Читать онлайн «История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней». Страница 28

Так, например, традиции искусства, которому первое время мусульмане покровительствовали и которое затем стали активно создавать сами, берут свое начало с доисламских времен. Постепенно, шаг за шагом, мусульмане вносили элементы собственного мировоззрения в эти традиции. Причем их мировоззрение опиралось как на социальную ситуацию в регионе, так и на вдохновение от ислама. И лишь со временем данные традиции с элементами мусульманского мировоззрения смогли по праву называться исламскими. Аналогично складывалась ситуация и с научными, и с философскими традициями, с торговыми, ремесленными традициями, с нормами общественного управления и даже с практикой аскезы. В каждом случае присутствие ислама принималось мусульманами лишь в той мере, в какой оно было уместно на фоне других традиций.

Уровень принятия ислама варьируется в странах, где мусульмане составляют большинство населения (например, арабские страны), и где они представляют меньшинство (например, Индия). Но этот вопрос не зависит от степени приверженности мусульман. Стоит учитывать разницу между застоявшейся традицией и насильственной бдительностью, с которыми столкнулись индийские мусульмане; или между врожденным господством и поздней имитацией, которые ощутили арабские мусульмане. Также не стоит забывать, что на духовный призыв исламского диалога в разных культурных условиях были две абсолютно разные, но равноценные реакции. Так, например, индийские мусульмане стали бы изучать книги индийских мусульманских авторов, заинтересовавшись насущными проблемами Индии, которые поднимает писатель. Соответственно, они живо отреагировали бы на творческий опыт, в котором автор воплотил свои взгляды. Арабы в свою очередь с готовностью начали бы диалог, затрагивающий арабские проблемы и переживания.

Если смотреть на ислам с исторической точки зрения, то всеобщее единство жизни, кажущееся неизменным с позиции исламского закона, практически исчезает. Разве в подобных, постоянно обновляющихся диалогах между внеисламскими окружениями есть какое-то общее положение, кроме всеобщей человеческой ценности? Мы уже не можем с полной уверенностью утверждать, что ислам учит одной определенной вещи, а нечто иное обязательно пошатнет эту веру. Этот вопрос может решить для себя только сам верующий, а не сторонний наблюдатель или историк. Возможно, в конкретный период времени в определенной обстановке ислам может сформировать неприкосновенную модель, лишенную границ. Но на мировом уровне духовные и практические формулировки, родившиеся в исламской традиции, все равно зависят от условий и отношений с другими существующими традициями[27].

И даже неизменное давление, всегда существовавшее по отношению к мусульманскому единству и униформизму, нельзя расценивать как неотъемлемый атрибут ислама. Это скорее результат сложных взаимоотношений между молодой исламской традицией и более старыми культурными традициями. Во времена первых арабских завоеваний кораническое мировоззрение, заключавшееся в единстве правоверных, требовало установления высшего авторитета. Таким авторитетом стал халиф, обладавший особыми полномочиями как при богослужении, так и в военных действиях. Роль халифа надолго осталась в сознании мусульман. Однако со временем, когда основное мусульманское население стали представлять купцы, ремесленники или крестьяне, понятие халиф слилось с более древним понятием бескорыстного представителя различных классов при королевском дворе. В результате мусульмане одновременно признавали несколько халифов. Сами мусульмане при этом следовали многочисленным культурным традициям. Те, кто считали себя обязанными соблюдать исключительно законы Корана, сочли необходимым создать новый союз — союз, основанный на отношениях, которые гарантировали создание простого справедливого общества. Позже под давлением Новой эпохи появилась необходимость в создании третьего вида союза. Возникла тенденция к так называемому «панисламизму». Это течение выражало надежду, что последователи исламской религии, столкнувшиеся с давлением современного Запада, политически объединятся на основе общих интересов. И культурные различия не смогут им в этом помешать.

Что же такое ислам? Можем ли мы изучать его как значимую единицу? Это нечто большее, чем общая надежда и несколько самобытных символов? Ответ очевиден: да. Обязательно стоит учитывать, что данная культурная традиция, несмотря на внутренние противоречия, является единым целым. И не важно, насколько разными путями она развивается или насколько быстро, эта традиция не остается равнодушна к новым мнениям или опыту. Она устанавливает долгосрочные границы, которые невозможно предвидеть заранее. Диалог внутри группы, как и любой другой диалог, возможен только в том случае, если все разъясняется заранее. Если в определенный момент приходит новое понимание, то оно будет для нас ясным только на фоне уже известного и устоявшегося мировоззрения или с учетом изменения перспективы. Аналогичная ситуация складывается со всеми видами взаимодействия: введение инноваций в одном пункте возможно лишь в том случае, когда остальные остаются неизменны. В любое время определенные черты культурных установок оставались неизменными. Эти черты принимались как должное даже теми людьми, которые считали, что могут изменить практически все. На протяжении целых поколений какие-то инновации действительно могут возникнуть в любой момент. Тем не менее, пока существует приверженность к изначальным общепризнанным понятиям и есть группа людей, принимающая их, диалог будет сохранять общие черты. Хотя эти черты не обязательно являются самыми заметными на тот момент. Для того чтобы диалог был кумулятивным, каждому, кто вступает в него, необходимо учитывать как исходную его точку, так и последние нововведения. В подобном случае необходим своеобразный словарь идей (или форм искусства, или институционных принципов и т. п.), который будет учитывать интересы всех поколений. Эта целостность диалога позволяет создать разумную структуру для исторического исследования.

Можно выделить два уровня эффективного ведения мусульманского диалога между веками. Один уровень — это религия, а другой — цивилизация. В рамках данной работы мы будем иметь дело и с религиозной традицией, и с цивилизацией. Также мы увидим, какой вид отношений существует между ними. Культурная преемственность мусульман наиболее явна на так называемом религиозном уровне. Несмотря на все свое разнообразие, исламская религиозная традиция сумела сохранить целостность, в отличие от христианства или, скажем, буддизма. Однако вскоре мы обнаружим, что это религиозное единение мусульман является частью более крупного культурного союза. Вне всяких сомнений, этот всеобъемлющий культурный союз и есть первооснова.

В первую очередь проще всего выделить религиозное единение. При этом в мусульманской среде это единение включает в себя множество (но не все) культурных реалий, которые в определенном контексте не имеют ничего общего с религией. В любом случае каждый мусульманин обязан считаться со словом Корана. Более того, все последователи ислама должны не только понимать общий язык, но и ставить перед собой общие цели. В результате все, что совершается во имя ислама, как положительное, так и негативное, стоит рассматривать в рамках личной приверженности первоосновам и с точки зрения скрытых задач. Но поскольку большинство мусульман знакомы не только с Кораном, но и с другими произведениями, то традиция фактически обладает еще большей целостностью, чем кажется на первый взгляд. Любые вопросы, связанные с приверженностью, ее выражением и с историческим развитием, по сути являются взаимосвязанными. То есть традицию необходимо изучать как единое целое.

Как мы могли заметить, религиозная приверженность и данный диалог понятия очень обширные. Они касаются не только пика человеческой жизни, то есть моментов особого восторга или разочарования. Эти понятия внедряются и в повседневную жизнь. Нам предстоит выяснить, насколько глубоко они входят в жизнь человека. В то же время, мы не имеем права отдельно выделить «религиозную» сферу, даже если придаем ей особое значение. Мы не можем утверждать, что один определенный вид деятельности носит религиозный характер, а другой нет. Действительно, сфера применения понятия «религия» настолько широка в различных культурах, что обычный термин «религиозный» может включать в себя целый ряд общих значений.

Так, по отношению к частной жизни термин «религиозный» используется в прямом его значении (близок по смыслу с «духовным»). То есть мы подразумеваем ориентацию человека во вселенной, его приверженность и то, как он ее выражает индивидуально или в группе. Собственно, мы используем термин «религиозный» для обозначения ориентации (этот термин уместнее, чем «философский» или «идеологический») лишь с учетом того, что эта ориентация является исключительно личной и имеет значение в терминах вселенной. При этом более глубокое уточнение здесь не учитывается. В исламском контексте этот термин передает чувство вселенского превосходства. Мы можем применить это слово в более конкретном практическом и символическом значении, которое выходит за пределы естественного уклада земной жизни. Это значение основано на надежде или скорее на борьбе за «сверхъестественное» бытие[28]. Более того, мы можем назвать «религиозными» (расширив этот термин) те культурные традиции, которые сфокусированы на подобных вселенских чаяниях. Другими словами, эти кумулятивные традиции передают реакцию человека на возможность изменения естественного мирового порядка. Однако при обычном использовании данный термин обладает еще более широким значением. Настоящая «религиозная» жизнь человека не обязательно зависит от творческих вселенских чаяний. Она заключается в непосредственном участии человека в религиозных традициях, не важно, выполняет ли он важнейшие духовные функции или представляет лишь вторичные, поддерживающие аспекты традиции.