Читать онлайн «У истоков России(Историческая повесть)». Страница 34

— Кровь будет напрасной… Прощайте, дружина верная…

В ров полетели мечи и копья дружинников, кинжалы, легкие боевые секиры. Оружие беззвучно падало и тонуло в вязкой зеленой тине, скопившейся на дне рва.

Сверху, с городской стены, донесся сдавленный крик: «Ой, как же так, люди?!» Видно, немало людей смотрели через бойницы на бегство князя.

Беззвучно взметая копытами желтую пыль, накатывалась на князя Константина лавина чужих всадников. Среди татарских колпаков поблескивали железные шлемы боярских слуг. Вот они совсем рядом. Скатились с коней, набежали, поволокли князя Константина, выворачивая назад руки, — прочь от стены.

Насмешливый знакомый голос гаркнул в самое ухо:

— Со свиданьицем, княже! Собирался ты привести меня в Рязань неволею, а я сам пришел! То-то приятная встреча!

Константин Романович с трудом повернул голову, узнал:

— И ты здесь, боярин Федор? Говорили про твою измену, да не поверил я… Впредь наука… Иуда ты! Иуда Искариот!

— Неправда твоя, князь, и в словах видна! Федор Шуба в измене отроду не был! Забыл ты, князь, что не холоп тебе Шуба, а боярин извечный, слуга вольный. Отъехал на службу к князю Даниилу не изменой, но по древнему обычаю, как деды и прадеды делали, слуги вольные, а потому перед богом и людьми — чист! [47] Отринулся ты от правды, княже, а потому и ущерб терпишь…

Уже вслед князю Константину, снова склонившему голову на грудь, боярин Шуба крикнул совсем обидное, зловещее:

— О науке на будущее говоришь? А того не знаешь, нужна ли тебе впредь наука княжеская. Может, не князь ты больше, и князем не будешь. То-то!..

Возле холма, на котором по-прежнему стоял Даниил Александрович, плененного рязанского князя переняли дружинники Шемяки Горюна, окружили плотным кольцом и повели к оврагу, подальше с глаз людских. Так распорядился Даниил Александрович: хоть и поверженный враг перед ним, но все же князь остается князем, и смотреть простым людям на его унижение — негоже…

Медленно оседала пыль над бранным полем, серым саваном покрывая павших. А их было много — и ордынцев, и москвичей. Среди ордынских полосатых халатов поблескивали кольчуги убитых дружинников, луговым разноцветьем пестрели кафтаны пешцев из судовой рати.

Пошатываясь от ран и усталости, брели к полковым стягам уцелевшие москвичи.

Битва закончилась.

Пора было приступать к первому строению мира. Взять победу — мало, нужно уметь взять и мир.

В шатер князя Даниила Александровича явились большие люди Переяславля-Рязанского: бояре, духовенство, посадские старосты. Переяславцы были без оружия и доспехов в нарядных кафтанах, как будто не чужая рать стоит под городом, а посольство дружеского княжества. Холопы внесли на серебряных подносах почестные дары.

Боярин Борис Вепрь от имени града поцеловал крест на верность московскому князю, и священник почитаемого храма Николы Старого скрепил крестоцелование божьим именем.

Князь Даниил Александрович торжественно вручил Борису Вепрю булаву переяславского наместника и отпустил горожан, пообещав городу не мстить и никакого урона не причинять.

Свое обещание Даниил сдержал. Ни один московский ратник не вошел в город, сохраненный от разорения добровольной сдачей. На благодарственном молебне в церкви Николы Старого присутствовал только тысяцкий Петр Босоволков, будущий наместник приокских волостей.

Три дня простояло московское войско на костях, на бранном поле, и все три дня в воинский стан приходили переяславцы, и велись у костров мирные беседы, и москвичи хвалили хмельное переяславское пиво, которое оказалось слаще и светлее московского. Купцы безопасно выносили товары из города и уплывали, не задерживаемые никем, по своим надобностям. На луг между Лыбедью и Карасиным озером пастухи выгнали городское стадо.

Да полно, была ли вообще война с рязанским князем Константином? Да и был ли сам-то князь Константин Романович?

Бесследно исчез князь Константин, и только немногие люди знали, что ночью окруженный безмолвными суровыми стражами, он был увезен в крытой ладье московским сотником Шемякой Горюном и что остался Константину единственный выбор: смириться или закончить дни свои в московской тюрьме, в тесном заключении…

Но пружина войны, благополучно миновав Переяславль-Рязанский, продолжала еще раскручиваться сама собой.

Тысяцкий Петр Босоволков с конным полком и дружинами переяславских вотчинников двинулся на старую Рязань — добивать доброхотов князя Константина в столице княжества.

Выбранные Федором Шубой и Борисом Вепрем рязанские бояре со своими военными слугами разъехались по малым крепостям, чтобы везде сменить воевод князя Константина, без остатка выкорчевать корни его из рязанской земли.

Глубоко пахал князь Даниил Александрович, взрыхляя пашню под московский посев!

На второй неделе октября — месяца-грязника, который ни колеса, ни полоза не любит, — войско князя Даниила Александровича покинуло Рязанское княжество.

Обратная дорога оказалась трудной и длительной, потому что осенние дожди размыли лесные дороги, а судовой рати пришлось выгребать против течения Оки и Москвы-реки.

Москвичи уходили из рязанской земли так же мирно, как входили в нее. И рязанцам казалось, что ничего не изменилось в их княжестве. Вернувшись в села, рязанские вотчинники принялись собирать обычные осенние оброки. Тиуны из городов приехали за условленной долей ордынской дани. Суд вершили прежние тысяцкие, а если кто из них был поставлен заново, то из своих же, известных людей.

В Коломне на наместничьем дворе по-хозяйски распоряжался боярин Федор Шуба, коренной коломенец, и остальные власти тоже были свои. Только новый сотник Якуш Балагур был из москвичей, но и он породнился с городом, обвенчавшись с коломенской вдовой Милавой. Весьма это понравилось горожанам…

А в остальном ничего не изменилось и в Коломне, разве что дани из коломенских волостей отвозили теперь не в Рязань, а в Москву, но были те дани не больше и не меньше прежних. Не замечали люди особых перемен.

А изменилось многое, и не только в том было дело, что Московское княжество расширилось почти вдвое, вобрав в себя земли по Оке-реке.

Рязанский поход принес Даниилу Александровичу громкую славу, и потянулись на службу к удачливому князю бояре и слуги вольные из других земель. К Москве отъезжали не только малые и обиженные несправедливостью вотчинники, но бояре сильные, известные. Черниговский боярин Родион Нестерович привел в Москву целый полк, семь сотен детей боярских и военных слуг, не считая холопов и прочей челяди. Предстал гордый боярин пред очами князя Даниила, подал рукояткой вперед свой прославленный меч. Растроганный Даниил Александрович щедро наделил его вотчинами в новых московских владеньях и приблизил к себе.

Москва праздновала победу, и не было счета пирам, как не было счета княжеской щедрости, серебряным дачам и соболиным дареным шубам. Но по селам князь Даниил своих бояр и воевод не распустил, как делал обычно поздней осенью. Войско стояло наготове, чтобы доказать сомневавшимся право Москвы на коломенские волости.

Правда, князья-соперники спохватились, когда рязанское дело уже завершилось и изменить что-либо было трудновато. Но все-таки князь Даниил с тревогой ждал княжеского съезда, который на этот раз собирался не в стольном Владимире, а в маленьком удельном Дмитрове: ехать к великому князю Андрею остальные князья не пожелали, опасались вероломства.

Необычным был дмитровский княжеский съезд. Приехали на него многие князья, а делами вершили совсем немногие. Переговаривались за закрытыми дверями великий князь Андрей Александрович с Михаилом Ярославичем Тверским, Михаил Тверской с Даниилом Александровичем Московским, Даниил с великим князем Андреем, и опять великий князь с Михаилом Тверским, — по кругу, будто и не было в Дмитрове иных князей.

А удельные владетели только боязливо приглядывались к сильным князьям, старались вызнать, о чем они говорят на тайных встречах, но те свои тайны берегли крепко.