Читать онлайн «Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания». Страница 6

— Что делаете, мужики?

Мужики, к этому времени успешно снявшие один замок, не поднимая голов, в один голос пояснили:

— Да вот, ключ потеряли, подбираем.

Эдик сочувственно покачал головой.

— Не получается?

Один из матросов заинтересованно посмотрел на Эдика.

— Слушай, может, попробуешь?

Тот как раз собирался сделать перерыв для воспаленной башки и на предложение согласился сразу.

— Давай.

Эдик возился с проклятым замком минут десять. Почти все ключи входили в него без особых проблем, но проворачиваться отказывались категорически. Пока курсант работал, матросы сходили в гальюн, перекурили, и теперь стояли у него за спиной и о чем-то переговаривались вполголоса. А Эдик продолжал изгаляться над замком. Наконец, поняв бесплодность попыток подобрать ключ к заколдованному запору, он прекратил это гнилое дело, встал и, протягивая связку морякам, раздраженно ругнулся:

— Дохлый номер. Без ножовки не обойтись.

Матросы переглянулись. Один почесал в затылке: судя по всему, кадет завелся.

— Да я могу принести, но ведь народ разбудим.

Эдик, для которого борьба с замком неожиданно приняла принципиальный характер, махнул рукой.

— Да бросьте! Наших сейчас пушкой не разбудишь. Да и мы ведь не кувалдой долбить будем.

Матросы снова переглянулись. Тот, который был постарше, махнул второму.

— Давай бегом за пилкой!

Тот скрылся в переходе. Пока его не было, Каракузов перекурил вместе с оставшимся моряком и уверил того, что этот чертов замок будет вскрыт. Матрос не спорил с напористым курсантом и только периодически поглядывал на часы. Наконец принесли ножовку. Эдик, не упуская инициативу из рук, инструмент сразу прибрал к рукам и, опустившись на коленки, начал пилить дужку замка. Ломать — не строить! Через пять минут кропотливого неумственного труда замок благополучно был снят с петель. Матросы с уважением пожали руку упорному кадету и, освещая дорогу фонарями, спустились в помещение под открывшимся люком. Эдика это уже не интересовало. Порция физического труда оказала благоприятное воздействие на творческие способности курсанта, и он с новыми силами погрузился в мир матриц и интегралов. Матросы копошились внизу недолго и вскорости выползли наверх с двумя здоровенными мешками. Набросив на дужки покореженный замок, они тепло попрощались с Эдиком и скрылись в глубинах крейсера. Эдик, творчески проведя ночь, остался доволен результатами, разбудил сменщика на полчаса позже и с довольной улыбкой погрузился в сон.

Разбудили его через час командир роты с изумленными глазами и близкий к обмороку начальник вещевой службы корабля. Оказалось, ночные гости были самыми заурядными ворами. Помещение, куда так добросовестно помог им проникнуть Эдик, было вещевой баталеркой. Ребята обчистили корабельные кладовые на пару сотен кожаных матросских и парадных офицерских ремней, несколько десятков комплектов тропической формы, гору тельняшек и много всего прочего. Сам того не зная, Эдуард поучаствовал в самой крупной краже, случившейся на крейсере за все время его существования. Причем действовал курсант инициативно и со смекалкой, ибо сами матросы навряд ли решились бы на применение пилы в самом центре курсантского кубрика.

Надо ли говорить, что при проведении очной ставки Эдика и всего личного состава крейсера одуревший от пинков и нареканий курсант не смог опознать ночных злоумышленников среди семисот матросов, выстроенных по всем палубам. Эдика отстранили от вахт на все время пребывания на крейсере, чему он был рад несказанно, а наше доблестное командование долго препиралось с флотскими начальниками по поводу возмещения убытков. В итоге дело кончилось ничем. Потери списали старыми флотскими методами, официально оформив как затопление баталерки после разрыва трубопровода питьевой воды и попутно с ним всех трубопроводов, проходящих через склад. Что касается Эдика, то глубоких моральных травм случай ему не нанес, а смеялись все долго и весело. Вот как!

После первого курса будущим подводникам светит один-единственный раз в своей службе и довольно-таки долго бороздить морские воды в надводном положении. А называется это — корабельная практика. Мероприятие для общего развития. Отработка морских навыков и многого другого.

Корабельная практика моего курса проходила в необычном режиме и в необычное время. До этого, почти без исключения, первый курс в один из летних месяцев грузили на учебный корабль «Перекоп» или на один из кораблей Черноморского флота и отправляли в «дальний» поход по Черному морю, с заходом в «иностранный» порт Варна сопредельного государства Болгария. Ошалевшим до поросячьего визга первокурсникам надолго хватало впечатлений от видов Златых Пясков и сигарет «Мальборо» в свободной продаже. Походы в идеологически чуждые капиталистические страны случались крайне редко. Но за год до этого курсанты единственного в Греции военно-морского училища заходили с дружественным визитом в Ленинград, где посетили наши морские вузы и, естественно, пригласили наших к себе в гости. Незадолго до того в Греции пал режим «черных полковников» с которым наша держава состояла в не особо хороших отношениях, и приглашение посетить родину Аристотеля и Сократа пришлось по душе нашим кремлевским руководителям. Надо было налаживать отношения с новыми руководителями Греции. Решение о визите принималось на самом верху, и выбор штаба ВМФ пал на наше училище. Видимо, по соображениям экономии. Чем гнать корабль вокруг Европы, легче отшвартоваться в Севастополе и через несколько дней быть уже на месте. Политические соображения перевесили все. Практику с лета перенесли на февраль, учебный процесс сдвинули на месяц, и как только мы вернулись с первого в своей жизни курсантского отпуска, корабельная практика началась.

Видимо, наличие морских навыков у курсантов, проучившихся только полгода, вызывало недоверие, и посему первые две недели нам предстояло провести у пирса на борту старого артиллерийского крейсера проекта 68-бис, а именно «Адмирала Ушакова». Эти корабли проектировались еще до войны, но в серию пошли только в 1948 году. Могучие красавцы, законная гордость флота, уже отслужили свое и потихоньку отправлялись в утиль. Делались попытки по американскому образцу модернизировать их под более современное оружие, над ними поэкспериментировали, а потом решили, что дешевле сначала законсервировать, а затем порезать на иголки. «Адмирал Ушаков», а по-простому «Ушатый», как раз и пребывал в этом промежуточном этапе. После последней боевой службы его поставили у стенки, сократили экипаж и понемногу выгружали боезапас. Стоял «Ушатый» прямо напротив училища, на другой стороне бухты. Лично для меня, немало почитавшего в детстве литературы о подвигах русских моряков, утыканный со всех сторон орудиями «Ушаков» производил впечатление дикой, дремучей мощи в красивом летящем исполнении. Тем более разительным был контраст между увиденным снаружи и внутри.

Огромный боевой надводный корабль — это не просто вооруженный город на воде, это нагромождение палуб, трапов, переходов, помещений, кубриков, погребов, закрученных и запутанных в невообразимый лабиринт. А если учесть, что корабль постепенно покидал экипаж, за порядком следили уже не так строго, перегоревшие лампочки не меняли, мусор убирался только на проходных палубах, а некоторые палубы просто обезлюдели, то этот лабиринт больше походил на гигантский, многоэтажный захламленный подвал. В первый же день мой однокурсник Бондарский, снаряженный на камбуз бачковым, уйдя за обедом, был приведен матросами после ужина в состоянии, близком к истерике, грязный, мокрый, без нашего обеда и без своей шапки. На все вопросы, где он был, Бондарский нервно отвечал, что не знает, что шел прямо, пока не уперся в тупик. Все остальное время искал выход наверх. По всем направлениям. Живых людей за все эти часы не встречал. Шапку с Бондарского сняли на одной из палуб. Причем, по его словам, он не видел, кто. Над головой открылся маленький лючок, вылезла рука, сняла головной убор и убралась. Вместе с шапкой. Вслед за Бондарским экзотики нахватались и мы. Для начала у нас украли все, что могли. От зубных щеток до карасей. Найти похитителей было невозможно. Кто мог запомнить в лицо прошмыгнувшего в полумраке кубрика матроса? Да и их, несмотря ни на что, на корабле оставалось еще человек семьсот. Сможешь — опознай! А еще, попробуй найди похищенное. Скорее, сам потеряешься навсегда. Тогда я понял одну из флотских истин: на корабле можно спрятать все, даже другой корабль. Никогда ничего не найдешь! Как водой смывает.

Поселили нас в проходных кубриках в корме. Первая же ночь познакомила изнеженное курсантское общество с еще одной напастью — крысами. Гигантские, отожравшиеся на казенных харчах грызуны, в темное время суток считали себя полноправными хозяевами крейсера. Шорох шмыгающих по трубопроводам животных сливался в один довольно громкий звук. Не дай бог, оставить что-нибудь съедобное на вечер, залезут даже под подушку. Спать приходилось, укрываясь одеялом и шинелью с головой, чтобы упаси господи из-под них не выглядывали какие-нибудь части тела. Крысы зверюги неприхотливые, и в еде не больно разборчивые, могли и пожевать выступающие мясные конечности. Я же чуть ежа не родил, когда, извините, во время отправления естественных надобностей в гальюне, находясь в позе «орла», заметил вылезающую прямо подо мной из шпигата чудовищных размеров крысиную особь. Причем заметил я ее, когда усы монстра находились сантиметрах в десяти от моего мужского достоинства. Кастрирование не входило в мои жизненные планы на ближайшие несколько десятилетий, поэтому в единый миг я, как и был со спущенными штанами, отталкиваясь от стенок ногами, взлетел под подволок и там прилип. Крыса величаво и неторопливо осмотрела окрестности, ничего интересного не нашла и, нырнув обратно в шпигат, исчезла. Я же спустился вниз минут через пять, и сразу покинул гальюн, поклявшись заходить в него, только когда уж совсем припрет. Кстати, гимнастическое упражнение, выполненное мной в минуту опасности, больше повторить не смог, как ни старался.