в области науки и искусства, открывали индийцам «окна» в иной мир.

Это был поистине другой мир, очень непохожий на тот, в котором индуистское общество жило на протяжении многих столетий, сохраняя твердую убежденность в превосходстве своего мировоззрения и своей кастовой социальной организации над всеми прочими.

Столкновение с европейским обществом, представленным могущественной Великобританией, подействовало на вдумчивых индийцев той поры как шок. Чем глубже они знакомились с Европой и ее всесторонними успехами, тем быстрее рушился многовековой миф об абсолютном совершенстве индуизма. Каждый, кто не был ослеплен некритическим отношением к старине, не мог не видеть, что европейское бескастовое общество давно уже добилось огромных преимуществ по сравнению с индийским. Европейский прогресс в технике, особенно в военном деле, в торговле и культуре был настолько очевидным, что вынуждал просвещенных индийцев той поры ставить перед собой вопрос, на чем зиждутся основы этого прогресса, с одной стороны, и что является причиной отсталости в Индии — с другой, и, разумеется, делать из этого необходимые практические выводы.

Когда в 1814 году в Калькутту переселился Рам Мохан Рай, названный позднее соотечественниками «отцом современной Индии», то эти умонастроения под его руководством приобрели характер движения, которое в последующие десятилетия все разрасталось и усиливалось. Но Индия не была бы Индией, если бы в духе своего традиционного тысячелетнего мышления не искала ответа на любой вопрос, прежде всего в области религии. В результате возникло требование очистить индуизм от всего, что устарело и тормозит развитие индийского общества, мешает успешному соперничеству с англичанами во всех областях человеческой деятельности.

Рам Мохан Рай и его последователи отвергли не только многобожие и поклонение статуям и прочим изображениям, но и, например, сати (сожжение заживо вдов вместе с трупом мужа), многоженство, замужество в детском возрасте, запрещение для вдов второго брака и другие древние, прочно укоренившиеся обычаи, связанные со старой верой и несовместимые с современным образом жизни и мышления, а значит, и с каким бы то ни было подлинным прогрессом.

Некоторые наиболее радикальные сторонники европейского просвещения, пытаясь разрешить поставленную временем проблему, шли значительно дальше. Они напрочь отвергали индуизм, демонстративно переходили в христианство и утверждали, что необходимо подражать Европе во всем — вплоть до английского языка, которым они стали пользоваться вместо родного бенгальского даже в общении друг с другом. Они демонстративно ели говядину, строго запрещаемую индуизмом, публично поносили брахманов и объявляли старые индуистские традиции ненужным балластом. Но все это было лишь временным явлением, крайностями, которые вскоре исчезли.

Просвещенные реформисты добились некоторых успехов. В результате широких кампаний, посредством индивидуальной агитации, но главным образом через просветительские общества, вновь открываемые газеты, литературу и театры они, например, искоренили кулинизм, т. е. такую практику, когда брахман из высшей кастовой группы заключал до нескольких сотен брачных союзов, не беря на себя никаких обязательств в отношении своих жен и детей. Они добились также запрещения сати и вынудили англичан издать соответствующий закон. В полном смысле слова «вынудили», поскольку те всегда провозглашали свое «невмешательство» в религиозную сферу, и потому потребовались широкие пропагандистские акции, множество петиций и личных обращений, прежде чем Великобритания решилась на столь радикальный шаг.

Казалось бы, движение, ограниченное одним городом в Индии и, естественно, не слишком многочисленным кругом образованных людей, не могло иметь крупного, а тем более всеиндийского значения. И все же оно обрело такой характер. Калькутта стала для всех индийцев, разделявших подобный образ мыслей, Меккой. Впоследствии возник афоризм: «То, что нынче думает Бенгалия, завтра будет думать вся Индия». Многие бенгальские патриоты убеждены, что он не утратил силы и в наши дни.

Тогда в калькуттских школах учились молодые люди из далеких Дели, Мадраса, Бомбея и других индийских городов. Они несли по всей стране зародыши современного мышления, проекты реформ старого образа жизни, свидетельства о достойном подражания примере Бенгалии.

Постепенно такие же движения стали возникать и в других индийских городских центрах, подготавливая тем самым почву для столь необходимой духовной и общественной перестройки всей страны. В этом смысле Калькутта действительно стала колыбелью современной Индии.

Одним из плодов «бенгальского ренессанса», как не совсем точно называют это движение, были новые по духу бенгальская литература и просвещение. Рождалась эта литература довольно трудно и медленно, поскольку ей приходилось преодолевать груз старой традиции, ограничивавшей древнебенгальскую словесность исключительно религиозным содержанием.

Первые опыты были не столь интересны, сколь поучительны. Рассказывались «случаи из жизни», и из них выводились соответствующие наставления. Так возникла и современная бенгальская — и вообще индийская — драма. В 1853 году один просвещенный землевладелец объявил конкурс и обещал премию в пятьдесят рупий писателю, который «возвысится над остальными тем, что напишет на благозвучном бенгальском языке очаровательную пьесу о том, каким злом является старый обычай кулинизма». Призыву внял некий Рамнарайон Таркоротно. Его драма имела огромный успех и вызвала такой сильный резонанс, что в течение двух последующих десятилетий появилось более семисот пьес, обличающих различные социальные злоупотребления и общественные пороки, включая пьянство и проституцию. Вскоре после этого в Калькутте возникли и первые постоянные театры, ибо в городе с преимущественно неграмотным населением театр был, несомненно, самым доходчивым средством воздействия на широкие народные массы и их мышление.