Читать онлайн «Радость, гадость и обед». Страница 18

Антрозоолог Джеймс Серпелл разработал простую и элегантную модель культурных различий, влияющих на наше мнение о представителях различных видов. Серпелл считает, что наше отношение к животных сводится к двум основным факторам. Первый из них — эмоциональное отношение к тому или иному виду («эмоции»). Положительный вариант — любовь и симпатия, отрицательный — страх и отвращение. Вторым фактором является «полезность» — может ли данное животное быть полезно человеку или удовлетворять какие-либо его потребности (например, животное годится для еды или возит грузы), либо же оно действует в ущерб нашим интересам (ест нас самих или помидоры у нас в огороде).

Представим себе систему координат. Эмоциональному фактору будет соответствовать вертикальная ось, на самом верху которой будет любовь/симпатия, а в самой нижней точке — отвращение/ужас. Горизонтальная линия будет служить отображением фактора полезности: слева будет область «бесполезно/наносит вред нашим интересам», а справа — «полезно». Теперь у нас есть система категорий о четырех клетках, с помощью которой нам легко разобраться в том, какую роль животные играют в нашей жизни и к каким категориям мы их относим: «любимые и полезные» (верхний правый квадрат), «любимые и бесполезные» (верхний левый), «отвратительные и полезные» (нижний правый) и «отвратительные и вредные» (нижний левый).

С помощью этой простой системы можно разобраться даже в свойственном различным культурам несхожем отношении к лучшему другу человека — собаке. Собаки-поводыри для слепых и собаки, используемые в терапии, однозначно относятся к категории «любимые и полезные». Типичная собака американца, напротив, хоть и любима, но практически бесполезна в традиционном смысле слова. В Саудовской Аравии собак не любят, и они становятся олицетворением категории «отвратительные и вредные». Самой же интересной категорией, вероятно, является та, к которой относятся животные одновременно отвратительные и полезные. Так, в племени бамбути, обитающем в Итури (Конго), над собаками издеваются, бьют их, безжалостно пинают и не кормят, вынуждая воровать остатки пищи. И все же эти собаки считаются ценным имуществом, поскольку без них бамбути не смогли бы охотиться.

Модель Серпелла позволяет рассматривать и изменение нашего отношения к животным того или иного вида. В статье «Как голуби превратились в крыс» Колин Джеролмак рассмотрел образы голубей в заметках из New York Times за последние 150 лет. Он обнаружил, что в сознании ньюйоркцев голуби постепенно перешли из категории «любимых и бесполезных» в категорию «отвратительных и вредных». То же самое произошло и с отношением моего шурина к оленям. Когда он только поселился в новом доме над заливом Пьюджет-саунд, ему очень нравилось смотреть, как олени забегали к нему на задний двор. Бэмби да и только! Однако все изменилось, когда шурин, к вящей радости голодных оленей, решил завести огородик. Теперь шурин оленей ненавидит, а Бэмби в его персональной классификации занимает то же место, что и крысы с гусями (последние гадят на его газон), то есть относится к категории отвратительных и вредных.

Наше отношение к животным служит отражением еще одной неизбывной проблемы человеческой психологии — конфликта между логикой и рассудком.

Третьего сентября 1977 года четырехметровый нильский крокодил по имени Куки проводил праздник Дня труда за любимым занятием всех крокодилов: греясь на солнышке. Куки жил в Серпентариуме Майами — так назывался парк рептилий, в котором обитали столетние черепахи, крупные питоны, с легкостью заглатывавшие козу, а также ящерицы и ядовитые змеи всех разновидностей. Среди прочих посетителей в этот день в парке был шестилетний Дэвид Марк Вессон со своим отцом. Желая посмотреть на крокодила, они протиснулись к яме, где жил Куки, и увидели, что крокодил неподвижно лежит у пруда. Мистер Вессон решил показать сыну, что крокодилы умеют двигаться. Он поставил Дэвида на бетонную стенку, окружавшую яму, и отвернулся в поисках пары ягод дикого винограда, которые можно было бы швырнуть в крокодила. О дальнейшем догадаться нетрудно.

В тот самый миг, когда отец отвернулся, Дэвид упал в яму, на то самое место, где Куки обычно кормился. При желании крупные крокодилы могут двигаться со скоростью молнии. В следующее мгновение Куки схватил мальчика. Услышав крики ужаса, владелец парка Билл Хааст бросился к яме, перепрыгнул через стену и начал молотить Куки кулаками по голове. Увы, отобрать Дэвида у крокодила весом почти в тонну ему не удалось. Куки нырнул в свой пруд, не выпуская зажатое в зубах тело. Труп мальчика удалось извлечь лишь несколько часов спустя.

Хааст был в отчаянии. Той же ночью он спустился в крокодилью яму и всадил в голову Куки девять пуль из своего «люгера». Через час животное умерло.

Когда я впервые услышал о гибели Дэвида и Куки, логика подсказала мне, что казнить животное было бессмысленно. Пусть Куки и весил почти тонну, мозг у него был величиной с мой большой палец. Можно смело утверждать, что крокодил, если воспользоваться философским термином, не «отвечает за свои действия». После гибели Куки жена Хааста сказала: «Крокодил вел себя естественным образом, только и всего». И она была права.

Однако более примитивная часть моего рассудка была согласна с необходимостью кары. Согласился с ней и автор редакционных статей из New York Times, назвавший смерть крокодила «эмоционально верным, хотя и абсолютно иррациональным поступком». Правильно ли поступил Хааст, застрелив Куки? Следовало ли нам прислушаться к логике, твердившей, что нельзя наказывать крокодила за то, что он следует своим инстинктам? Или же нужно было внять гласу эмоций, требовавшему возмездия за смерть невинного ребенка?

Споры о том, что лежит в основе человеческой морали, эмоции или рассудок, ведутся не одну сотню лет. Философ восемнадцатого века Дэвид Хьюм считал, что в основе морали лежат эмоции; Иммануил Кант выводил мораль из доводов рассудка. Заинтересовавшись психологией взаимоотношений человека и животных, я решил выяснить, что происходит в человеческом сознании, когда мы рассматриваем вопросы морали, касающиеся других видов. В то время ведущим специалистом по психологии морали считался гарвардский психолог Лоуренс Колберг. Подобно Канту, Колберг считал, что принятие связанных с моралью решений происходит после тщательного обдумывания вопроса: мы взвешиваем все за и против тех или иных действий и затем принимаем логичное решение. Колберг исследовал развитие морального мышления у детей. Он рассказывал им историю, в которой имелась моральная дилемма, а затем предлагал ребенку разрешить ситуацию и объяснить, почему было выбрано то, а не иное решение. Самой известной историей Колберга был рассказ о бедняке по фамилии Хайнц, который ради спасения своей умиравшей от рака жены украл у жадного аптекаря лекарство, за которое тот запросил чересчур дорого. Колберговы детишки мыслили весьма логично и даже учитывали такие факторы, как вероятность, что Хайнца поймают на краже, и счастье, которое последует за выздоровлением его жены.