Читать онлайн «Гориллы в тумане». Страница 41

Детеныша привязали проволокой за руки и ноги к бамбуковым шестам и притащили в небольшую деревушку рядом с границей парка. Горилла две недели провела в специально приготовленной для нее служащими охраны клетке, где она не могла ни встать, ни повернуться, и до перевоза в Рухенгери ее кормили кукурузой, бананами и хлебом. В Рухенгери ее сунули в этот гробоподобный ящик. Горилле также стали давать суп, опасаясь за ее здоровье и не зная, как с ней обращаться.

Остается неясным, как осиротевшая малютка умудрилась выжить в тесной клетке, несмотря на скудную пищу и воспалившиеся раны от проволоки. Она смогла продержаться еще две недели до моего приезда в Рухенгери. Не желая терять времени в кабинете директора, я сообщила ему о намерении увезти гориллу в лагерь. Он отпустил меня, не выразив ни малейшего раскаяния своими действиями. Его, очевидно, вполне устроило, что он переложил на меня ответственность за судьбу бедняжки, которой, вероятнее всего, грозила смерть.

Прежде всего малышке нужно было дать побольше жидкости, витаминов и глюкозы, и я намеревалась как можно быстрее перевести ее на естественную растительную пищу. К сожалению, для покупки всего необходимого пришлось ехать в угандийский город Кисоро, задержав тем самым возвращение в горы и лагерь еще на один день.

На своей «Лили» я отвезла ящик из шумного Рухенгери в относительно тихий дом европейской пары, проживавшей неподалеку от границы парка под горой Високе. Там я перенесла малютку в детский манеж, прибила к нему гвоздями крышку и стала готовиться к поездке в лагерь на следующий день. Перенос из одной клетки в другую вызвал дополнительную нервозность и сопровождался безумными криками страха и ярости. Как только горилла оказалась в манеже, я дала ей кусочки подмаренника и чертополоха, которые она тут же съела и от изнеможения погрузилась в сон. Я прилегла рядом и успокаивала малышку всякий раз, как она начинала кричать во сне.

За эту долгую ночь я твердо решила, что, если девочка выживет, я выпущу ее на волю, скорее всего в группу 8, и не допущу, чтобы ее заключили в клетку в кёльнском зоопарке. По моим подсчетам, ей было три с половиной или четыре года — возраст, позволявший ей выжить на свободе под защитой и присмотром взрослых горилл. Я назвала ее Коко в честь старой самки из группы 8, недавно умершей естественной смертью.

На следующее утро начался второй этап путешествия маленькой Коко. Сорокаминутная поездка от дома моих европейских друзей до подножия горы Високе по ухабистой дороге через лавовое поле была изматывающей. Всякий раз, когда нас встряхивало, малышка вскрикивала от боли и страха. У подножия горы я наняла восемь носильщиков, которые по очереди несли манеж в лагерь. Как только мы преодолели первый крутой склон, отделявший нас от шума шамб, и оказались на противоположной стороне каменного туннеля, Коко заинтересовалась знакомой лесистой местностью. Иногда она издавала жалобные звуки, обычные для горилл, потерявших мать из виду. Мне было интересно, вспоминала ли Коко свою жизнь до поимки. Единственное, чем я могла ее утешить, были успокоительные звуки и периодические остановки, чтобы набрать ей зелени на время долгого пятичасового восхождения в лагерь по скользкой от грязи слоновой тропе.

Мои сотрудники в Карисоке подготовили к прибытию пленницы вторую комнату моего домика. В записке, отправленной через носильщика в лагерь, я просила, чтобы на окна прибили проволочную сетку для защиты стекол и самой Коко и чтобы между нашими комнатами соорудили дверь из такой же сетки. Я также велела насыпать на дощатый пол в комнате Коко зелень для еды и сооружения гнезд, а между полом и потолком пристроить молодые деревца вернонии, чтобы она могла по ним лазать. К тому времени, когда мы с Коко наконец добрались до лагеря, комната превратилась в миниатюрную копию среды обитания горилл.

«Чумба таяри!» Этим криком возбужденные африканцы известили меня, что комната для малышки готова, как только первый носильщик вышел из лесной чащи на поляну. Мои сотрудники действительно поработали на славу — домик был переоборудован до неузнаваемости. В него внесли два таза с водой и камнями и поставили так, чтобы обезвоженная горилла не перепила. Затем с криками и восклицаниями на киньяруанда носильщики протиснули манеж в дверной проем и установили его между торчащими из пола деревьями. Наконец мы с Коко остались наедине в блаженной тишине.

Осторожными движениями я приподняла крышку с манежа, не зная, как отреагирует обезьяна. Как поведет себя малышка: спокойно, агрессивно или апатично? Я буквально дрожала, когда Коко преспокойно выбралась из манежа, покачиваясь, подошла к растениям и стала ощупывать листья и стебли, как бы желая убедиться в том, что они настоящие. Ослабев в пути, она сделала лишь слабую попытку принять важную позу, чтобы показать, кто тут хозяйка. Затем остановилась, уставилась на меня и смотрела целую минуту, а потом робко полезла ко мне на колени. Мне так хотелось сжать ее в объятиях, но я боялась сделать лишнее движение, чтобы не подорвать доверия к человеку.

Коко спокойно просидела у меня на коленях несколько минут, потом слезла и направилась к длинной скамье под окнами, из которых открывался вид на близлежащие склоны Високе. С большим трудом она взобралась на скамью и стала смотреть на гору. Вдруг она зарыдала, и из ее глаз потекли настоящие слезы — такого я не замечала за гориллами ни до, ни после этого случая. Когда стемнело, она свернулась калачиком в гнездышке, приготовленном мною из растений, и, похныкав еще немножко, уснула.

Мне нужно было покинуть домик на час с лишним, и по возвращении я ожидала увидеть ее погруженной в сон. Но когда я распахнула дверь, в комнате царил хаос. Рогожа, которую мои сотрудники прибили к настенным полкам с запасами продовольствия для всего лагеря, заверяя, что горилла никогда не доберется до них, была сорвана. Коко восседала среди банок и вскрытых коробок и снимала пробу с сахара, муки, варенья, риса и макарон. При виде учиненного ею разора, моя тревога улетучилась, сменившись восторгом, ведь чтобы сотворить такой беспорядок, надо было обладать неуемной энергией и любопытством.

Два следующих дня Коко поедала все большие количества зелени — подмаренника, чертополоха, крапивы. После упорного сопротивления она соблаговолила принимать молочную смесь с лекарствами, необходимыми для подкрепления ее здоровья. Но Коко все-таки часто плакала, особенно глядя в окно. Однажды до домика донеслись крики, издаваемые гориллами группы 5, питавшимися на склонах за лагерем, и малышка запричитала как никогда. Я включила радио на полную громкость, чтобы заглушить возбуждающие звуки, но Коко целый день неотрывно смотрела на гору и всхлипывала, чувствуя, что поблизости бродят ее сородичи.