Читать онлайн «Рыцари пятого океана». Страница 8

Надо заметить, что китайцы тогда не имели никакого понятия о цистернах. Своим горючим они не располагали, покупали его у американцев и носили на коромыслах из Индокитая. Идет вереница людей — глазом не окинешь. Каждый тащит по две посудины емкостью восемнадцать — двадцать литров. Сколько же требовалось таких канистр, чтобы вволю напоить наши прожорливые истребители! Мы удивлялись выносливости простых тружеников, которые готовы были сделать все, чтобы отстоять свое отечество от нашествия интервентов…

Самолетная стоянка находилась далеко, и, пока тучный переводчик ходил туда и обратно, мы успели решить все интересующие нас вопросы.

Для быстроты обслуживания самолетов китайское командование выделило в помощь нашим авиаспециалистам по механику и технику на каждую машину. Онн ходили в коротких брюках и тужурках цвета хаки. У начальствующего состава на рукавах были пришиты звезды с двенадцатью расходящимися лучами. Начальники от рядовых отличались и головным убором. Они носили пробковый шлем, а не широкополую шляпу, сплетенную из рисовой соломы или камыша.

В гоминдановской армии поддерживались палочная дисциплина и подобострастное чинопочитание. Подчиненные приветствовали своего начальника наклоном головы, а если чин был высоким, поклоном в пояс. На каждый взвод по штату была положена палка, которой наказывали провинившихся.

Однажды мы сами были свидетелями, как полковник Чжан отхлестал своего авиамеханика по лицу за какую‑то маленькую провинность. Механик терпеливо переносил удары, не смея ни на шаг стронуться с места. Нам, советским людям, показалось это диким и бесчеловечным.

Но как говорят, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Китайцы очень впечатлительны и своих эмоции не скрывают. Помню, как‑то Благовещенский спас в бою от верной гибели китайского летчика Ло. Тот, растроганный, подошел к нему и, отвесив поклон, заплакал. Потом снял с пояса пистолет и подал его своему спасителю.

Что ты, что ты! — замахал на него руками удивленный Благовещенский.

Но китаец продолжал плакать и прикладывать к сердцу руки. Оказалось, что это обыкновенное проявление благодарности, а ничуть не слабоволие и малодушие. Слез в таких случаях не стесняются даже самые закаленные в боях воины.

Благовещенский в ответ крепко, по — братски обнял китайского летчика и отдал ему свой пистолет.

До начала войны с японцами в Китае было около трехсот или четырехсот летчиков. Большинство — сыновья богатеев. От боевых действий они уклонялись. Вместе с нами против японцев сражалось всего семь китайских летчиков. Это были храбрые бойцы, относившиеся к советским товарищам с большим уважением.

Китайцы любознательные и упорные люди. Они тянулись к технике и, если по указанию наших специалистов им удавалось сделать что‑то самостоятельно, радовались, как дети, и даже хлопали в ладоши.

Особенно хотелось им овладеть русским языком. У каждого, кто работал у нас на аэродроме, были маленькие словарики военно — авиационных терминов. Они ходили и вслух твердили: фейцзи — самолет, фейцзичан— аэродром… Прошло совсем немного времени — и они уже могли объясняться с нами без переводчика. Ребята, конечно, старались, как могли, втолковывать им русскую грамоту и были очень довольны, когда те после нескольких уроков называли тот или иной предмет на нашем языке.

Среди китайских авиамехаников был один паренек, поразительно напоминавший известного персонажа из кинофильма «Путевка в жизнь». Такое же широкое, скуластое лицо, такой же приплюснутый нос, даже похожий платок с концами, завязанными под подбородком. У паренька, видимо, болели уши.

— Вылитый Мустафа, — сказал один из наших мотористов.

— Я — Му — ста — фа? — с улыбкой отозвался китаец, ткнув себя пальцем в грудь.

— Да, Мустафа.

— О, ка — ла — со: Му — ста — фа!

Звучание этого слова так понравилось ему, что при встречах с нашими ребятами он, протягивая руку, с гордостью произносил:

— Му — ста — фа.

Наши техники учили китайцев заправлять самолет, объясняли правила ухода за ним, устройство различных агрегатов. Те могли часами сидеть не шелохнувшись и внимательно слушать.

Китайцы относились к нам по — братски. Они понимали, что наша помощь им — бескорыстна. Когда кто‑либо из советских летчиков погибал, они не находили себе места, всячески старались выказать свою глубокую печаль и искреннее соболезнование нам.

Однажды китайские друзья притащили на самолетную стоянку несколько корзин румяных яблок. Они подходили к летчикам и механикам, брали их за руку и просили:

— Кушай, кушай…

Наши друзья щедро делились с нами всем, чем могли.

Был жаркий воздушный бой. Григорий Пантелеймонович Кравченко, ставший впоследствии дважды Героем Советского Союза, генерал — лейтенантом авиации, сбил три самолета. Он настолько увлекся преследованием противника, что не заметил, как оторвался от своей группы. На него напали четыре японских истребителя и подожгли.

Кравченко выбросился с парашютом, но его отнесло ветром на озеро. Григорий предусмотрительно отстегнул лямки и в летном обмундировании плюхнулся в мутную воду. К нему подплыл на лодке китайский старик рыбак и, приняв поначалу за японца, оттолкнул веслом. Но потом внимательно всмотрелся в лицо и спросил:

— Рус?

— Русский, русский, — ответил Кравченко.

Старик тотчас же подплыл к нему, помог взобраться в лодку и отвез на берег. Там рыбаки накормили Кравченко, а когда высохла одежда, посадили его в паланкин и понесли в свой поселок. Им пришлось идти около двадцати километров.

Я разыскал Григория в рыбацкой хижине. Он сидел на циновке и что‑то объяснял жестами собравшимся вокруг людям. Крепкий, широкоплечий, с могучей шеей и шапкой каштановых кудрей, он выглядел богатырем среди китайцев. Хотя ростом был невелик.

Когда мы собрались уходить, провожать Григория вышли все жители поселка. Низко кланяясь, они наперебой жали ему руку, приговаривая:

— Шанго, шибко шанго.

Благосклонное отношение местного населения к Григорию Кравченко во многом объяснялось тем, что у него оказался с собой документ. Это был квадратный кусок шелковой материи, на котором синей краской было начертано несколько иероглифов и стояла большая четырехугольная красная печать. В безымянном «паспорте» китайским властям и всем гражданам предписывалось оказывать предъявителю этого документа всяческое содействие.

Почти такой же случай вскоре произошел с Валентином Дадановым, который ночью выбросился с парашютом в районе Наньчана. Жители привели его в деревню, накормили, напоили и помогли добраться к своим.

Жилось китайцам во время войны очень трудно. Семьи были большие, а продовольствия не хватало. Многие голодали. Выйдешь, бывало, на улицу города, и тебя сразу же окружит толпа голодных, оборванных ребятишек. Протягивают грязные ручонки и просят есть. Любопытная деталь: шоколад, которого у нас было много, детям почему‑то не нравился.

Особенно много возился с детишками Благовещенский. Затащит их в столовую, накормит, потом каждому Даст по мандарину. И они ходили за ним толпами.

Большинство малышей бегало в распашонках. Китайские женщины, вечио занятые работой, не имели времени ухаживать за ними.

Видели мы, как живут люди на плотах и в джонках. Печальное зрелище представляют эти поселения бедняков. Из‑под рваных навесов струится легкий дымок. Жен — щипы что‑то варят. Мужчины ловят рыбу или занимаются каким‑нибудь ремеслом. На каждой джонке, на каждом плоту куча ребятишек. Маленьких, чтобы они но упали в воду, привязывают за ногу веревками, а тем, что побольше, прикрепляют за спину толстую сухую палку — своеобразный спасательный пояс.

Нищета населения — наследие колониализма. Американцы и японцы, англичане и французы грабили Китай, не заботясь о развитии его хозяйства. Гонимые голодом люди готовы были взяться за любую работу. Так сложился в больших городах, особенно портовых, многочисленный и обездоленный класс люмпен — пролетариев.

Сказывались тут, конечно, и внутренние неурядицы. Гоминдановское правительство мало что делало для укрепления национальной независимости страны, повышения благосостояния народа. Все свои усилия оно сосредоточило на борьбе с чихуа, то есть «красной опасностью», и меньше всего думало об угрозе государству со стороны Японии. По существу, гоминдан вел капитулянтскую политику, надеялся с помощью интервентов покончить с коммунистами. В правящих кругах и в армии процветало лихоимство, предавалось и продавалось вое, что можно было предать и продать.

Вспомним, как развивалась японо — китайская война после захвата японцами Маньчягурии. На севере Китая японские войска проводили маневры. Один солдат загулял и остался на ночь в каком‑то притоне. Японцы подняли тревогу: пропал солдат. Наверняка его захватили китайцы. И вот китайскому пограничному командованию предъявляется ультиматум: или добровольно отдайте солдата, или откройте ворота города и мы найдем его сами. В истории это не первый случай, когда большие войны начинались с пустякового предлога.