Читать онлайн «Апозиопезис». Страница 18

Гвардейцы подскочили к Данилу, один из них пихнул его прикладом. Металлическая грудь инженера глухо загудела от удара. Пинками Довнара заставили встать под стеной, в шею нацелились целых три штыка. Хмурые лица солдат не вещали ничего доброго, у каждого из них палец на спусковом крючке так и свербел. Не говоря ни слова, Данил поднял руки над головой, дискутировать смысла не имело.

Пара москалей ворвалась в спальню, где увидали исчезавший в клубах дыма силуэт джинна.

— Убежит же, собака! Огонь!

Загрохотали выстрелы. Пули пролетели сквозь дым, не встречая какого-либо сопротивления; одна ударила в стенку, вторая отколола шмат дерева от столешницы старинной, изготовленной еще в эпоху ампира, готовальни и, рикошетом, пробила стоявшую на ней жестяную миску. Эфирный Алоизий обдул солдат, словно утренний ветерок, пролетел через коридор и выплыл наружу. Темная, клубящаяся туча была замечена командующим отрядом офицером. Он указал на нее, страшно при том матерясь. Один из големов тут же нацелил в джинна свою пищаль и нажал на курок. Из громадного ствола вылетел огненный фонтан. Шрапнель в виде свинцовой дроби помчалась со свистом, пролетела сквозь тучу и вонзилась в стенку флигеля, откалывая от нее солидный кусок штукатурки.

— Да не обычной же, башка ты жестяная! — офицер заехал кулаком по черепушке голема. — Эзотерическим боеприпасом пали!

Очередной голем сорвал с плеча двухстволку без приклада и выстрелил от бедра, не целясь, сразу из двух стволов. В джинна полетели железные обломки, целый сундук которых выдерживали в московской церкви, завернув в саван святого Александра Невского. Боеприпас пропитался мощью реликвии и убийственно действовал на всяческие сверхъестественные существа. Шрапнель с шипением пролетела сквозь эфирного Алоизия и, хотя и чуточку зацепила, но не вызвала даже его материализации, не говоря уже про уничтожение.

— Не действует, этот сукин сын, похоже, принял крещение, — злился офицер. — Сеткой его! И побыстрее, а не то улетит!

Алоизий взлетел на высоту крыши и в любую минуту мог от них смыться. Тогда один из гвардейцев поднес к щеке винтовку, на стволе которой находился овальный гранатомет. Солдат выстрелил, вызвав разрыв выталкивающего заряда. В сторону джинна с шумом полетела раскладывающаяся сетка. Ее сплели из гибкой проволоки, напитанной в берлинских философских кузницах детерминистским материализмом, затем к сетке прицепили дарвинистические грузики, выполненных в Императорском институте палеонтологии из окаменелостей. То есть, оружие имела необыкновенно жесткие корни в реализме и традиционной физике. Вероисповедание и степень адскости демона в этом случае не имели значения; любое сверхъестественное существо, попавшее в подобную сетку, тут же теряла все свои силы. Страшная сеть раскрылась в мгновение ока. Алоизий завертелся винтом, чтобы ускользнуть от нее, и поднялся высоко вверх, чтобы через секунду исчезнуть за крышами окружающих домов. Сетка же ударилась в дымовую трубу и плотно ее окутала.

Офицер погрозил кулаком, со злости вмазал пинка ближайшему голему, затем приказал привести Данила. Он неприязненно осмотрел пленного и приказал садить его в повозку.

— А теперь обыск, — объявил он. — Вывернуть дом наизнанку. Все барахло скинуть во двор, одежду и перины распороть, ковры и гобелены резать и рвать. Книги тоже рвать. Спиртное разрешаю употребить вовнутрь. Только в комнатах не ссать и не рыгать! Дом обыскать профессионально, вы же не солдатня из казацкой сотни, а, что ни говори, лейб-гвардия! Искать все, что только покажется подозрительным! Ну что, за работу, сукины дети!

Алоизий позволил, чтобы порывистый ветер нес его, но при том изо всех сил сражался, чтобы ледовые порывы не разорвали его на клочья. Во-первых, демоны пустыни не были приготовлены к сражениям с ноябрьским польским ветром, во-вторых, давно уже он не практиковался в подобном способе передвижения. С тех пор, как джинн перешел в католичество, он старался не пользоваться собственным могуществом, в особенности же, теми его аспектами, которые могли быть расценены как слишком демонические. Так что Алоизий потел и выл от боли, когда его разрывали на кусочки холодные и мокрые порывы, когда его било о стены домов или прометали по угловатой черепице. В конце концов, он собрал все силы, завертелся вокруг дымовой трубы какой-то фабрики, стек по ней на землю и помчался по булыжникам мостовой словно выпущенный выхлопной трубой некоей машины клуб дыма.

Материализовался он на углу Маршалковской и Саского Парка. Дым уплотнился в Алоизия в кустах, неподалеку от входа в сад. Как будто бы ничего не случилось, лакей вышел из зарослей, но, преодолев несколько метров, ужасно раскашлялся. С ужасом глянул он на ладонь, на которой лежало несколько дробин. Правда, поскольку он принял христианство, боезапас, напитанный силой реликвии Александра Невского, не мог ему повредить, но вообще-то ведь он сделался католиком, а святой принадлежал к православному обряду. Так что, когда его подстрелили, было по-настоящему больно, ну и какое-то время ему будет икаться дробью.

Оголенные от листьев парковые деревья не давали никакой заслоны от взглядов гуляющих. Несмотря на раннее время и паршивую погоду, по аллеям шастало несколько человек, а на нашем Алоизии были только ливрейные штаны и сорочка. В соединении с громадным ростом и цветом кожи, это делало его личностью исключительно подозрительной, притягивающей к себе взгляды.

Джинн прокрался мимо будки охранника и двумя скачками пересек Крулевску. Вдалеке, на траверзе Саского Дворца маршировал военный патруль; счастье еще, что в округе не было полиции.

Алоизий двигался быстрым, решительным шагом, подняв голову, как будто бы чего-то высматривал и имел четко определенную цель. Он пытался вызвать впечатление, как будто бы куда-то спешит, по весьма срочному делу, а вовсе не убегает от гвардейцев.

Варшава. Зеленая площадь (в настоящее время — площадь Домбровского) — общий вид в направлении ул. Кредитовей. Похоже, что рынок на момент съемки уже ликвидировали. Открытка начала XX века.

Он немного прошелся по Маршалковской и свернул на Ереванскую. Практически сразу же он очутился на прекрасно известной ему Зеленой площади, куда часто приходил за покупками. Так как было еще утро, площадь буквально кипела покупателями и торговцами. Вокруг квадрата, плотно заполненного лотками и несколькими крупными торговыми павильонами, стояли телеги и повозки, с которых выгружали, или же на которые погружали товар. Толпа перетекала между возами, словно вода, обтекающая валуны в реке, и точно так же как быстрый поток люди захватили с собой джинна. Алоизий позволил это без какого-либо сопротивления; он знал, что даже он, со своим нетипичным цветом кожи и выше обычного ростом, полностью скроется в путанице красок и хороводе форм. Рядом проходили чиновники и канцеляристы в опрятных сюртуках, служанки и горничные, посланные своими хозяйками за покупками, карманники и пьяницы, носильщики и торгаши всякой дешевкой, юные подмастерья и поседевшие ремесленные мастера, бородатые евреи и русские солдаты. Здесь же крутились всяческие типы сверхъестественного и биомеханического происхождения: худощавые канцелярские автоматы на ногах-ходулях, приземистые паровые конструкты, массивные големы, трупаки с небрежно сшитыми разрезами на лицах; стреляющие электрическим током мехаборги и, наконец, карликовые магнитные бесенята. В общем шуме то и дело прорывались смех, пронзительные выкрики и призывы ларечниц, ну и — естественно — ругань на русском, польском и идиш.

Алоизий с удовольствием втянул в нос воздух торгового места. Сам он обожал всякие рынки, базары и торги, чувствуя себя там словно рыба в воде. Каждое из таких мест пахло чуточку иначе. Это место, на Зеленой площади, отдавало кровью домашней птицы, стекающей по канавам из лавок мясников, рыбьими внутренностями и гнилыми овощами, валяющимися повсюду и раздавливаемыми каблуками торгующих. Эх, совсем не то, что запахи на Большом Базаре Константинополя. Вот там базар пах всем светом! Правда, он не занимал небольшой городской площади и не служил только лишь для оборота пищевыми продуктами — Kapalı Çarşı был размерами с приличный город и представлял собой отдельный квартал в крупнейшей метрополии мира. Алоизию очень не хватало его.

— Мое почтение дорогой пани, — поклонился он знакомой, громадной словно бочка торговке.

— Восхвалим[37] пан Ожешко, — ответила та, и на ее набрякшем, багровом лице расцвела широкая улыбка. — У меня для вас свежайшие овощи, прямиком с мазовецких полей.

— Спасибо, но сегодня я не покупаю.

— Да чтоб меня громом спалило, если вру! Понюхай, пан, эту капусточку, пощупайте листочки. Ну, пощупайте, пощупайте! Тверденькие, кочанчик — ну словно камешек. Никакого тебе червака! А морковочка, пан пускай только глянет — первый сорт! — и она подсунула негру под нос пучок измазанной землей морковки, с явными следами пребывания в ней червяков.