Читать онлайн «За экраном». Страница 49

В этот же день со мной отправились два солдата саперной роты и два немца-механика, которые служили при комендатуре. Когда я на своем «опель-лейтенанте» с водителем Сашей, в сопровождении «виллиса», подкатил к «Рейхсфильмархиву», там уже стояло несколько машин. Какой-то офицер тряс Карла, желая получить от него фильмы. Это был адъютант командира, не помню какой части, расположенной рядом. Он требовал ключи и фильмы, кроме того, он решил расположиться здесь со своими солдатами и занять «Рейхсфильмархив». Хотя я был старше по званию, старший лейтенант слушать меня не желал, и сопровождающие меня саперы отступили перед автоматчиками. У меня было удостоверение, подписанное начальником тыла Советской Армии генералом Хрулевым. Это немного смягчило угрожающий тон адъютанта, но освобождать территорию он все-таки не хотел. Телефон не работал. Я послал Сашу к коменданту Потсдама. Двери бункеров, пока не будет очищена территория, я решил не вскрывать, ссылаясь на то, что у меня нет ключей. Мы сидели, насупившись, в канцелярии, пока наши гонцы мчались к начальникам.

Старший лейтенант сказал: командиру дивизии доложили о том, что здесь есть замечательные фильмы – комические и даже… порнографические, французские. Пока мы сидели, я объяснял ему, что не имею права выдать ни одной картины, пока не разберусь, что именно там есть, кроме того, может быть, бункеры вообще пустые. Он твердил свое: кто-то, дескать, уже получал картины, их смотрели в какой-то части, картины были английские, французские. Время шло, а мы все препирались, пока не выяснилось, что я хорошо знаком с Любовью Орловой, Зоей Федоровой, Тамарой Макаровой, Чирковым и Черкасовым. Разговор перешел в сферу обычную – кто чей муж и кто где сейчас снимается. Беседа наша приобрела характер лекции о чудесах кино, лейтенант и бойцы с удовольствием слушали. Вскоре мы услышали шум въезжающих машин и крики Карла. Мы выбежали на крыльцо. У ворот стояло несколько машин, приехавшие требовали, чтобы их пропустили во двор «Рейхсфильмархива». Вдали показались еще машины – и все сворачивали с автобана к нам. Оказывается, весть о том, что здесь находятся заграничные фильмы, разнеслась по частям, и все слали своих гонцов: это были завклубами, ординарцы, адъютанты, прибывшие на легковых и грузовых машинах и даже на бронетранспортерах.

Все кричали, жаждали картин, предлагали взломать двери бункеров гранатами. Положение становилось напряженным, и я стал тревожиться, что мне не удастся отстоять фильмы, хотя лейтенант и его солдаты после проведенной лекции и по праву первых теперь поддерживали меня. Не знаю, чем бы все это кончилось, так как охотников за фильмами набралось уже человек пятьдесят, и их воинственный пыл не стихал, если бы я не заметил на дороге свой «опель», а за ним – «студебеккер». Они подкатили к воротам «Рейхсфильмархива». Из «опеля» выскочил старший лейтенант Сидельников, лихой адъютант коменданта Потсдама, а за ним – отделение автоматчиков под командой сержанта. Сидельников, которого я вначале тоже принял за претендента, подошел ко мне. Я показал ему на шеренгу офицеров и сержантов, на скопище машин. Автоматчики шли за ним и по его приказу встали у ворот, оттесняя других. Я думал, что на этом все будет кончено. Но один танкист – капитан – стал кричать, что он не подчиняется коменданту Потсдама, что «Рейхсфильмархив» не входит в его зону, а комендантом здесь является начальник его части, которая с боем заняла эту территорию. Скандал разрастался. Правда, сейчас, в окружении автоматчиков, я чувствовал себя увереннее, хотя со всех сторон мне грозили разными карами и рвались в ворота.

Финал наступил неожиданно. На двух машинах приехали Калишкин и Кузнецов. Калишкин был в полковничьих погонах и передал приказ коменданта Берлина генерала Берзарина: архив поступает в ведение Уполномоченного Комитета по делам кинематографии при СНК СССР, а коменданту Потсдама предлагалось осуществлять охрану и для этих целей выделить бойцов из трофейной роты. Когда кто-то попытался возражать, я предложил осуществить перепись частей. Сидельников и автоматчики из комендантской роты потребовали документы. Машины сразу стали разъезжаться: все знали, что Берзарин шутить не будет. Он уже наводил порядок в Большом Берлине. Все же я сказал «охотникам за фильмами», чтоб через неделю они приезжали, и мы дадим картины по заявкам частей. Согласие было найдено. Вскоре я и отделение автоматчиков расположились в доме начальника фильмархива. У ворот были выставлены посты, фильмы оказались под надежной охраной.

С утра к нам присылали из комендатуры Потсдама человек пятьдесят, главным образом женщин, они паковали фильмы в большие ящики и по-русски писали адрес. Из комендатуры присылали главным образом жен и родственников штурмовиков и эсэсовцев, были среди них и пожилые мужчины. Работали они с немецкой тщательностью и аккуратностью. Я помню, как ко мне подошел немец и, вытянувшись, отрапортовал:

– Господин майор, разрешите вам показать! – Он повел меня в сторону и указал на два плохо упакованных ящика. – Может развалиться.

Я велел ему заколотить получше и выдал буханку хлеба за проявленную бдительность. Он стал энтузиастом упаковки.

Были и случаи саботажа. В ящики складывали какую-то дрянь: стружки, мусор. А один раз я, войдя в павильон, увидел, что надпись «Раухен ферботен» [26] исправлена на «Пакен ферботен» [27] .

Среди постоянно работающих (их было человек двадцать, остальные менялись) особенно злостной и злобной была студентка Берлинского университета, сестра какого-то гауляйтера Амалия Шмидт. Она вела со мной дискуссии, что-то все время требовала. Окружающие мало знали ее, так как в Потсдаме она появилась, видимо, недавно. Молоденькая немка Анни Гоффе, стенографистка, жена лейтенанта, погибшего на Курской дуге, сказала мне, что Амалия была каким-то крупным деятелем в гитлерюгенде. Видимо, от нее исходили все мелкие каверзы.

Другие женщины всячески уверяли, что ни о лагерях, ни о газовых камерах ничего не знали. Да и сейчас они считали все это выдумкой. Мы устроили киносеанс и показали им нашу хронику. Это произвело сильное впечатление, в особенности на пожилых женщин, и внесло раскол. Несколько женщин и девушек охотно стали нам помогать и просили, чтобы мы именно на них писали требование в комендатуру.

С первых дней победы русские солдаты и офицеры во всех тех местах, где мне приходилось бывать, внимательно относились к жителям, в особенности к детям. Радость победы вселяла благодушие. Но случались и диверсии, я хорошо помню: рано утром я вдруг услышал крики и увидел черные клубы дыма. Горел склад, расположенный недалеко от фильмотеки. Я бросился туда, пожарной охраны не было, с трудом разыскали шланг, ближайшая колонка была сломана. Лишь через два часа нам с трудом удалось потушить пожар. Весь в копоти, грязный, я слез с крыши и вдруг увидел перед собой Калатозова [28] в элегантном американском костюме. Я протер глаза, но это действительно был Михаил Константинович… Я пожалел его костюм, и мы не обнялись. Как выяснилось, он возвращался из Голливуда и какими-то судьбами, уже не помню, попал в Бабельсберг прямо на пожар.

Долго Михаил Константинович рассказывал нам про Голливуд, а мы показывали ему «Уфу».

Мне хотелось бы сказать несколько слов о Георгии Авенариусе, который в те же дни прибыл в Бабельсберг в чине капитана [29] . Это был человек, бесконечно преданный тому делу, которому он отдал свою жизнь. Это был настоящий фанатик кинематографа, хранивший в памяти тысячи названий, фамилий режиссеров, звезд, бесконечное количество сюжетов и анекдотов. Он был высок и худощав, похож на голливудского актера. Красивый и элегантный в штатском костюме, в кирзовых сапогах и в шинели не по плечу Авенариус имел нелепый вид и даже среди нас, «трофейных» капитанов и майоров, выделялся своим сугубо штатским видом.

Он был знатоком западного кино, историю которого читал в аспирантуре, где я его и слушал. Авенариус буквально дрожал от нетерпения – так он рвался в фильмотеку, вернее, в картотеку.

Успех в отборе фильмов, конечно, принадлежит ему. Он готов был день и ночь сидеть над карточками, отбирать, выписывать номера и составлять списки. Работа по отбору и упаковке фильмов шла ежедневно в течение месяца. В июле мы ее закончили и приготовили ящики к погрузке в вагоны. Авенариус вез их через всю Европу, перегружал в Бресте.

Вот отрывок из моей докладной записки:

«В Берлинском рейхсфильмархиве в основном были собраны иностранные (американские, английские, французские и др.), а не немецкие, т. к. называемых обязательными экземпляров для рейхсфильмархива от фирм и из прокатных организаций не поступало.

Этим объясняется то, что значительного количества немецких картин 1943–1945 гг. не хватает. Немецкие фильмы, как правило, поступали в рейхсфильмархив в одном экземпляре, а иностранные в нескольких, иногда до 8 экземпляров.