Читать онлайн «Вампилов». Страница 26

Для тех, кто знал Вампилова, эти размышления не казались ни дерзкими, ни эпатирующими. Духовные привязанности его были цельными и видными со стороны. Он любил русские романсы и знал их большое количество. Любил классическую музыку и глубоко чувствовал ее. В литературе — и в прозе, и в поэзии — отдавал предпочтение тому, что отмечено драматизмом, мучительными чувствами или оригинальным, неповторимым юмором. Его привлекали в классике глубина исследования человеческой психологии, противоречивый мир страстей, «трагическая подоснова мира», отраженная в произведениях.

О том, что Вампилов начинал не «с художественным простодушием», а с благоговением перед литературой и сознанием необычайной ответственности за писательское слово, говорит и история с его псевдонимом. Все авторы статей и книг о драматурге толкуют ее одинаково: мол, Вампилов и сам поначалу чувствовал, что пишет пустячки, поэтому прикрылся псевдонимом «Санин», а фамилию свою приберег для будущих «настоящих» произведений — пьес. Однако можно с большой долей уверенности сказать, что Вампилов предпочел на первых порах псевдоним потому, что считал литературу делом необычайно высоким, почти недоступным. Он как будто с тревожным трепетом ожидал: что получится из его литературных занятий? Пушкин, Толстой, Достоевский, Чехов напоминали ему, что он ступил на стезю завораживающей и страшной высоты, над гибельной пропастью. В записной книжке его можно прочесть: «Стать писателем, поэтом, ученым — это не только труд, талант, добрая душа и т. д. Чуть ли не главное — решиться на этот, видимо, нелегкий путь, решиться твердо и претворять в жизнь это решение».

До какого-то времени псевдоним устраивал Вампилова, причем он печатал под ним не только юморески. Известно, что первый вариант пьесы «Двадцать минут с ангелом» (под названием «Сто рублей новыми деньгами») он напечатал под псевдонимом и, наоборот, некоторые рассказы (даже один студенческий — «Цветы и годы») опубликовал под своей фамилией. Значит, твердо установленного для себя правила он не имел. Можно предположить, что приблизительно к 1964 году, когда в журнале «Театр» была опубликована его первая пьеса «Дом окнами в поле» и написана пьеса «Прощание в июне», Вампилов почувствовал некую уверенность в своем даре и стал печатать произведения под собственной фамилией, причем не только пьесы, но и очерки («Как там наши акации», «Прогулки по Кутулику»), и рассказы тех лет («Станция Тайшет», «Солнце в аистовом гнезде», «Сугробы» — в сборнике «Ветер странствий»).

К сожалению, иные критики, смутно представляя, как начинал Вампилов, как вызревал его талант, считают, что Вампилов-рассказчик формировался в содружестве литераторов, получившем после Читинского совещания молодых писателей Сибири и Дальнего Востока 1965 года название «Иркутская стенка». «Может быть, — пишет один из критиков, — под влиянием стенки (выделено мной. — А. Р.) Александр Вампилов и начинал с прозы, втягиваясь в непрерывный, требовательный творческий поиск». Так ли это? Вампилов начал публиковать свои рассказы в 1958 году, когда в печати еще не выступало большинство молодых литераторов, составивших позже «стенку». Причем, как мы уже показали, будущий драматург проявлял завидную творческую активность: до выхода своей первой книжки он опубликовал в периодике более двадцати новелл, сценок и монологов. К середине 1960-х годов, когда его товарищи по творческому содружеству лишь дебютировали первыми публикациями, Вампилов был уже не только автором сборника «Стечение обстоятельств», одноактной пьесы «Дом окнами в поле», напечатанной в столичном журнале, и комедии «Прощание в июне», отдельные страницы которой в начале 1965 года автор читал А. Т. Твардовскому; он написал к этому времени первые варианты пьес «Старший сын», «Двадцать минут с ангелом» и «История с метранпажем». Так что «начинал с прозы» и «втягивался в творческий поиск» Вампилов не «под влиянием стенки». Уместнее сказать, что именно он давал своим ровесникам творческий пример, увлекал их за собой.

Но в контексте нашего разговора, конечно, важнее подчеркнуть другое: сейчас особенно ясно, что рассказы и повести других молодых писателей, составивших «Иркутскую стенку», принадлежали все же текущей литературе; все они написаны в русле поощряемой тогда прозы «шестидесятников». Исключение — Валентин Распутин и Александр Вампилов. Во второй половине 1960-х, с выходом в свет таких произведений В. Распутина, как повесть «Деньги для Марии», рассказов «Рудольфио», «Василий и Василиса», «Встреча», из всех писателей «стенки» ближе всего Вампилову оказался этот ярко обозначившийся мастер классической прозы. Что же касается Вампилова, то он с самого начала, с первых рассказов и до последней пьесы, шел особенной, тернистой дорогой, продолжающей пути русской классики.

А с утверждениями, будто в прозе Вампилова «непродуктивно искать предысторию его театра», пожалуй, можно согласиться. Но не потому, что рассказы писателя якобы не сто́ят серьезного разговора как литературные пустячки, а потому, что их невозможно оторвать от вампиловской драматургии. И новеллы, и очерки, и пьесы писателя — это единый художественный мир, отмеченный общностью нравственных исканий, творческого метода, наконец, стилистикой. Можно ли рассматривать отдельно, скажем, пьесы «Дом окнами в поле», «Двадцать минут с ангелом», «Прошлым летом в Чулимске» и рассказы «В сугробах», «Моя любовь», очерки «Как там наши акации», «Прогулки по Кутулику»? В них близки не только проблемы, волнующие автора, не только его размышления, но отчасти и жизненные ситуации, в которых оказываются герои, и их нравственное самочувствие. Разве не схожи чем-то персонажи пьес Третьяков, Астафьева, Хомутов, Шаманов, Валентина и герои рассказа «В сугробах» Макаров, Лесковский, Тенина? Чем? Желанием счастья? Грустными размышлениями: зачем я здесь, в медвежьем углу? Учитель Макаров убеждает себя: «Каждый человек должен быть счастлив по-своему. Я счастлив, как умею. У меня есть дело, которое я люблю, силы — заниматься этим делом — с меня хватит». Но оказывается, и Макаров счастлив не вполне: пока его отношения с Тениной неопределенны. А герои пьесы «Прошлым летом в Чулимске» — они тоже хотели бы быть счастливыми — каждый по-своему, как умеют, — но счастья пока нет, есть только мечта о нем.

Почему этот вопрос все время мучает писателя, почему автор все время ищет какую-то высшую правду, какую-то не выясненную еще истину? Даже и в очерках о своей малой родине. Как жить, как построить в себе «внутреннего человека» (любимое выражение Гоголя, которого обожал Вампилов), как достичь счастья и почему оно должно быть у каждого на свой особый манер — эти и близкие им вопросы трудно было отыскать в современной Вампилову литературе, в театре; вездесущая идеология заранее снимала эти вопросы или с порога давала на них нужные ответы. А Вампилов не боялся их поставить. На страницах его произведений, как и в русской классике, главные нравственные проблемы бытия вновь тревожно зазвучали, обретая в ином времени свое первородство.

Когда перечитываешь сценки, рассказы, беглые записи Вампилова, то постоянно находишь в них приметы реальной жизни наших студенческих лет. Вновь и вновь отмечаешь удивительную способность пером комедийного писателя запечатлеть характерную черточку реального человека, памятный разговор.

Конечно, в творчестве любого писателя впечатления бытия художественно преображены. Судьбы и характеры окружающих его людей, жизненные ситуации, которые он наблюдал или о которых узнал от других, — все это причудливо переплетается с вымыслом и становится материалом для новой реальности, создаваемой воображением художника. И все же…

Начнем с Саниных записных книжек. Хорошо помню эти крохотные тетрадочки в четверть обычного машинописного листа — не блокноты, а именно тетрадки из ученической, разлинованной в полоску или клетку бумаги; их продавали тогда всюду, и Саня пользовался ими потому, что они были мягкими и почти не ощущались в кармане.

Часто в общежитии, в аудитории, даже на улице под шумок чужих разговоров он вынимал тетрадочку и, держа на весу, торопливо и коротко записывал, как правило, не услышанное от людей, а собственное, пришедшее на ум в эту минуту. Я и теперь восстановлю в памяти многие из этих мгновений — мимолетные живые сценки, когда рождались вампиловские записи.

…Университетский коридор во время перерыва. Толкотня, говор, смех. Саня стоит с девушкой. У нее подвижные черты лица, очень живые глаза. Это наша однокурсница Таня С. Вампилов отличал ее: она мгновенно откликалась на шутку, сама умела «сразить» собеседника. Вот Саня, «обольщая», сказал ей что-то фривольное — и в ответ (как в записной книжке — почему бы и нет?): «“Какой вы нахал”, — сказала она с уважением». Думаю, о ней — такая миниатюра: