Читать онлайн «Чингиз-Хан». Страница 15

Канавка с быстро струившейся водой вилась вокруг небольшой беседки. Перед ней в ряд стояли двенадцать жеребцов — шесть вороных и шесть золотисто-рыжих, с лоснящейся шелковистой шерстью, с расчесанными гривами, с заплетенными в них малиновыми лентами. Каждый жеребец был привязан цепью к низкому столбу. Два джигита с медными подносами обходили жеребцов и кормили их с рук ломтиками дыни.

Али-Джан был так поражен красотой коней, их огненными глазами и лебедиными шеями, что не сразу заметил группу людей, сидевших под огромным старым карагачом.

Площадка, покрытая персидским ковром, была уставлена серебряными блюдами и стеклянными иракскими вазами. На них пестрели разноцветными красками сахарные печенья 59, конфеты, свежие и сушеные фрукты и другие сладости. Несколько человек расположились полукругом. Отдельно сидел смуглый юноша в индийской чалме и черном чекмене: к нему все обращались почтительно, как к хозяину. Около площадки старались изо всех сил несколько музыкантов: одни водили смычками, другие играли на дудках, двое выбивали глухую дробь на бубнах, наполняя сад причудливыми звуками одурманивающей музыки.

– Гелюбсен, гелюбсен 60! — сказал смуглый юноша и стремительно вскочил. За ним поднялись и все сидевшие. Он подошел к неподвижному пленному. Али-Джан понял, это сын шаха Джелаль эд-Дин.

– Ты поймал его? Где ты его нашел?

– Я его встретил в степи около Отрара. Ну и крепкий, ну и жилистый, едва скрутил!

– Кто он? Из какого племени? Что он говорил?

– Не хотел отвечать. Молчит.

– Однако жизнь убегает с его лица. Он умирает?

– Не знаю, светлейший хан. Я мчался из всех сил, чтобы живым доставить его перед очи хорезм-шаха.

– Ты уморил его скачкой. Надо его заставить говорить.

Джелаль эд-Дин похлопал в ладоши. Появился слуга.

– Позови лекаря Забана; пусть придет со всеми своими склянками и лекарствами. Скажи — человек умирает.

– Сейчас, мой хан!

Пленник начал оживать. Его глаза расширились, из раскрывшегося рта вырывались глухие звуки, и он закричал, пытаясь вырваться из веревок.

– Что он кричит? — спросил Джелаль эд-Дин.

Али-Джан объяснил:

– Он видит твоих коней и восторгается: "Хорошие кони! Красивые кони! Но здесь они не останутся. Все они попадут в табуны Чингиз-хана непобедимого. Он один будет ездить на твоих конях!"

– Почему ты понимаешь слова этого язычника?

– Я ходил раньше с караванами в Китай, я посещал татарские кочевья. Там я научился говорить на их языке.

– А кто такой Чингиз-хан непобедимый? Почему он непобедимый? Как этот язычник смеет так дерзко говорить? — сердился Тимур-Мелик. — Только хорезм-шах Мухаммед — непобедимый повелитель всех народов. Зарублю этого пленника, если он будет так говорить.

– Пускай себе говорит, что хочет, — прервал Джелаль эд-Дин, — а мы от него выпытаем все, что он знает об этом непобедимом вожде татар.

Из-за кустов сада послышался тонкий голос. Кто-то быстро приближался, выкрикивая скороговоркой слова:

– Да украсит аллах всех мусульман такими доблестями, какие имеются у сына повелителя правоверных пресветлейшего и храбрейшего Джелаль эд-Дина, обладателя светлого меча и прекраснейших в мире коней! И да обрушится его меч карающим громом на головы всех врагов ислама!..

Маленький человек с длинной бородой, в огромной чалме быстро шел по дорожке сада. В руках он держал кожаную сумку и большую глиняную бутыль. Разные медные приборы, ножички и склянки, привешенные на поясе, звенели при каждом его движении. Подойдя к Джелаль эд-Дину, он поклонился до земли.

– Твоя милость вырвала меня из пасти несчастий. Твои обильные щедроты привели меня к твоим дверям. Мне сейчас сказали, что я должен спасти умирающего...

Поток красноречия лекаря был прерван одним жестом руки Джелаль эд-Дина.

– Лекарь 3абан! Пусть твой голос отдохнет, а ты посмотри на этого больного человека и излей на него всю премудрость твоих знаний и все лекарства твоих склянок. Постарайся, чтобы он ожил.

– Я твой слуга, я твой раб. Что от моего хана слышу, то исполняю!..

Маленький лекарь стал распоряжаться. Слуги развязали пленного и сняли его с коня. Он едва стоял, раскорячив ноги, застыв в том положении, как находился в седле. Брезгливо дотрагиваясь до чужеземца и шепча молитвы, слуги, по указаниям лекаря, сняли с пленного одежду и положили его на разостланный войлок. Он лежал покорно, в забытьи, с закатившимися глазами.

Лекарь, говоря заклинания, стал поливать грудь больного прозрачным маслом и соскребывать костяной ложкой червей, как рисовые зерна усыпавших засохшие раны.

– Уже завелись черви... Но в священной книге сказано: "Сколько аллах создал болезней, столько премудрый создал и лекарств, чтобы излечивать эти болезни".

Когда из ран потекла кровь, лекарь положил на них промасленную вату и приказал обернуть все тело тряпками.

– О светлейший хан! О мой повелитель! — сказал он, обращаясь к Джелаль эд-Дину. — Я арабский ученейший врач — "каддах", специалист по глазным болезням 61 и удалению бельма, изучивший книги румийца Гиппократа, выправляющий вывихи, отгоняющий смерть. Я твой раб и слуга и завишу от твоей милости. Прикажи подать кувшин старого вина, чтобы я мог приготовить лекарство. После моего лечения больной заговорит и будет говорить день или два, а потом умрет или выздоровеет, как на то будет воля аллаха...

Получив вино и смешав его с разными порошками, лекарь то сам пил снадобье, то поил им больного, который очнулся и стал говорить.

С лихорадочно разгоревшимся лицом пленный сначала пел и выкрикивал непонятные слова, потом стал говорить плавно, размеренной речью, точно произнося стихи. Али-Джан внимательно прислушивался и переводил.

– Прекрасная, радостная моя родина, и нет ее лучше, — говорил пленник, устремив горящие глаза вдаль. — Тридцать три песчаных равнины раскинулись от края и до края между розовыми хребтами. Прославленный в скачках конь не сможет проскакать вокруг них. В высокой тучной траве с ревом идут дикие звери, проносятся антилопы семидесяти мастей, поют звонкоголосые птицы. В бирюзовом небе пролетают белые лебеди и гуси... Всем есть место в степях моей родины, нет только места моему бедному кочевью. Сильные племена с их жадными ханами отобрали у нас зеленые пастбища, где теперь бродят чужие табуны жирных коней и стада быков и овец... А для моего бедного, слабого кочевья остались только щебнистые гоби и скалистые ущелья. Там стада зачахли, поредели, кони исхудали и шатаются от слабости. Во всем виноваты надменные ханы и их главный каган Чингиз-хан, краснобородый, непобедимый, уводящий народ монголов в другие страны для грабежа вселенной...

– Какого Чингиз-хана он вспоминает? — сказал Джелаль эд-Дин.

Али-Джан перевел вопрос. Пленный воскликнул:

– Кто не знает Темучина Чингиз-хана! Я ушел от него. Он не прощает тем, кто осмеливается стоять перед ним, не согнув рабски спину! Он мстит непокорным, он преследует тех, кто когда-либо боролся с ним, и вырезывает весь род его до последнего младенца.

– Кто же ты? Почему ты так смело говоришь против Чингиз-хана?

– Я вольный мерген 62 Гуркан-багатур. Я сам себе хан, сам себе нукер-дружинник 63, и я бросил войско Чингиз-хана, потому что этот кислолицый старик приказал переломить хребты моему отцу и брату, потому что краснобородый каган забирает самых прекрасных девушек и делает их своими рабынями, потому что он не терпит на всей земле никакой другой воли, кроме его каганской воли. Я уеду до конца вселенной, где живут одни звери и такие же свободные охотники, как я, и буду жить там, куда не доберутся нукеры злобного Чингиз-хана.

– Где же теперь Чингиз-хан? Что он готовит? — спросил Джелаль эд-Дин.

– Теперь царство Чингиз-хана похоже на озеро, переполненное водой, которое едва сдерживается плотиной. Чингиз-хан стоит наготове, а все его воины отточили мечи и ждут только приказа обрушиться на западные страны. Они примчатся сюда разграбить наши земли.

– Мы оставим этого молодца жить здесь, с нами, — сказал Тимур-Мелик. — Он женится на туркменке, поставит свою юрту в кочевье бесстрашного Кара-Кончара и будет свободным мергеном-охотником бродить по Каракумам.

– Но кто такой Чингиз-хан? — спросил Джелаль эд-Дин. — Меня беспокоят эти речи. Надо все разузнать о нем.

– Прости меня, светлейший хан, — сказал, вставая, Тимур-Мелик. — Я должен поехать в диван-арэ вместе с этим пленным. Я все выпытаю у него об этом наглеце Чингиз-хане.

– Прости и меня, светлейший хозяин, — сказал Али-Джан. — Мои джигиты насытились твоим сладким достарханом, а кони получили обильный корм. Теперь душа наша радуется, испытав блаженство. Разреши и нам тронуться дальше и отвезти этого окаянного язычника в Гургандж, в крепость.