Читать онлайн «Гэсэр». Страница 19

Было радостным возвращенье:
Младший сын испытанье прошел!
Вот хозяйка свое угощенье
На серебряный ставит стол,
Накрывает стол золотой,
Угощает питьем и едой.
Вот уселись они впятером:
Старики — за одним столом,
За другим столом — сыновья.
Вдоволь пищи, вдоволь питья!
Как насытился старый Саргал,
Погрузился он в размышленья.
Он любимую трубку достал,
Что казалась не меньше тюленя,
Серебром в руке поиграв,
Из огромного, как рукав,
Темно-бархатного кисета
Трубку красным набил табаком:
Будто всыпал копну целиком!
Он огнивом жемчужного цвета
Высек яркие искры огня —
Пламя вырвалось из кремня.
Затянулся он куревом чистым,
Начал с шумом, выдул со свистом,
А как выдул дымок, был он цвета
Загорающегося рассвета.

Солнце желтое скрылось во мгле.
Серый сумрак настал на земле.
Лег старик на высокое ложе,
Чтобы нежиться в мягком тепле.
Соболиное одеяло
И бобровое одеяло
Хорошо укрывали Саргала!

Вот и новое утро настало,
Нежно-нежно лучи заблестели.
Все, покинув свои постели,
Вышли в лес — духовитый, густой.
Родниковой умылись водой,
Причесались и приоделись.
Сели вместе за стол золотой,
Вкусной, сытной пищей наелись,
За серебряный сели в радости,
Ели сахар и всякие сладости.

Вот Саргал, отраду вкушая,
Посылает Алтан-Шагая
К дяде, к черному Хара-Зутану:
«Ты поведай дядюшке-хану:
Опротивела мне бычатина,
И я вспомнил, что замечательно
Лишь таежного зверя мясо.
Так начнем же с этого часа
На таежного зверя облаву,
Поохотимся вместе на славу!»

Старший воин был сыном послушным,
Перед дядей своим криводушным
Он предстал с отцовским наказом.
Был доволен Хара-Зутан:
То он щурился хитрым глазом,
То причмокивал языком:
Он мечтал об известье таком!
Вверх посмотрит — громко смеется,
Вниз посмотрит — в кашле трясется.

Наилучшего из коней,
Что откормлен был для облавы,
Сто и двадцать неспешных дней
Поедавшего сочные травы,—
Он поймал среди чащи густой
Недоуздком из серебра.
Обуздал вороного уздой,
Сотворенной из серебра.
На коня, что к походам привык,
Он из шелка накинул потник,
Оседлал вороного седлом,
Что сверкало литым серебром.
Для коня, чья скачка быстра,
Есть нагрудник из серебра
И подхвостник из серебра:
За стремительных десять лет
Не ослабнут они на нем.
Подтянул он на вороном —
Да за двадцать стремительных лет
Не ослабнет она на нем —
С двадцатью ремешками подпругу.
Место поводу-полукругу
За седельной нашел он лукой.
Там и место для плетки тугой.

Он лицом становится к югу,
Он в серебряный бубен бьет,
Собирает южный народ,
В золотой он бьет барабан —
Население северных стран
Собирает Хара-Зутан.
Ловчих кличет он слева и справа,
Говорит, красноречьем блистая,
Что на зверя пойдет облава,
Что поедут по склонам Алтая.

В этот самый миг прискакал,
Позади усадив Нюсату,
К черноликому младшему брату
На коне белоснежном Саргал.
Для привета-рукопожатья
Заключил он брата в объятья,
И решили радостно братья:
«Пусть другие едят на здоровье
Мясо бычье, мясо коровье,
Мы желаем с этого часа
Только зверя таежного мясо.
На заре и в молчанье ночном
Мы таежничать вместе начнем
На алтайских тринадцати склонах,
На высоких отрогах зеленых!»

Вот по северным склонам Алтая
Поскакал по таежной земле
Хан Саргал, зверей настигая,
Младший сын — у него в седле.
На охоте мальчику любо
Драгоценных ловить соболей,
Бить медведей-богатырей:
Пригодится черная шуба!
Удивлялась тайга вековая:
Ребра-спину медведям ломая,
Предлагал он спутникам мясо,—
Так, оставшихся без припаса,
Он кормил людей своих свежим —
Прямо с вертела — мясом медвежьим,
Отдавая встречным излишки.

Был Хара-Зутан огорчен:
Даже из носу черной мышки
Капли крови не пролил он.
Где теперь его красноречье!
Он Саргала спросил при встрече:
«Старший брат, по какой причине
Без добычи еду я ныне,
А твоей добычи — не счесть,
Так и хочется всю ее съесть!»

Был доволен добрый Саргал,
Стал расхваливать младшего сына:
«Не досталась и мне дичина,
Я и сам ничего не поймал,—
Ловок, зорок, удачлив Нюсата,
И добыча его богата».
Умоляет старшего брата
Криводушный Хара-Зутан:
«Пусть поможет мне сын твой младший,
Без него мне не будет удачи!»
Пожалел Зутана Саргал,—
Сыну младшему приказал,
Чтобы с дядей охотился вместе…

Только сел Соплячок в седло —
Из-под мальчика потекло
И по ребрам коня, и по шерсти.
И, почуяв зловонье резкое,
Сотоварищем смрадным брезгуя,
Отшатнулся Хара-Зутан,
И племянника к брату отправил,
От зловонья себя избавил.

Посреди густолиственной тени
Мальчугана к себе на колени
Усадил белоглавый Саргал,—
Мальчуган коня измарал.
Но глядит Саргал: то не кал —
Испускает щедро Нюсата
Серебро и червонное злато!

Испугает ли всадника вонь,
Если белый, сияющий конь
Весь — от гривы до крепких копыт
Серебром и златом покрыт!
Так, довольный охотой-облавой,
Ярким золотом-серебром,
Мчался-ехал Саргал белоглавый
С тем удачливым сыном вдвоем.

От владений Саргала вдали
Там, где северо-запад земли,
Гордый хан Турушхэй-Баян
Объявил указ-приказанье:
«Кто, участвуя в состязанье,
Три награды сумеет взять,
Тот в мой дом да вступит как зять,
Назовет мою дочь женою!
Так Тумэн-Жаргалан светла,
Что лица своего белизною
Наполняет все зеркала,
А ее походкою плавной
Околдован дворец мой славный,
И на многие тысячи лет
Ей ниспосланы счастье и свет!»

Как дошло до Сопливца нежданно
Повеленье могучего хана,
Порешил Нюсата-Нюргай
В полуночный отправиться край
И участвовать в состязанье.
Испросил Соплячок у отца
Изволенье-благопожеланье
В ту далекую землю отправиться,
Пусть женой ему станет красавица!
Порешила Тумэн-Жаргалан
Поскакать в это время весеннее
На моление-поклонение,
Близких родичей навестить,
Погостить у них беззаботно.
Вот из бычьей кожи суму
Нагрузила золотом плотно,
Вот из конской кожи суму
Серебром нагрузила бессчетно,
Поклонилась отцу своему,
Чтоб сказал ей напутствия слово,
Скакуна снарядила гнедого
С тридцатисаженным хребтом,—
Поскакала знакомым путем.
Прозорливым умом обладая,
Догадался Нюсата скоро,
Что спешит из далекого края
Конь гнедой, с быстротой облета:
Расстоянье в три кругозора,—
И помчался навстречу царевне.
Там, где путь пролегает древний,
На дороге владык малолюдной,
На дороге народа простого
Он коня увидел гнедого,
Повстречался с красавицей чудной,
Он учтивую речь произнес,
Он ей вежливо задал вопрос:

«Вы какого племени-роду?
Из какой реки пьете воду?
Как зовут вашу добрую мать?
Как отца почтенного звать?
Кто ваш хан? Где ваше жилье?
Назовите мне имя свое!»

Соплячку удивилась царевна,
Но сказала спокойно, безгневно:
«Я из дальних приехала стран.
Мой отец — Турущхэй-Баян.
Я царевна Тумэн-Жаргалан.
Там, где сходится север с закатом.
Во дворце родилась я богатом…
Из каких вы едете мест?
Для какого скачете дела?»

Вновь красавица поглядела,—
Никого не видно окрест,
Лишь наглец поперек пути —
Не проехать и не пройти!
И сказала, дрожью объята:
«Мне поручено вам привезти
Серебро и червонное злато».

Так, напугана тем Соплячком,
Две сумы, набитых битком,
Отдала ему ханская дочь,
Чтоб Сопливец убрался прочь!
На коня навьючил Нюсата
Серебро и червонное злато:
«Милой матушке дар я доставлю
И направлю обратно коня.
Здесь, красавица, жди ты меня».

Поскакал домой мальчуган,
А царевна Тумэн-Жаргалан
У родных обрела приют,
И снедала ее досада…
Возвратился назад Нюсата,
А слова его жалят и жгут:

«Если женщина нравом беззлобна,
То в дому ее дети шумят.
Если женщина суке подобна,
То она производит щенят.
Удивительны в мире дела:
Дочка хана щенка родила!
Род — высокий, а нрав-то — сучий:
Нехороший, неслыханный случай!»

И Тумэн-Жаргалан, чья краса
Озарить могла небеса,
От позора-стыда запылала,
Потеряла власть над собой
И упала к ногам зубоскала,
Обратилась к нему с мольбой:

«Всех людей, чьи чисты сердца,
Превзойдите делами благими!
Вы мое не позорьте имя!
Как дойдет до хана-отца
Эта злобная черная весть,
Молодой головы мне не снесть!»

Так в смятенье, в тревоге душевной,
Умоляла его царевна,
У Сопливца валялась в ногах,
Обливая слезами прах.
Крепко сердце Нюсаты забилось,
Докрасна оно раскалилось,
Излучая сияющий свет.
Он сказал царевне в ответ:
«Разве я тебя опозорю?
Твоему помогу я горю,
Если стану тебе родным,
Если головы соединим,
Две судьбы сольем воедино».

Дочь Баяна, дочь властелина,
Простодушна была и невинна,—
Согласилась царевна с ним:
«Как созреем для этого дела —
Для единой судьбы-удела,—
Наши головы соединим».

Речь заводит Нюсата снова:
«Коль сказала ты верное слово,
Коль дала обещанье святое,
То вручи мне кольцо золотое,
Что на правой ты носишь руке,
Что на пальце твоем безымянном».

От родных и друзей вдалеке,
На дороге, повитой туманом,
Растерялась Тумэн-Жаргалан,
И кольцо она с пальца сняла
И Сопливцу кольцо отдала.
«За тобою примчусь: жди меня
У себя через два-три дня»,—
Так Нюсата сказал озорной,
Провожая царевну домой.
Произнес он эти слова,
И при помощи колдовства
Превратился он в муху черную.
Как царевна поводья взяла
И пустилась дорогой торною,
Сел он к ней на луку седла.

Разгадал ее думы Нюсата:
Дочь могучего хана сочла,
Что она грешна, виновата
В том, что верное слово дала,
Отдала золотое кольцо.
Было скорбным ее лицо:
«На него противно смотреть.
Стать Сопливцу женою — горе.
Лучше мне сейчас умереть,
И с утеса я брошусь в море».

На скалу взобралась крутую,
Чтоб низринуться в бездну морскую,
Вдруг Нюсата схватил гнедого
За его шелковистый хвост
И сказал душевное слово:
«Не иди ты путем обмана.
Не пристало дочери хана
Обещанье свое нарушать!» —
И коня повернул он вспять.
Испугалась дочь властелина:

«Здесь, где моря шумит пучина,
Захотелось мне умереть,
Но дала я верное слово
И его не нарушу впредь».
И к пределам края родного
Погнала царевна гнедого,
А Нюсата вернулся домой.

Кончен горный путь и степной,
И предстала она перед ханом,
Пред отцом Турушхэй-Баяном,
О нежданной поведала встрече.
Хан Баян, услыхав эти речи,
Приласкал, успокоил ее,
Пожелал ей счастья и мира,
Приказал, чтоб для праздника-пира
Приготовили яства-питье.