Читать онлайн «Занзабуку». Страница 18

Теперь пигмеи не убивают чужаков, проникающих в их лес, но, согласитесь, неприятно сознавать, что за вами наблюдает столько людей, которых вы никогда не увидите, если они не захотят показаться вам. Не один путешественник много дней бродил с проводником-пигмеем по Итури, зная, что другие пигмеи идут рядом с ними, не спуская с них глаз. На обратном пути попадались совсем свежие отпечатки маленьких ног, но люди, которым принадлежали эти следы, оставались невидимыми.

Наконец Калуме стал звать: «Апуто! Манзале! Нзала!» — и прокричал невидимым пигмеям, что бвана друг и принес соль. Сразу в нескольких местах раздвинулись листья и появились три маленькие фигурки пигмеев, державшихся с достоинством, но застенчиво. Они неторопливо подошли к нам.

«Итири», — сказал Калуме; здороваясь с ними на языке килези.

«Итири боноча», — дружелюбно ответил один из маленьких людей.

Во время этого диалога из лесу медленно потянулись другие фигурки, пока наконец на поляне не собралось примерно тридцать пигмеев — мужчин, женщин и детей.

Я смотрел на родственников Адама, на остатки «зари человечества». Как в ледниках сохраняются не тронутые гниением туши давно вымерших мамонтов, так в недоступных лесах с древних времен сохранились эти «живые ископаемые». В разных уголках земного шара расцветали и приходили в упадок различные цивилизации, никак не затрагивая этот маленький народ… Как бы то ни было, моя давнишняя мечта исполнилась — я стоял лицом к лицу с первобытным человеком, и он удивленно разглядывал меня, а потом улыбнулся. Я улыбнулся в ответ, и двадцать тысяч лет поблекли. Если двое могут улыбаться друг другу, у них много общего.

Во время всех моих путешествий по Африке я гостил у пигмеев бамбути, живущих в лесу Итури. Из других африканских племен только масаи Восточной Африки интересовали меня так же сильно. Но с ними я провел гораздо меньше времени, чем с пигмеями, у которых каждый раз подолгу гостил. Жизнь бамбути так сливается с жизнью природы, что даже три долгих визита не смогли полностью удовлетворить мое любопытство.

Ни один пришелец из окружающего мира не в состоянии, проникнув в глубь Итури, вести образ жизни пигмеев — охотиться с полуметровыми луками и тонкими копьями на слонов и безошибочно ориентироваться во враждебном человеку хаосе джунглей. Пигмеи питаются кореньями, которых наши желудки не смогли бы переварить, пьют сырую воду, попробовав которую мы бы получили смертельно опасную болезнь, и с удовольствием едят все живое, попадающееся в лесу, — от гусениц и личинок муравьев до летучих мышей и змей.

Кто, кроме пигмея, может горстями загребать мед прямо из лесного улья, и при этом так, чтобы грабителя ни разу не ужалили разъяренные пчелы? Кто, кроме бамбути, ест мясо окапи и носит пояс из шкуры этого животного, так редко встречающегося, что всего пятьдесят лет назад в цивилизованном мире не верили в его существование и рассказы африканцев о нем считали баснями?

Если вы крепко сложены, обладаете железным здоровьем, стальным желудком и захватите с собой достаточное количество съестных припасов, вы сможете некоторое время жить с пигмеями, пользуясь их покровительством, но вы никогда не сможете жить подобно им.

Но беседа с пигмеями порой доставляет путешественнику горькое разочарование. Отвечая на вопросы, пигмеи нередко говорят то, что хочется услышать спрашивающему. Они делают это не из желания обмануть, а ради удовольствия собеседника. Так, натуралисту, стремящемуся открыть неизвестный науке вид животных, дружелюбно настроенные пигмеи рассказывают о фантастических зверях. Поэтому неудивительно, что окапи, которого пигмеи описывали как помесь жирафа и зебры, долгое время считали вымыслом, предназначенным доставлять радость белым гостям! Затем оказалось, что окапи действительно существует и описание его, данное пигмеями, исключительно точно. Очевидно, одни рассказы пигмеев вымышленны, другие правдивы. Нужно лишь уметь определить, где реальность, а где фантазия. Во всяком случае, о пигмеях, как и о других людях, лучше судить по их делам, чем по их словам.

Но для этого требуется время. Когда пигмеи знают, что за ними наблюдают, они не могут вести себя непринужденно, даже получив в подарок соль и пальмовое масло. Вы тоже будете чувствовать себя не в своей тарелке под изучающим взглядом марсианина, даже если он выложит перед вами кучу десятидолларовых бумажек. Но через некоторое время вы привыкнете к его присутствию и вернетесь к вашему обычному образу жизни, и тогда марсианин, если он не лишен наблюдательности, сумеет увидеть достаточно, чтобы, вернувшись на Марс, написать о вас книгу.

Пожив с пигмеями, я узнал о них больше, чем марсианин смог бы узнать обо мне.

Очень скоро различие между нами, на первый взгляд такое значительное, из-за которого бамбути вначале казались мне столь далекими, поблекло. Ведь мы отличались только особенностями поведения, определяемыми окружающей средой.

Внутренний мир пигмея, в сущности, такой же, как и мой. Он испытывает те же чувства, что и я, хотя иногда и по другим причинам. Мы оба испытываем страх. Он боится молний и крика совы, а я нет. Зато я боюсь слонов и боюсь заблудиться в лесу, а он нет.

Мы оба желаем удачной охоты, хотя преследуем различные цели. Его охватывает гнев, когда крадут антилопу из капкана, а я злюсь, когда кто-нибудь у меня за спиной перехватывает часть моей клиентуры. Мы оба не хотим умирать, хотя он считает виновниками смерти его близких невидимых злых духов, а я — невидимых вирусов или микробов. Мы оба любим своих жен, хвастаемся ими и ругаемся с ними, причем выражаем свои чувства почти одинаково. У пигмея обычно одна жена, но до женитьбы он ухаживает за разными девушками, так же как и наши парни. И я и бамбути любим музыку и танцы, но он ухитряется уделять им гораздо больше времени, чем я.

Вы можете сказать, что никогда не поймете того, кто добровольно мажет себя слоновым навозом. Но пигмеи делают это, чтобы их не почуял слон, когда они подкрадываются к нему. Цивилизованные же люди нередко тоже не брезгуют ничем ради наживы.

Может быть, я не могу смотреть на вещи глазами пигмеев и обонять запахи так же, как они. Например, не могу видеть в летучей мыши пищу или, почувствовав запах начавшей разлагаться от тропической жары туши убитого слона, радостно спешить на место пира. «Я ем мясо, а не запах, бвана», — объяснил мне как-то бамбути. Но я, так же как и он, чувствую голод, и это чувство определяет мои действия не в меньшей мере, чем его.