Читать онлайн «Как ненасилие защищает государство». Страница 26

Второй барьер на пути просвещения людей о необходимости революции — системно закреплённое неравенство в доступе людей к образованию. Большинство людей сейчас неспособны анализировать и синтезировать информацию, бросающую вызов основополагающим мифологиям, на которых основаны их идентичности и мировоззрение. Это правило действует независимо от классового деления. Люди из бедной среды чаще необразованны и содержатся в интеллектуальной среде, препятствующей развитию их словарного запаса и аналитических навыков. Избыточное образование состоятельных людей превращает их в дрессированных обезьян; их старательно научили использовать аналитические навыки только для защиты или развития существующей системы. Они неисправимо скептически, иронически настроены по отношению к революционным идеям и к заявлениям, что существующая система прогнила до основания.

Вне зависимости от экономического класса, к которому они принадлежат, большинство людей в США ответят на радикальные информацию и анализ силлогизмами, морализмом и полемикой. Они скорее поверят политическим обозревателям, аргументирующим расхожее мнение знакомыми лозунгами, чем людям, предоставляющим шокирующие факты и анализ. Чтобы воспользоваться действенным методом корпоративных СМИ, активисты, выбирающие просветительский подход, зачастую упрощают свою информацию до абсурда, чтобы также воспользоваться сполна силой клише и банальностей. Примерами могут послужить антивоенные активисты, заявляющие, что «выступать за мир патриотично» поскольку в сегодняшнем семиологическом поле было бы слишком сложно объяснить, в чём проблема патриотизма (никогда не бойтесь минировать поля!), или сторонники «культуры глушения», стремящиеся подобрать радикальные «мемы».166

Акция против войны в Ираке.

Третий барьер — ложная надежда на могущество идей. Просветительский подход, похоже, предполагает, что революционная борьба — это соревнование идей; что идея, время которой пришло, обладает какой-то особенной силой. Это чистой воды морализм, игнорирующий то, что значительная часть людей на стороне власти прекрасно знает, что они делают — особенно в США. Из-за лицемерия нашего времени люди, получающие выгоды от патриархата, господства белых, капитализма или империализма (практически всё население обеспеченных стран) любят оправдывать своё соучастие в системах господства и угнетения любым количеством альтруистической лжи. Но опытный спорщик заметит, что большинство из этих людей, даже будучи загнанными в угол неопровержимыми доводами, не испытывают прозрения. Нет, они примитивно огрызаются, защищая то зло, которое даёт им привилегии. Как правило, белые люди предъявляют счёт за блага цивилизации и настаивают, что их изобретательность даёт им право на выгоды, являющиеся наследием рабства и геноцида: богатые заявляют, что у них больше прав на владение фабрикой или недвижимостью на сорок гектар, чем у бедного человека — на еду и кров; мужчины шутят о том, что они сильный пол и об исторически гарантированном праве насиловать; граждане США даже тогда, когда у них не получается скрывать истинную природу глобальных экономических отношений, воинственно заявляют, что они имеют право на нефть, или бананы, или труд других людей. Мы забываем, что над новыми стратегиями поддержания существующей структуры власти и повышения её эффективности постоянно работают множество специалистов, будь то учёные, корпоративные консультанты или разработчики правительственных планов. Демократические иллюзии достаточно распространены, и, в итоге, просвещение способно убедить лишь сравнительно малую часть представителей привилегированных слоёв населения по-настоящему поддержать революцию. Привилегированные люди, находящиеся на более высоких уровнях, прекрасно понимают, что и зачем они делают и в чём заключаются их интересы. Когда борьба приближается к метрополии, угрожая тем привилегиям, на которых основаны мировоззрение и жизненный опыт этих людей, ставя под вопрос возможность отделаться комфортной, просвещённой революцией, у них возникают внутренние противоречия. Чтобы провести болезненную, затяжную борьбу, которая уничтожит структуры власти, захватившие самую идентичность людей, народу нужно нечто большее, чем просвещение.

Просвещение не обязательно приведёт людей к поддержке революции, а даже если и добьётся этого, оно не сможет аккумулировать силу. Вопреки максиме информационного века, информация не равна власти. Вспомните, что выражение «Scientia potentia est» («Знание — сила») является дежурной фразой тех, кто уже у руля государства. Информация сама по себе маловажна, но она направляет силу в эффективное русло; в ней заключено то, что военные стратеги называют «эффектом умножения силы». Если мы изначально имеем социальное движение с нулевой силой, мы можем умножать эту силу на любое желаемое число и всё равно в итоге получать большой, жирный ноль. Грамотное просвещение может направить усилия мощного социального движения, как полезная информация направляет стратегии правительств, но информация сама по себе ничего не изменит. Праздно циркулирующая радикальная инфор­мация в данном контексте только даёт правительству больше возможности для тонкой настройки своей пропаганды и своих руководящих стратегий. Люди, пытающиеся прийти к революции через просвещение, заливают степной пожар бензином, надеясь, что, питаясь правильным видом топлива, огонь перестанет их жечь.

С другой стороны, просвещение может быть эффективным, как бомба, когда оно интегрировано в иные стратегии. Скажем, многие формы просвещения необходимы для построения воинственного движения и для изменения иерархических социальных ценностей, стоящих на пути у свободного, кооперативного мира. Воинственным движениям приходится много заниматься просвещением, чтобы объяснять, почему они борются силой за революцию и почему они разочаровались в легальных методах. Между тем воинственные тактики дают такие возможности для просвещения, которых никогда не открывает ненасилие. Благодаря их основным принципам корпоративные СМИ не могут игнорировать взрыв с такой же лёгкостью, с которой они игнорируют мирный протест.167 И хотя СМИ будут клеветать на такие действия, но всё же, чем больше образов насильственного сопротивления люди получат через СМИ, тем сильнее разрушается наркотическая иллюзия социального мира. Люди увидят, что система нестабильна и изменения действительно реальны, и, таким образом, смогут преодолеть величайшее препятствие, созданное капиталистическими демократиями с опорой на СМИ. Беспорядки и подрывная деятельность крайне успешно создают бреши в этом доминирующем нарративе стабильности. Конечно, для просвещения людей требуется гораздо большее. В конечном счёте мы должны уничтожить корпоративные СМИ и заменить их полностью самоуправляемыми. У людей, пользующихся различными тактиками, это может получаться гораздо эффективнее благодаря многим оригинальным способам: саботажу корпоративных газет, радиостанций и телевизионных каналов; перехвату контроля над корпоративным медиаканалом и проведению антикапиталистической передачи; защите народных медиаканалов и наказанию агентств, ответственных за их подавление, или экспроприации денег для финансирования и резкого увеличения возможностей народных СМИ.168

Сохранение высокоморальной позиции, что является более открыто-моралистической вариацией на тему той же стратегии, имеет несколько другой набор недостатков, но тоже ведёт в тупик. В краткосрочной перспективе стратегия занятия высокоморальной позиции может быть эффективной, и она легка в применении, когда твоими противниками являются политики, исповедующие господство белой расы, шовинизм и капитализм. Активисты могут использовать митинги, пикеты и различные способы разоблачения и самопожертвования, чтобы показать аморальность правительства на конкретном примере или в целом, и позиционировать себя как праведную альтернативу. Антивоенные активисты движения «Орала» часто используют этот подход.

Как разновидность стратегии борьбы за социальные перемены занятие высокоморальной позиции ослабляется критической проблемой малоизвестности, которую, учитывая барьер корпоративных СМИ, обсуждавшийся выше, трудно преодолеть. Кроме того, в демократиях, опирающихся на СМИ, превращающих основную часть политики в конкурс популярности, люди вряд ли будут рассматривать крошечную, малоизвестную группу как моральный ориентир или образец для подражания. Помимо этого, «высокоморальный» подход обходит проблему просвещения непросвещённого населения, опираясь на существующие моральные ценности и упрощая революционную борьбу до ревностного следования нескольким принципам.

Группа, сосредоточенная на занятии высокоморальной позиции, привлекает потенциальное пополнение тем, чего корпоративные СМИ предложить не могут, — экзистенциальной ясностью и чувством принадлежности. Пацифисты из движения «Орала» и антивоенные голодовщики часто ведут свою деятельность всю сознательную жизнь. Однако корпоративные СМИ — не единственный институт, фабрикующий социальный конформизм. Церкви, «Орден лосей» 169 и бойскауты также занимают эту нишу. Учитывая акцент, который все эти высокоморальные группы делают на принятии внутригрупповой культуры и ценностей, возможность критического дискурса или оценки внутренней морали невелика. Поэтому высокая степень реалистичности и честности вашей моральной позиции даёт мало преимуществ. Большее значение имеет демонстрация этой позиции, и здесь основные моральные институты гораздо сильнее пацифистских групп за счёт доступа к ресурсам. Другими словами, они подняты до более высокой отметки и лучше видны обществу, поэтому в борьбе за приток кадров они побеждают с огромным отрывом. В связи с атомизацией и отчуждением современной жизни существует множество пустот, не заполненных этими моральными институтами, и тысячи одиноких обывателей, по-прежнему ищущих чувства принадлежности, но радикальные пацифисты, в лучшем случае, смогут привлечь лишь меньшую их часть.