Читать онлайн «История богослужебного пения». Страница 21

Интересно отметить тот факт, что сторонники партесного пения и «мусикии» даже и не помышляли о таких вещах, как о «возведение ума на небо» или «отверзание внутренних очес», ибо назначение пения в храме им виделось совершенно в ином. Вот что пишет зачинатель и крупнейший идеолог партесного дела на Руси Николай Дилецкий: «Что есть мусикия? Мусикия есть кая пением своим или игранием сердца человеческая возбуждает ко веселию или сокрушению или плачу. По фантазии же мусикия тричисленная, веселая, ужасная, умилительная. Смешанная веселая сия есть, кая ушеса человеческая и сердце возбуждает к жалости, яко же плачи и нагробные пения. Смешанная мусикия сия есть, кая ушоса человеческая единого возбуждает ко веселию, вторицею ко печали, якоже мирския пения печальныя изде же суть ноты мирския ужасны в веселой препорции положены во изображение» [72, с.142]. Если впоследствии композиторы и музыканты стремились говорить о музыке весьма возвышенно, то в словах русского первопроходца мусикии внутренняя сущность музыки охарактеризована достаточно откровенно. Музыка понимается как некое средство, предназначенное для возбуждения чувственности, ибо что есть эта «веселость», «ужасность» или «умилительность», как не различные виды чувственности? Если богослужебное пение действительно возводит ум человека на небо и ведет его к богопознанию, то музыка лишь создает впечатление или видимость этого восхождения при помощи игры чувств. Это мнимое восхождение соответствует первому образу молитвы, описанному святым Симеоном Новым Богословом и осуждаемому святыми отцами, ибо как представление и воображение различных образов во время молитвы, так и возбуждение чувственности игрой звуков не может не привести к прелести.

Противопоставление богослужебного пения и музыки на Руси в XVII в. можно свести к противопоставлению принципа распева и принципа концерта, олицетворяющих различные типы организации мелодического материала в богослужении. Если мелодический материал, организованный на основе принципа распева, задавал единый священный ритм молитвенного дыхания, то есть создавал непосредственное условие молитвы, то мелодии, организованные на основе принципа концерта, воссоздают игру чувств, сопровождающих молитву, то есть изображают то именно чувство, которое подразумевается в каждом конкретном слове богослужебного текста. Отсюда проистекает разнообразие и контрастность мелодического материала как в рамках отдельного песнопения, так и в рамках целой службы, построенных на принципе концертности. I аким образом, если принцип распева обеспечивает единообразие и порядок или мелодический чин, то принцип концерта приводит к разнообразию и произволу, а в конечном счете к мелодическому бесчинию.

Это мелодическое бесчиние, порожденное принципом концерта и главенствующее в богослужении на протяжении всего XVIII в., не могло не смущать ревнителей благочестия. И вот на рубеже XVIII и XIX вв. раздался авторитетный голос православного иерарха, указывающего на неестественное направление русского богослужебного пения и на несвойственный православному богослужению его характер, В Историческом рассуждении о богослужебном пении» митрополит Евгений (Болховитинов) указал на то, что это концертное направление является «вещью постороннею и от одного произволения зависящею». Острое осознание нестроений в богослужебном пении породило необходимость изучения древнерусской певческой системы и восстановления попранных норм принципа распева, Со второй половины XIX в начинают появляться фундаментальные труды протоиереев Дмитрия Разумовского, Василия Металлова, Иоанна Вознесенекого и многих, многих других исследователей, заново открывающих тайны крюковой нотации, цен-тонной техники и законов осмогласия. Именно благодаря их усилиям стало возможным вернуть богослужению утраченный мелодический чин, достигаемый только при условии строгого следования нормам и законам распева. Однако дело восстановления мелодического чина имело не только сторонников, но и противников, наибольшее количество которых можно было найти в среде церковных композиторов, регентов и певцов, не желающих следовать призывам благочестия.

Сколь далеко зашло поражение церковного сознания принципом концерта, можно судить по тому, что на Поместном соборе Русской Православной Церкви 1917 г. рассматривался вопрос о применении органа в православном богослужении. На объединенном заседании по вопросам церковного пения, состоявшемся 8 декабря 1917 г., композитор А. Гречанинов предложил ввести орган в богослужение. Его предложение поддержал директор синодального училища А. Кастальский и священник Дм. Аллеманов. Однако предложение это было отклонено на голосовании, во время которого 3 человека проголосовало «за», а 8 — «против» органа. Таким образом, борьба между богослужебным пением и музыкой, принципом распева и принципом концерта продолжается в наши дни, и исход ее далеко не оешен. Во многом, очевидно, он будет предрешаться духовным и профессиональным уровнем тех, в чьих руках непосредственно находятся судьбы богослужебного пения, а стало быть и р руках тех, кого ныне выпускают регентские школы.

Между ангельским пением и ангелы ким чином жизни существует жесткая связь, на которую указал еще преподобный Григорий Синаит в словах: «По ангельскому чину жизни вашей должно быть и пение ваше Гласное пение есть указание на вопль умный внутри». Физически слышимое церковное пение есть лишь следствие правильно организованной церковно-уставной жизни, а церковноуставная жизнь есть одна из практических реализаций аскетической монашеской жизни. Вот почему само существование церковного пения неразрывно связано с существованием монашеского подвига, в нем зарождается и через него осуществляется. Ведь если «гласное пение есть указание на вопль умный внутри», тс невозможно возникновение этого пения там, где не произошло стяжания умного вопля в сердце. Таким образом, при изучении истории богослужебного пения необходимо иметь в виду, что конкретные формы богослужебного пения могут быть вынесены только из живого опыта аскетического подвига и что уровень и состояние богослужебного пения зависят от уровня и состояния монашеской жизни.

Само возникновение русского богослужебного пения теснейшим образом связано со становлением русского монашества, ибо именно духовная деятельность подвижников Киевских пещер во главе с первоустроителями монашеской жизни на Руси преподобными Антонием и Феодосием явилась основанием для рождения богослужебного пения как особой дисциплины, учащей согласованию движений голоса с движением сердца, устремленного к Богу. Богослужебное пение рассматривалось как продолжение внутреннего молитвенного делания и в полном соответствии с определением святителя Вас илия Великого являлось «богословствованием и чистым созерцанием». Распев, понимаемый как «мелодический чин», естественно вырастал из чина церковного устава и чина монашеской жизни. Следует особо отметить, что полный текст Студийского устава, действующего вплоть до XV в., появился на Руси стараниями преподобного Феодосия, имеющего к богослужебному пению самое непосредственное отношение. Именно им завязан узел трисоставности русского богослужебного пения, отражающей трисоставное строение человека, состоящего из тела, души и духа. Певческие рукописи, содержащие конкретные мелодии песнопений, являли собой тело богослужебного пения. Типикон, указывающий на порядок последования песнопений и их соединений, являлся его душой. Аскетический подвиг, из которого рожден Типикон, представлял собой дух богослужебного пения. Таким образом, богослужебное пение, будучи порождением монашеского подвига, не может быть познано вне истории русской монашеской жизни. Исходя из этого положения, вся история русского богослужебного пения, обусловленная историей русского монашества может быть разделена на три периода.

Первый период занимает промежуток времени от крещения Руси и становления монашества до монгольского нашествия, то есть продолжается с XI по XIII вв. Основным материалом для изучения богослужебного пения этого времени являются певческие рукописи, общее число которых за этот период не превышает трех-четырех десятков. Отличительной особенностью этих рукописей является то, что в мелодическом отношении они остаются немы для нас, ибо расшифровка ранних форм русского невменного письма как знаменного, так и кондакированного на сегодняшний день представляет собою нерешенную задачу. Однако палеографические, статистические и сравнительные исследования рукописей ХI-XIII вв. позволяют сделать вывод, что именно в этот период были заложены и достаточно развиты основополагающие фундаментальные принципы русской певческой письменности, попевочной техники и осмогласия. Целенаправленность и систематичность, с которой возникали эти специфически русские певческие памятники, заставляют предполагать наличие какого-то общерусского центра, где вырабатывались формы знаменной нотации и создавались первые ее образцы, распространявшиеся затем по всей Руси. Скорее всего таким центром являлась Киево-Печерская лавра или киевский Софийский собор. Значительное количество рукописей этого периода с очевидными признаками новгородского происхождения приводит к мысли, что подобным центром мог быть и Новгород.