Читать онлайн «Моряки». Страница 21

Вернувшись в роту, мы начали дружески прощаться с ротным командиром и другими офицерами. Хотя с ними у нас и происходили часто недоразумения, но ведь иначе и быть не могло, так как, с одной стороны, и они должны были следить, чтобы кадеты исполняли все свои обязанности, а с другой — и мы часто старались сделать все, чтобы уклониться от этого. Прощались мы и между собою после стольких лет совместного житья, после всего перечувствованного и пережитого вместе. Правда, расставание было далеко не таким, как в других учебных заведениях, питомцы которых разлетаются по всему необъятному пространству России и часто больше уже не встречаются. Наоборот, во флоте было почти невероятным, чтобы мы друг с другом больше уже не увиделись. Только то, что мы начинали свою службу под звуки орудийной стрельбы и что неизбежно, большинству из нас предстояло принять участие в войне, делало это расставание более серьезным.

Прощались мы и с Корпусом, в котором провели шесть лет и где из мальчиков превратились во взрослых молодых людей. Нам теперь предстояла самостоятельная жизнь, а ведь до сих пор нас так опекали, что мы чувствовали себя застрахованными от всяких житейских забот, которых не лишены молодые люди, учащиеся в гражданских высших учебных заведениях и которым иногда приходится одновременно учиться и вести борьбу за существование. Мы всегда были прекрасно одеты, хорошо накормлены, жили в чистых, здоровых и теплых помещениях. Нас учили, как мы должны себя вести, и заботились о нашем здоровье. О многих ли так заботятся даже родители? Да, мы с любовью покидали вековые стены Корпуса, которые навсегда останутся родными и которые мы всю жизнь будем вспоминать с теплым чувством.

Наш выпуск стал особенным выпуском, потому что нам объявил о производствен мичманы лично сам Государь. Гордясь этим, мы называли свой выпуск "царским".

После принесения присяги, которая делала нас настоящими офицерами, все чувствовали себя особенно счастливыми. Мечты детских лет наконец осуществились, и мы достигли того, к чему так долго стремились.

К предстоящей деятельности мы были подготовлены только теоретически и никакого опыта не имели. Оттого и волновало ясное сознание, что судьба может каждого из нас и вскоре же поставить перед сложными случаями из морской практики и вверить жизни многих людей — сумеем ли мы с этим справиться!?

Теперь оставалось только подождать выхода приказа Главного Морского штаба с распределением нас по экипажам. В те времена на зиму все корабли разоружались, и офицеры и команды списывались на берег, то есть в экипажи, в которых жили до весны, когда начиналось вооружение. Так как мы были произведены в конце января, то нам предстояло до начала кампаний прослужить в казармах не менее трех месяцев.

В ожидании приказа молодые мичманы сновали по Петербургу и занимались посещением знакомых по случаю производства в офицеры. Хотелось побывать у всех и показать себя в новой форме. Теперь уже перед молодежью мы чувствовали себя как бы старшими. Главным же образом, мы чувствовали себя героями перед знакомыми дамами и барышнями, тем более что начавшаяся война и возможность участия в ней привлекали к нам сердца прекрасного пола особенными симпатиями и уважением.

Впрочем ожидание приказа длилось не слишком долго. Уже через три дня я узнал не весьма приятную для себя новость, что меня отправят в Ревельский полуэкипаж. Следовательно, предстояло ехать в Ревель, который для меня, всю жизнь прожившего в Петербурге, был совершенно чужим городом. Провинцию я вообще не знал, и меня пугала перспектива провести несколько месяцев в глубоко провинциальной обстановке. Кроме того, это назначение не соответствовало моим планам и надеждам, так как я мечтал о службе на боевых кораблях, а к Ревельскому порту были приписаны только маленькие военные транспорты. Они составляли флотилию, обслуживающую собственно лоцмейстерскую часть южного побережья Балтийского моря до германской границы, и никакого военного значения не имели.

Но этого назначения теперь уже нельзя было изменить, и оставалось, подчинившись судьбе, ехать в Ревель. Однако я взял слово с родных, что они приложат все старания, чтобы меня как можно скорее вытащить в Кронштадт Меня очень беспокоило это назначение еще и тем, что уже начали ходить слухи о походе особой эскадры из Балтийского моря в Тихий океан, а мне во что бы то ни стало хотелось на нее попасть, чтобы принять участие в войне.

За два дня до назначенного срока явки по экипажам я вечером на 11- часовом поезде собрался уезжать из Петербурга. Когда поезд отошел от Балтийского вокзала и из виду скрылись провожавшие меня родители, я грустно вошел в свое купе. Кроме меня в нем помещалось еще трое пассажиров, по-видимому, из балтийских немцев. Какими чужими и несимпатичными они показались, — отчего, я и сам не знал.

Улегшись на свое место, я почувствовал себя оторванным от прежней жизни и одиноким. На душе стало тяжело. Поезд, глухо стуча и качаясь на рессорах, нес меня к началу новой жизни, а в голове бродили мысли о том, как-то она сложится. Смущало и огорчало назначение в Ревель.

Чуть забрезжил свет, я встал и начал одеваться. В окно глянул унылый зимний день. Поля, покрытые снегом, леса и случайные домики. Виды такие же мрачные, как и зимнее однотонное утро. Около 9-ти часов поезд стал подходить к Ревелю, потянулись скучные предместья с заводами и рабочими домиками, и наконец, замедляя ход, мы остановились у неказистого вокзала.

Поручив вещи носильщику, я поехал в лучшую местную гостиницу с громким названием "Золотой Лев" Типичный ревельский "фурман", на санках с бубенчиками, в меховой шапке и воротнике, бодро покатил меня по кривым улицам города. После Петербурга все казалось мизерным: улицы, маленькие старинные домики, узкие тротуары, окошки магазинов и сами жители. В противоположность этому представлялись улицы с высокими домами, красивыми магазинами, со снующими извозчиками, конками и ломовиками и вечно торопящимися куда-то пешеходами. Здесь же темп жизни был совершенно другим. Правда, город был интересен своей древностью и историей, но это меня мало трогало.

Хотя "Золотой Лев" и считался лучшей гостиницей, но он также поразил меня своей старомодностью, относительной чистотой и чрезвычайной банальностью обстановки. На всем лежал отпечаток типичной провинциальности гостиницы для "солидной" публики.

Расположившись в номере и позавтракав в ресторане, я отправился гулять по городу и искать меблированную комнату, так как жить в гостинице было и неприятно, и дорого. Найти помещение оказалось делом нетрудным, и скоро на Нарвской улице, на маленьком деревянном домике, выкрашенном в зеленый цвет, я увидел билетик с объявлением о сдаче комнаты. Позвонил. Хозяйка, вдова с маленькой дочерью, любила иметь жильцами офицеров и оттого мне очень обрадовалась.

Так как комната была чистенькой и прилично обставленной, а хозяйка производила хорошее впечатление, то я, недолго думая, ее и нанял. Таким образом, первое неотложное дело выполнил, и дальше оставалось только ждать следующего дня и приезда еще двух мичманов моего выпуска, чтобы с ними явиться по начальству Вообще нас попало в Ревель четверо, и один уже несколько дней как приехал, так как его назначили по собственному желанию.

Встретившись в гостинице, мы решили явиться вместе. В полной парадной форме, весьма довольные собою, отправились мы искать полуэкипаж. При помощи извозчиков это оказалось несложной задачей, и через десять минут мы уже были у подъезда. Однако оказалось, что командир полуэкипажа капитан 1-го ранга В[* Вильгельме Альфред Карлович (род. 1854 г.)], уже ушел к себе. Нам посоветовали пройти туда. Этим советом мы не преминули воспользоваться, благо командирская квартира находилась тут же, в доме брандвахты.

Нас провели в гостиную. Почти сейчас же вышел к нам и сам В. Это был уже немолодой офицер, кончивший свою не слишком блестящую карьеру Встретил он нас любезно, без всяких официальностей, и сейчас же перешел на дружескую беседу, позвал жену и приказал подать вина, чтобы поздравить нас с производством. Такой прием, конечно, нас очень подбодрил, и мы перестали стесняться. Сын В., мичман, на один год старше нас по выпуску, в данное время находился в Порт-Артуре. Родители, конечно, страшно беспокоились и все нас расспрашивали, что нового слышали в Петербурге о нашей эскадре. К сожалению, мы могли рассказать не много, но, видимо, подбодрили стариков, когда единодушно заявили, что завидуем их сыну он уже, мол, на войне, а мы, еще неизвестно, попадем ли. Через несколько времени было получено известие о гибели молодого В.

На прощание командир приказал завтра утром явиться в канцелярию, чтобы узнать, по каким ротам мы расписаны, и объяснил, что до начала кампании наши обязанности ограничатся дежурством по экипажу Кроме того, он приказал явиться командиру порта контр-адмиралу В. и дал совет, кому еще полезно сделать визиты.