Читать онлайн «Супермодель и фанерный ящик. Шокирующие истории и причудливая экономика современного искусства». Страница 25

Еще Ай разбирал предметы мебели династии Мин и собирал ее в нелепых сочетаниях, одно из них называлось «Стол с двумя ножками на стене» (Table With Two Legs Up The Wall), намекая на правительственный указ. Пекинский куратор Филип Тинари назвал это новой школой искусства — «древним редимейдом».

В 2008 году на выставке Documenta в немецком городе Касселе Ай показал инсталляцию под названием «Сказка» (Fairytale), состоявшую из 1001 мраморного стула династий Мин и Цин, на которых сидел 1001 китайский доброволец. Смысл заключается в том, что каждый стул — метафора тех лет, которые отец Ая провел в ссылке; так как одним из предметов обстановки, который семье позволили увезти с собой, был традиционный стул со спинкой в виде ярма. «Сказка» означает преемственность в сочетании с изменяющимися традициями. Некоторые стулья впоследствии были проданы через галерею Lisson в Лондоне по 100 тысяч долларов каждый.

Самый известный (и самый неудобный для властей) политический протест Ая — это обвинение подрядчиков и госчиновников в коррупции и халатности при строительстве так называемых тофу-школ, которые обрушились во время землетрясения в провинции Сычуань в 2008 году. На выставке Documenta 2009 года он представил мемориал в память о 5 тысячах учащихся, погибших при землетрясении. Это были школьные рюкзаки, из которых китайскими иероглифами были выложены слова одной матери, потерявшей дочь: «Она прожила в этом мире семь счастливых лет». В ответ китайское правительство закрыло его интернет-блог и удалило его имя из местных поисковых систем.

В декабре 2011 года муниципалитет Шанхая издал приказ снести новую трехэтажную студию Ая в Шанхае. Ай назвал его местью за его постоянную политическую активность и заявил, что устраивает у себя в студии угощение речными крабами (hexie) в знак протеста. Это каламбур: китайское слово hexie похоже на слово «гармонизация», о которой постоянно говорит коммунистическая партия. В Китае речной краб стал синонимом послушания и цензуры, а те, кто подвергается цензуре со стороны государства, говорят, что их «гармонизировали».

Ассистенты Ая изготовили 3 тысячи раскрашенных фарфоровых крабов на продажу, а крабовый пир и снос студии был их историей. Ай пригласил на вечеринку восемь рок-групп и ожидал прихода тысячи сторонников. За два дня до запланированного мероприятия его поместили под домашний арест в Пекине, а студию сровняли с землей за день до намеченной даты. Всех крабов расхватали коллекционеры.

В апреле 2011 года китайские власти арестовали Ая Вэйвэя в Пекинском аэропорту. Люди из мира искусства и правозащитники со всего мира выступили с протестами. По официальной версии, Ая задержали за неуказанные «экономические преступления». Через две недели после задержания китайское новостное агентство Синьхуа объявило, что управляемая им компания Beijing Fake Cultural Development Ltd. уклонилась от уплаты «налогов в огромном размере» и уничтожила документы. Ая выпустили 22 июня, через 81 день одиночного заключения. В качестве одного из условий освобождения ему запретили выезжать за границу. На осень 2013 года он все еще находился под домашним арестом и круглосуточным наблюдением.

В 2013–2014 годах проходила крупная ретроспектива его работ в нескольких западных галереях, однако ее пришлось проводить в отсутствие художника. Мэтью Тейтельбаум, директор Художественной галереи Онтарио (где ретроспективная выставка Ая состоялась в конце 2013 года), указал на нелепость такого положения. «Как можно проводить выставку современного художника, когда сам он отсутствует? Художник владеет своими работами, своими идеями, публичным представлением, взаимодействием с аудиторией… [Художник должен присутствовать,] чтобы объяснять, защищать, отстаивать».

В Торонто эта обязанность легла на плечи Тейтельбаума, который сначала отправился в Пекин, чтобы навестить Ая в его пекинской студии и записать его ответы.

Дэмьен Херст — богатейший художник, которого знал мир. По разным оценкам, его состояние составляет от 250 миллионов фунтов (385 миллионов долларов) до 400 миллионов фунтов (620 миллионов долларов). В возрасте 48 лет он стоит больше Пабло Пикассо, Энди Уорхола и Сальвадора Дали, вместе взятых, в тот же период жизни, а эти трое возглавляют любой список художников, составленный по количеству денег. Херст относится к 0,001 процента мира искусства. Он был главным героем моей книги «Как продать за 12 миллионов чучело акулы», однако его история постоянно меняется и чрезвычайно актуальна для понимания сегодняшнего рынка искусства.

В 2008 году Херст в обход своих основных дилеров — Ларри Гагосяна в Нью-Йорке и галереи «Белый куб» в Лондоне — выставил свои работы прямо из студии на аукцион в лондонском отделении «Сотби». Херст не заключал договора об эксклюзивной продаже со своими дилерами, но все-таки отправиться прямо на аукцион означало нарушить старейшее неписаное правило чести между художником и дилером: «Не кидай дилера своего».

По словам Фрэнка Данфи, тогдашнего управляющего делами Херста, его дилеры узнали об аукционе в утро официального объявления «Сотби». В интервью журналу The Economist Данфи передал, что сказал Ларри Гагосян: «По мне, это плохой бизнес. Он запутает коллекционеров. Зачем вам это надо?»

Ходили слухи, что потом «Белый куб» «слил» список двухсот находящихся у него непроданных работ Херста журналу об искусстве, чтобы отомстить за неуважение. Тим Марлоу, директор «Белого куба» по выставкам, отрицает, что галерея раскрыла список, но подтверждает, что у нее более ста непроданных работ. Другие дилеры для описания той мысли, что брендовый художник отправится прямо на аукцион, заимствовали название романа Тома Клэнси о ядерном терроризме «Все страхи мира». Считалось маловероятным, что Гагосян или «Белый куб» стали бы враждовать с Херстом из-за его прямого обращения на вторичный рынок; им пришлось принять участие в аукционе, чтобы не подвести клиентов, которые вложились в Херста, и чтобы не обесценить своих собственных запасов его работ.

Есть два вида операций с искусством. Во-первых, это первичное искусство, только что вышедшее из мастерской художника, которое впервые выходит на рынок через дилера, если у художника есть дилер. Во-вторых, это вторичный рынок, где предметы искусства, которые уже были кем-то куплены, перепродаются дилерами или аукционными домами. Не считая отдельных случаев (главным образом на китайских аукционах и «Филлипс де Пюри»), крупные аукционные дома не имеют дела с первичным искусством, которому меньше пяти лет (за исключением благотворительных аукционов). И они подавно не выставляют новых работ одного художника оптом. Торги Херста были первыми подобными торгами для крупного аукциона.

Почти все работы Херста, предложенные на продажу в «Сотби», были произведены техническими ассистентами специально для аукциона. (На тот момент у Херста работало 130 техников в шести студиях.) Среди них были заполненные формалином аквариумы с мертвыми акулами, зебрами, свиньями и теленком. Еще был такой же аквариум с «единорогом» — на самом деле жеребенком. Еще были шкафчики с лекарствами. Картины из кружочков, «вращательные» картины и композиции с приколотыми бабочками. 223 работы предварительно оценивались на общую сумму от 68 до 99 миллионов фунтов (от 122 до 176 миллионов долларов), торги проходили в аукционных залах «Сотби» на Бонд-стрит 15 и 16 сентября 2008 года.

Столько народу изъявило желание зарегистрироваться на посещение, что, помимо главного зала, «Сотби» открыл еще две приемные. Торги транслировали на телеэкране, а сотрудники передавали аукционисту ставки. «Сотби» пригласил нью-йоркского архитектора Питера Марино, чтобы превратить несколько подсобных помещений в роскошные кабинеты для размещения суперважных участников.

Аукцион, названный «Прекрасное навсегда в моей голове» (Beautiful Inside My Head Forever), открылся в тот же день, когда Lehman Brothers объявили о своем банкротстве. Телестанции показывали, как их сотрудники покидают лондонские и нью-йоркские офисы, держа в руках коробки с личными вещами, и сопровождали подписью «Черный понедельник». В лондонском Сити и на Уолл-стрит в воздухе витало какое-то зловещее предчувствие экономических невзгод; мир искусства волновался: что если аукцион провалится, он может пошатнуть весь рынок. Но когда участники занимали свои места в зале продаж, казалось, никто не волновался.

Херсту светила невероятная прибыль от аукциона «Сотби», как от внимания в прессе, так и от возможности получить за два дня больше чистой прибыли, чем за год продаж через дилера. «Сотби» отказался от комиссии, поэтому Херст забрал сто процентов цены, по которой ушли его работы после окончания торгов. «Сотби» получил премию покупателя с каждого лота и известность, потому что о торгах трубили по всему миру.